Штрафники 2017. Мы будем на этой войне - Дмитрий Дашко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повешенный захрипел и задергал ногами.
кто-то из штрафников гнусавенько затянул:
– Калинка, калинка, калинка моя! В саду ягода калинка, малинка моя!
Вокруг довольно посмеивались.
Гусев со своим заместителем и с командирами отделений возвращался от ротного. Навстречу им попался Митяй – блатной, корешок Циркача.
Он развязно обратился к Гусеву:
– Слышь, начальник, там твои воины-освободители опóзера повесили.
Гусев, мысленно занятый нарезанными ротным задачами, понял не сразу.
– Как повесили? – спросил он.
Митяй, явно изображая киношного фрица, произнес на ломаном русском:
– Зо голюва.
Павел досадливо чертыхнулся:
– Где он?
– Где «мазута» своих дур попрятала, – ответил блатной и пошел к остальным уголовникам.
Те пристроились за столом на тесной, усыпанной мусором и покрытой пылью кухоньке. Там они резались в карты, демонстративно не обращая внимания на творившееся вокруг. Играть урки могли до бесконечности. Вторым развлечением было пыхание анашой – где они ее добывали, для Павла оставалось сущей загадкой.
Пока что он их не трогал – блатные хоть и держались в тесном мирке, никого туда не допуская, но на приказы открыто не забивали. Заслуга в этом, скорее, принадлежала ротному: Никулишин умел держать самых строптивых в узде.
Гусев и его заместители направились к танкистам.
В тесном дворике, окруженном со всех сторон полуразрушенными от обстрелов панельными пятиэтажками, укрылись два «Т-80».
На стволе одного висел приговоренный.
Вокруг никого.
Подойдя ближе, они увидели вытаращенные и уже остекленевшие глаза несчастного, вывалившийся язык, упавшую на правое плечо голову, веревочную петлю, затянутую на тонкой шее, залитые мочой штаны. Такое с повешенными случается почти всегда – мочевой пузырь расслабляется… Ну, да мертвые сраму не имут.
Гусев зло постучал прикладом по броне.
Никто не ответил, зато из подъезда пятиэтажки на шум вышел танкист.
– Че за херня?! – раздраженно спросил Павел. – Как допустил?!
– Я пытался, да кто б меня послушал! – спокойно отозвался танкист. – Эти архаровцы могли и меня за компанию подвесить. Только мне не этого опóзера жалко, а танк – вот учудили твои мудаки, а! Нашли, бля, виселицу.
– Снимай, – хмуро бросил Гусев.
– Хрена лысого! Твои повесили, пусть они и снимают, – парировал танкист и развернулся.
– Подсадите, мужики, – обратился Павел к своим и раздраженно глянул в спину уходящему.
Его подхватили, приподняли. Гусев перерезал веревку.
Труп стукнулся головой о бетонную плиту, давным-давно брошенную строителями, почти вросшую в землю. Глухой звук неприятно резанул по нервам.
– Ну и что теперь делать? – спросил Гусев. – Расстрелять зачинщиков? Ведь они, козлы, самосуд устроили.
– Погодь, командир, не пори горячку, – посоветовал один из комодов. – Но на будущее орлов наших стоит предупредить: еще раз – и к стенке.
– В особый отдел надо докладывать, – вздохнул Павел. – Вони будет…
– Доложить нужно, – согласились с ним. – Хотя особист один хрен уже все знает.
– То-то и оно. Натворили делов… млин!
На общем построении Гусев предупредил: виновных в самосуде будет передавать в особый отдел. Пусть там решают.
– А еще лучше, – сказал он, – сам грохну, без суда и следствия. Мы хоть и штрафники, но не беспредельщики. Сорвался в бою – так и быть, понять можно, но после – не вздумай! Здесь не махновщина, не грабь-армия.
Штрафники – небритые, грязные и расхристанные, изобразившие подобие строя, слушали его с отсутствующим видом.
И Павел понимал их натянутое молчание. Ходящих по узкому лезвию между жизнью и смертью уже ничем не проймешь. Не боятся они, и плевать им на все.
Более того, сам вдруг ощутил неискренность своих слов, когда вспомнил расстрелянных пленных у блокпоста. Война, подлюка, и не такое с людьми делает.
– Разойдись, – скомандовал Гусев.
Когда бойцы расходились по сторонам, случайно приметил подозрительно распухшие губы у Чечелева.
Того уже успели во взводе окрестить Студентом.
– Что с лицом? – спросил Павел, прекрасно понимая: боец огреб от кого-то, и наверняка за вздорный характер.
– Упал, – хмуро ответил Чечелев.
– И долго падал? – насмешливо уточнил Гусев.
– Минут пять.
– Пять минут – немного. Будешь жить.
Лишь вечером Гусев выяснил посредством слухов и разговоров, что огреб Студент в ссоре с Боксером – еще одним штрафником, скорым на расправу. Результатом их размолвки стала потеря Чечелевым двух верхних и трех нижних зубов.
Теперь, зная Студента, приходилось опасаться еще и за жизнь Боксера.
«Впрочем, что за нее опасаться? – устало думал Павел, оставшийся один и решивший прикорнуть, пока есть возможность. – Рано или поздно каждый получит свою плюху от этой войны».
Гусев в этом ни капли не сомневался.
Глава XII
Студент
Леха Чечелев оканчивал четвертый курс юридического факультета Сибирского федерального университета. Учился так себе – с троек на редкие четверки, лекции прогуливал, сессии сдавал не с первого раза и со страшным скрипом. Знаний, правда, в голове не прибавлялось.
Спроси Леху, каким чудом его занесло на юрфак, он и сам бы не смог объяснить толком. Ему персонально юриспруденция никаким боком не вертелась. Предки настояли. Мол, иди, будешь всегда с куском хлеба. А случись что – нам поможешь или другим работягам.
Ну он и пошел. На платное отделение. Кто бы его на бюджетное взял, троечника? Родители-то от сохи, что называется. Никакого блата.
Благо отец бульдозеристом на северных вахтах хорошо зарабатывал: и на оплату универа хватало, и на жизнь семье из трех человек оставалось.
Мать, как и батяня, тоже выше ПТУ не прыгнула. Почти сразу после окончания «фазанки» [17] познакомилась с будущим отцом Леши. Тот только-только из армии пришел.
Дальше все как обычно: шуры-муры, беременность, быстрая свадьба по этой причине, а потом – рождение Лешеньки, быт семейной жизни, работа поваром в ресторане средней руки… Какое там дальнейшее образование! Да, в общем-то, и особого стремления к этому никогда не возникало.
А вот Лешку решили выучить, в люди вывести.
Эх! Если бы они знали, что их сыну, будущему юристу Алексею Владимировичу Чечелеву, плевать на этот диплом с высокой колокольни. Не хочет он быть юристом. И вообще, наивные малообразованные предки почему-то уверены, что ему предстоит защищать интересы работяг. Ага! Как же! Интересы работодателя ему защищать придется. Он деньги платит, он и музыку заказывает.
Кстати, работу юристом еще найти надо. Нынче правоведов расплодилось, что блох на барбоске. Даже если и устроишься, какая зарплата у неопытного выпускника? Смех один. Папаня на своем бульдозере в разы больше получает, чего говорить о состоятельных людях или о чиновниках. Те вовсе деньгу лопатой гребут. С откатов так поднимаются – ни одному олигарху не снилось.
Можно, конечно, юридическую консультацию свою открыть, да опыта нет, связей наработанных, со знаниями напряг. И потом, где гарантия, что в эту консультацию народ со своими проблемами ломиться станет? Других консультаций и адвокатских контор мало, что ли? Прогоришь в два счета.
Леху нередко донимали мысли о том, чем же таким заниматься по жизни, чтобы при деньгах всегда быть? А хер его знает! В идеале – ничем, и чтоб лавэ всегда было, по клубам тусоваться, девчонок снимать. Вот это жизнь! Тачка для этого нужна своя, чтобы пацанам на хвост не падать, от них не зависеть. Куда хочу, туда и кручу.
Батя, жадина, свою машину не дает. На Севере этом дурацком прописался, можно сказать. Дома почти не бывает. Закрыл тачку в гараже. Ключи – и от гаража, и от машины, хрен знает где. Конспиратор хренов!
Леха все перерыл в квартире, но так и не нашел. Не будешь же дверь в гараж ломать! Это уж в натуре чересчур. Да и чем машину заводить? Замок зажигания тоже ломать? Опять же, документов на машину нет. В общем, отпадал этот вариант полюбасу.
Где же столько бабла взять, чтобы на все хватало? Вон, деньги как дешевеют! Страна летит все глубже и глубже, лавэ нужно все больше и больше.
По России уже гуляла вакханалия беспорядков, заставляя тревожно сжиматься душу в ожидании еще бóльших бед.
Леха даже ящик смотреть перестал. Так, изредка новости глянет вполглаза, а там одно да потому же! Все выпуски всегда начинались с политического блока, лишний раз давая понять простым гражданам, что со стабильной, прозрачной политикой в стране, с согласием между непримиримыми оппонентами в высших эшелонах власти – дело швах. Без крови, и немалой, уже вряд ли обойдется.
Нередко по ночам, да и днем тоже, на улицах гремели выстрелы. Невесть откуда бравшееся у граждан неучтенное оружие без дела не лежало. Мать Леху на улицу боялась отпускать.
А тут еще и слово «дефицит», казалось, давным-давно позабытое, вспомнить пришлось. Китаезы свинью подложили! Чего-то там промеж собой не поделили, и привет – накрылась самая большая в мире фабрика самым большим в мире тазом.