Энн из Зелёных Крыш - Люси Мод Монтгомери

Не сказав ни слова, Энн неожиданно рухнула на колени перед изумленной миссис Рейчел и умоляюще простерла к ней руки.

– О, миссис Линд, я так раскаиваюсь, – произнесла она дрожащим голосом. – У меня нет слов, чтобы выразить всю глубину моего раскаяния, их не найдешь ни в одном словаре. Вам придется самой это домыслить. Я ужасно себя повела по отношению к вам и опозорила дорогих Мариллу и Мэтью, позволивших мне остаться в Зеленых Крышах, хоть я и не мальчик. Я испорченная и неблагодарная девочка, заслуживающая строгого наказания и изгнания из общества достойных людей. Как я могла впасть в гнев – ведь вы сказали чистую правду? Каждое ваше слово было справедливым. У меня действительно рыжие волосы, я костлявая, уродливая и вся в веснушках. Я тоже сказала вам правду, но я не должна была ее говорить. О, миссис Линд, пожалуйста, простите меня. Если вы этого не сделаете, я буду скорбеть всю жизнь. Вы ведь простите бедную сиротку, пусть и со скверным характером? Уверена, что простите. Скажите, что это так, миссис Линд.

Энн сложила руки и склонила голосу в ожидании приговора.

Сомнений не было – речь была пронизана искренностью. И Марилла, и миссис Линд это почувствовали. Но что-то подсказывало Марилле, что Энн упивается признанием своей ничтожности и наслаждается тщательной продуманностью такого самоуничижения. В чем тогда смысл придуманного Мариллой наказания, которым она гордилась? Энн превратила его в удовольствие.

Простодушная миссис Линд, не обладающая проницательностью, ничего не заметила. Она считала, что Энн чистосердечно признает свою вину и приносит извинения, и ее, не лишенное доброты, сердце растаяло.

– Встань же, дитя мое, – сердечно произнесла она. – Конечно, я тебя прощаю. Я сама была слишком резка с тобой. Но такой уж я прямолинейный человек. Ты просто не должна на меня обижаться. Твои волосы действительно ярко-рыжие, но я знала одну девочку – мою школьную подругу, кстати, – чьи волосы были того же цветы, что и у тебя, но с возрастом они потемнели и приобрели красивый каштановый оттенок. И я нисколько не удивлюсь, если с тобой произойдет то же самое.

– О, миссис Линд! – Энн глубоко вздохнула и поднялась на ноги. – Вы подарили мне надежду. Я буду всегда считать вас моей благодетельницей. Я готова все вынести – только бы знать, что в будущем мои волосы будут приятного каштанового цвета. Насколько проще быть хорошей, если у тебя красивые каштановые волосы, правда? Скажите, можно мне, пока вы разговариваете с Мариллой, посидеть у вас в саду на скамейке под яблоней? Там мечты будут рождаться сами собой!

– Конечно, дитя. Беги! И, если хочешь, можешь собрать букет нарциссов в дальнем углу сада.

Как только дверь за Энн закрылась, миссис Линд поднялась, чтобы зажечь лампу.

– Да, она действительно необычный ребенок. Сядь лучше на этот стул, Марилла, – он удобнее. А тот я держу для наемных рабочих. Странная девочка, но есть в ней что-то притягательное. Теперь меня не удивляет, что вы с Мэтью решили ее оставить. Я не осуждаю вас. Она может вырасти хорошей девочкой. Конечно, выражается она довольно странно… немного возбужденно, что ли, но это пройдет – теперь она будет жить среди воспитанных людей. Еще эта вспыльчивость… Утешает то, что вспыльчивые люди быстро остывают и не бывают хитрыми или коварными. Храни Господь от хитрых детей. Так что, Марилла, девочка мне скорее понравилась.

Когда Марилла собралась домой, Энн вышла из ароматных сумерек сада с букетом белых нарциссов в руках.

– Я хорошо извинилась, правда? – гордо сообщила она. – Я решила, раз уж на то пошло, сделаю это по высшему классу.

– Да, ты все сделала правильно, – ответила Марилла.

Она сердилась на себя за то, что при воспоминании об этом извинении ей хотелось рассмеяться. Казалось, следовало бы отругать Энн за хитрость, но это будет смешно выглядеть! Марилла успокоила свою совесть тем, что строго сказала:

– Надеюсь, тебе больше не придется прибегать к извинениям. Надо учиться контролировать себя, Энн.

– Это было бы нетрудно, если б люди не обсуждали мою внешность, – сказала Энн со вздохом. – Остальное меня не так беспокоит, но от разговоров о цвете моих волос я просто устала и сразу начинаю кипятиться. Как вы думаете, со временем мои волосы действительно станут красивого каштанового цвета?

– Ты слишком много внимания уделяешь своей внешности, Энн. Боюсь, ты очень тщеславная девочка.

– Как я могу быть тщеславной, зная, что я некрасивая? – запротестовала Энн. – Я люблю все красивое, поэтому ненавижу смотреться в зеркало и видеть уродливое отражение. Мне становится очень грустно – так всегда бывает, когда я смотрю на безобразную вещь. Ее всегда жалко.

– Тот хорош, кто для дела гож, – процитировала Марилла пословицу.

– Мне такое уже говорили, но у меня есть некоторые сомнения, – скептически заметила Энн, нюхая нарциссы. – Как сладко пахнут эти цветы! Как мило, что миссис Линд разрешила их собрать. У меня не осталось к миссис Линд никаких недобрых чувств. Когда тебя прощают, на душе становится легко, не так ли? Как ярко сегодня светят звезды! Если представить, что на звездах живут люди, какую вы выберете? Я – вон ту, яркую и большую, прямо над темным холмом.

– Энн, помолчи, – попросила Марилла, уставшая следить за скачками мыслей Энн.

Девочка замолчала и хранила молчание, пока они не свернули на тропу, ведущую к дому. Их лица обвевал легкий ветерок, напоенный пряным ароматом мокрых от росы папоротников. Вдали в сумраке деревьев весело светилось окно кухни в Зеленых Крышах. Энн вдруг прижалась к Марилле, и ее ручонка скользнула в жесткую ладонь женщины.

– Как приятно знать, что ты возвращаешься в свой дом, – сказала она. – Я уже полюбила Зеленые Крыши, полюбила так, как прежде не любила ни одно место. Нигде я не чувствовала себя дома. О, Марилла, я так счастлива! Я могла бы начать молиться прямо сейчас, и мне не было бы трудно.

От ощущения маленькой руки в ладони сердце Мариллы наполнило приятное тепло – чувство материнства, которого ей, возможно, в жизни не хватало. Это непривычное и сладостное чувство ее испугало. Она постаралась вернуть себя в прежнее состояние, прибегнув к привычной морали.

– Если будешь хорошей девочкой, Энн, то всегда будешь счастлива. И тебе не будет трудно читать молитвы.

– Читать молитвы не то же самое, что молиться, – раздумчиво сказала Энн. – Я собираюсь вообразить себя ветром, колышущим верхушки деревьев, а устав, спущусь и нежно пробегусь по папоротникам, потом полечу в сад