Ричард Длинные Руки – эрцфюрст - Гай Орловский

Он взглянул на меня искоса и с осторожным любопытством.

– Ваше высочество… это граничит с ересью.

– Я паладин, – ответил я сурово. – И всецело предан Господу и церкви. И целиком и полностью разделяю их догматы! Конечно, не все, не во всем, да и те, что разделяю – с оговорками, но это не отменяет того, что действую во славу Господа Милостивого и Милосердного. Ну, как я его понимаю.

Он перекрестился и ответил смиренно:

– Да, понимают не все одинаково, в этом залог развития христианства. А что я должен делать?

– У меня несколько научно-исследовательских центров, – сообщил я. – В них трудятся маги, колдуны, алхимики… и вообще. Нет, не в Геннегау, увы. Есть в Гандерсгейме, есть в Амальфи, есть и в других местах… Надо бы как-то упорядочить, скоординировать деятельность, обмен опытом и результатами экспериментов… Отсеять тех, кто ищет философский камень и эликсир вечной молодости. Нет, сперва попробовать переориентировать на более скучные, но достижимые задачи, а если не получится, то… отсеять. Отец Дитрих уже давно никого не сжигал, как бы с него сан великого инквизитора не сняли!

Он кивнул, лицо стало деловитым.

– Да, отцу Дитриху надо помочь с материалом. А то от него, как архиепископа, ожидают усиления деятельности, а он все собор украшает!

– На костер можно подкинуть ему всех астрологов, – сказал я, – гороскопщиков, оракулов, бабковангателей и глобей, этих сразу без суда, и так все ясно. С ведьмами будем разбираться в индивидуальном порядке…

– Да, – согласился он. – С ведьмами… да. Особенно с молодыми.

– А что с молодыми? – спросил я.

– Молодых можно исправить, – пояснил он с заминкой. – Молодые… они ж всему учатся! Можно переучить на полезное.

– Я составлю список, – пообещал я. – Не ведьм, а стихийно возникших с моей помощью высших научных центров начального уровня. Потом определим ряд задач для исследований. Часть сразу будем финансировать в полной мере, другие только после значимых результатов… Гранды буду выделять сам, но вы готовьте перечень наиболее перспективных направлений.

На поле то и дело раздаются лязг и грохот, справа визжит и хлопает в ладошки Розамунда, со всех сторон крики, хохот, возмущенные вопли, радостные кличи, но отец Тибериус все воспринимает стоически, как настоящий ученый, нечего и мне ждать каких-то особых условий для работы.

Это и называется жить в обществе.

Глава 14

За окном звездная ночь, пронеслось нечто хвостатое, а между железными прутьями проскользнул толстенький дракончик, чуть крупнее воробья, и уставился на меня большими выпуклыми глазами.

Я сказал вяло:

– Вон там на столе поклюй.

Он нерешительно потоптался на месте, часто перебирая короткими лапками, но, видать, проголодался здорово: быстро спикировал на стол, ухватил остаток недоеденной булки и торопливо вернулся, а уже там, когда справа и слева металл решетки, принялся торопливо лопать.

Все-таки птицы их почти вытеснили из дневной части суток, только ночью и могут что-то перехватить, но скоро, видимо, совсем исчезнут.

Я сам стащил сапоги и брякнулся на ложе. Сладкая усталость прокатилась по телу волной от пяток к голове и обратно, приятное ощущение, а потом, как помню, начнет покидать мою тушу, словно по капле просачиваясь в постель.

Мысли вернулись к обустройству научных центров, начал сладко проваливаться в сон, как вдруг дверь тихонько приоткрылась, в щель брызнула струя света из коридора.

Моя рука моментально ухватила меч у изголовья, но в покои вошла Розамунда в плаще с откинутым капюшоном, отблески огня настенного светильника заиграли в ее золотых волосах.

Она уверенно приблизилась к моему ложу, руки ее поднялись к горлу, там щелкнула застежка, и плащ тяжелой грудой рухнул на пол.

Она вышла из него, обнаженная и чистенькая, я видел страх в ее лице, глаза расширены, а губы дрожат, поспешно вскочил и, ухватив одеяло, укрыл ее, держа в объятиях, чтобы оно не свалилось.

– Леди Розамунда!

– Это моя последняя ночь в Геннегау, – прошептала она. – Завтра выберут королеву турнира, я уступлю ей трон и сразу уеду.

– Но… – сказал я тупо.

Она шепнула мне в ухо:

– Мне дарить имения не нужно… Просто уложите меня рядом с собой. Просто рядом, не обязательно под себя.

Чуточку обалделый, я взял ее в одеяле, такую дюймовочку легко поднимет и совсем плюгавенький, отнес к постели, бережно уложил и лег рядом.

Она тут же развернула одеяло, укрыла и меня, я расслабил плечо, когда она опустила туда голову.

Некоторое время мы молчали, наконец она прошептала:

– Спасибо, что не прогнали…

– Надо бы, – буркнул я, – но… как? В этой ситуации как-то не весьма зело.

Она улыбнулась.

– Я на это и рассчитывала. Вы человек благородный и не станете позорить бедную девушку.

Я сказал твердо:

– Но я не дам себя насиловать!

– Вот как? – спросила она. – Будете кричать? Звать на помощь?

– Не знаю, – признался я. – Разве что попробовать отбиваться?

– От меня не отобьетесь, – прошептала она. – Начало схватки уже проиграли.

– Да, – признался я со вздохом. – Ладно, насилуйте по праву победительницы. Это у вас такой девичник, да?

– Что такое девичник?

– Ну… выпускной вечер, – объяснил я. – Когда девочки, после школы… ну, конфирмации, выпускного, они считаются уже девушками и вступают в ранг взрослых, вот тут-то и начинают беситься напропалую…

Она вздохнула.

– Вы прям сказки рассказываете. Нет, это я сама… А почему напоследок не сделать что-то сумасшедшее? Завтра начнется совсем другая жизнь… семейная, скучная, добропорядочная и правильная.

Ее ресницы то и дело щекочут мне грудь, я пробовал сдерживать нарастающий жар в теле, но получается так, что просто не получается, а еще она и ногу закинула мне на живот, чуть ли не на грудь, я сам поймал себя на том, что прижимаю крепче, потом начал поглаживать, прошелся кончиками пальцев по зонам на спине, медленно и осторожно разминал ее всю, почему-то фригидную, пугливо застывшую, сердечко колотится в моей ладони, словно у пойманного воробышка…

– Розамунда, – шепнул я, – что-то не так?

Она ответила совсем шепотом:

– Все так… не обращайте внимания…

Была бы служанкой, мелькнуло в голове, не обращал бы, а так все-таки нужно сперва малость ритуальных танцев. Потому в конце концов аристократки повыведутся, вытесненные доступностью и неприхотливостью служанок.

Я лежал навзничь, под сводами в темноте что-то шелестит, но над кроватью полог, не видно, даже если летучая мышь и брякнется сдуру. За окном иногда слабо поблескивает багровый свет зарниц да все так же заглядывают любопытные звезды.

Розамунда лежит рядом, вся скукожилась в комок, но голову снова положила мне на плечо, уже мокрое от ее соленых слез. Всплакнула коротко, успев ужаснуться внезапности всего, что стряслось, пережив боль и восторг, теперь тихая, как мышь, снова скребет ресницами плечо.

Я рассеянно погладил пышные волосы.

– Леди Розамунда…

– Да, ваше высочество?

– Почему, – сказал я с упреком, – вы тогда соврали, что не девственница?

Она прошептала виновато:

– Сильно испачкала вам простыни?.. Я слышала, вы человек чести, потому не станете…

– Еще бы, – буркнул я. – Нехорошо получилось.

– Хорошо, – возразила она тихохонько. – Вы ни при чем, это я обманула.

– Но… зачем?

Она сказала грустным шепотом:

– Если скажу правду, загордитесь. Потому совру, женщина имеет право врать в порядке самозащиты. Мы слабые, не знали?.. Я еще полежу с вами немного, понежусь, а потом уйду.

Она заснула в моих объятиях, а когда забрезжил рассвет, я с нежностью всматривался в ее похудевшее за ночь лицо, осторожно поцеловал в щеку.

Ее ресницы затрепетали, поднялись, глаза еще сонные, спросила испуганным голосом:

– Что?.. Я задремала?

– Еще как, – сообщил я ласково. – И лягалась, и сопела, и хрюкала… Доброе утро, милая.

Она в испуге огляделась.

– Утро?.. Откуда утро? Почему утро?

– Это не я, – заверил я. – Пробовал, но не могу заставить солнце восходить по своей воле. Петух может, а я вот нет. Пока еще.

Она начала торопливо выкарабкиваться из постели, подхватила плащ, я помог ей застегнуть застежку. По хлопку ладоней появился молчаливый Хрурт, кивнул, отвечая на мой взгляд, дескать, дорога свободна, никто не увидит, как леди выходит из спальни моего высочества.

В коридоре их уже поджидает верный Ульман, этот сообщил, что дорога свободна до самых покоев леди Розамунды. Втроем удалились, а из комнаты личной охраны молча вышли Переальд и Айсватер, не менее доверенные телохранители, неспешно заняли их места.

Я перешел из спальни в спальные покои, там уже несколько придворных, что допущены к одеванию моей персоны, терпеливо выслушивал новости и позволил одеть себя и даже обуть.

Заключительные бои начнутся в полдень, однако народ стягивается к ристалищу с утра, спеша занять места поближе к арене. Лотошники пользуются возможностью торговать горячими пирогами, вином и прочей снедью, некоторые рыцари уже разминаются на поле, другие только выехали из города, а приехавшие из других земель пока еще спят в шатрах вблизи ристалища.