Сентиментальные сказки для взрослых - Николай Викторович Колесников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что случилось, красавица? Может помочь тебе надо, так говори, не стесняйся, – спросил я.
Не оттого, что уж очень сильно захотел пообщаться или помочь. Нет, но не сидеть же в одном купе с плачущей девицей. Ещё подумают Бог знает что.
– Да, вот у меня замок сломался. Всё время заедает или совсем не держит. И как я теперь с этим чемоданом по Москве пойду? Под мышкой нести пробовала, так он не убирается!
– Ну, давай посмотрим, что с ним случилось
Я сел на лавку рядом с ней, положил чемодан на колени и достал свой швейцарский офицерский нож в замшевом чехле.
– Как интересно, – Оживилась она. – Это Ваш ножичек? А можно мне посмотреть?
– Ну, посмотри, только плакать перестань, пожалуйста.
Слезы мгновенно высохли, она вытащила из чехла перочинный ножик, со всевозможными штучками, и залюбовалась им.
– Сколько всего тут. Целый набор: и пилочка, и шильце, и отвертка.
– Вот она-то нам и потребуется. – Я сурово прервал её рассуждения и, вернув себе нож, открыл маленькую отвертку.
– Давай твой замок посмотрим. Тебя, кстати как зовут?
– Маша, Мария.
– Ну, а я Александром Степановичем буду. У тебя Маша в чемодане ничего запретного нет?
– Нет, что Вы.
– И дамские штучки сверху не лежат?
– Какие штучки?
Она вдруг густо покраснела и испуганно затараторила:
– Нет, нет, там и вещей-то всего одна рубаха.
– Ну, тогда я с Вашего позволения открываю.
Я поковырял отверткой в замке и открыл крышку чемодана. Кстати, тот еще был саквояж! Фибровый! Оклеенный изнутри зелёными обоями. Середина века, не иначе. У нас такие «балетками» называли, а почему так, я и сам не знаю.
Под крышкой лежало нечто похожее на кусок вышитого полотна.
– Можно посмотреть?
И не дожидаясь ответа, я достал сверток и развернул его. Это была вышитая мужская рубаха.
– Ого! Ты её, красавица, часом не в музее приобрела?
Поверьте, я знал, что говорил. Свой диплом историка не в переходе у метро приобрел. Да и краеведением в свое время увлекался и промыслами разными. У меня в руках была настоящая домотканая мужская рубаха и судя по фасону и вышивке, века так 14-того, не позднее. Именно такие рубахи одевали под латы наши мужики, когда на Мамая двигали. Вот только по качеству выделки и тонкости узоров, моя была не иначе как княжеская.
– Грех Вам такое говорить, Александр Степанович!
Да, я и сам уже видел, что грех. Ткань-то была новая! Словно вчера только сотканная! И нитки на вышивке и красители, хоть и натуральные, но сегодняшние, и уж точно не 14-го века.
– Ты прости меня, Машенька, но я думал, что эти технологии давно утеряны, и сегодня никто не сможет повторить это чудо. Кто это сделал? И ткань соткал и рубаху скроил? А вышивал кто? Ты понимаешь, что это 14-й век, не позднее.
– Не знаю, какой там век, но это мы с бабушкой сделали. Баба Оля сказала, что если кто своими руками рубаху для своего жениха сделает, и он её примет, то никогда он ту девушку…
Она вдруг снова густо покраснела, и продолжила как-то уж совсем тихо и невнятно:
– Не раз…. Ну, в общем, он с ней всегда будет. Эту рубаху я жениху везу. Ване, Ивану, то есть. Он у меня в Москве, на стройке работает.
И так гордо она это произнесла, словно был её парень Главным Московским Строителем.
– Ну, если, жениху, да на стройку, то прости ты меня, ради Бога. Просто трудно было поверить, что такое в наше время возможно. Давай договоримся, я сейчас замок твой подремонтирую, а ты мне всё, не спеша, расскажешь: и про себя, и про бабу Олю, и про Ванечку своего. Договорились?
– А зачем Вам это?
– Понимаешь, профессия у меня такая. Я журналист. И мне интересно, кто со мной в одном городе живет, и какой он человек – добрый или злой. Ты же в Орешкино живешь?
– Вообще-то я из деревни. Из Куделькино, знаете? Там у меня бабушка Оля осталась. А в Орешкино я в медучилище на фельдшера училась. В этом году окончила, теперь поеду домой. От нас недавно снова врач сбежал, не осталось там никого, а за стариками уход нужен. Вот я и согласилась в медпункте фельдшером поработать.
– Так это тебя баба Оля научила – и нить льняную прясть, и ткать, и вышивать, и шить?
– Да. Она знаете какая мастерица! Только старенькая стала теперь, еле-еле ходит.
Она продолжала что-то щебетать, но я, увлеченный работой, слушал уже невнимательно, в пол-уха.
– … у Вани, руки золотые, и он любую печку может сделать, даже камин сложить. К нему из самой Москвы заказчики приезжают, да в очереди ждут, пока он освободится. Вот и сейчас он у какого-то богатея нерусского под Москвой дом строит. Так что мне еще на электричке придётся до него добираться, а тут чемодан этот….
– Ну, у вас всё как в сказке: Ты – Марья-искусница, и Он – Мастер из Города мастеров. И любовь у вас, и разлука. А трудностей не боитесь, испытаний разных?
– А мы ничего не боимся: никакой работы и никаких трудностей. Ваня сказал, что всё в нашей жизни мы сами построим, своими руками сделаем.
– Дай-то Бог. А пока держи вот свой чемодан. Там пружинка совсем ослабла, так я её заклинил, может и выдержит. Но чемодан тебе придется новый покупать. Этому давно место в музее.
– Купим, обязательно купим. Завтра же и купим. Москва всё-таки, не Орешкино. Чего-чего, а чемоданов там уйма всяких. Спасибо Вам большое, дядя Саша.
…За что я люблю наш «пригородный поезд», так это за то, что прибывает он в Москву в раннее утро. Целый день впереди, и все можно успеть, все переделать. А посему на перрон Ярославского вокзала я вступил в самом наипрекраснейшем настроении. Вдохнул полной грудью московского воздуха, пахнувшего не только продуктами сгорания углеводородного топлива, а ещё и разбитыми надеждами, но всё равно – хорошо! Столица! И у меня тоже были свои планы, свои надежды на этот день.
– Дядя Саша! Это снова я! Помогите мне, пожалуйста! – Услышал я сзади знакомое щебетание.
Это моя попутчица пыталась как-то протащить свой драгоценный чемодан через тамбур и вагонную дверь.
– Давай сюда. Я принимаю. Как там замок? Держит?
И, накаркал. Замок, а вместе с ним и все мои ухищрения полетели к черту. Я едва успел подхватить на лету раскрывшийся чемодан.
Ну, надо же так. Прямо закон подлости. Если неприятностям суждено случиться, то они непременно
