Долгая дорога домой (Темный охотник - 2) - Антон Лисицын

Примерно через час мы отправляемся дальше. Наш караван увеличился на двух лошадей, лично я разжился парой кошелей и кое-какой ювелиркой, снятой с трупов. Да и коллекция сабель пополнилась. Вот так и становятся мародерами!

В этот день, по моим прикидкам, мы прошли гораздо больше. Вот и польза заводных коней, да и рощицы встречаются все чаще.

После ужина решаю заняться оружием и шкатулкой.

Вот за что люблю наших конструкторов оружия, так это за простоту и нелюбовь к мелким деталям механизмов! Особенно это ценно сейчас, когда мелкая моторика не очень. Почистил, смазал, готово! Набиваю барабан патронами и убираю обрез в кобуру.

Теперь шкатулка. По привычке провожу ладонью над крышкой. Ого, а содержимое еще как фонит в магическом диапазоне! Пробую открыть, не получается.

Подсовываю лезвие траншейника под крышку и выламываю замок. Вон и он… Полная безвкусица и не функциональность! Ножны украшены россыпью мелких самоцветов, литая рукоять из золота, в нее инкрустированы два нужных мне камня.

Кот подходит, обнюхивает кинжал и громко чихает.

– Это точно. Игрушка! – достаю и начинаю крутить в руках трофей.

Неспешно начинаю выдвигать клинок из ножен, и поражено замираю. Сталь с голубоватым отблеском. Где-то я видел подобное. Обоюдоострый клинок в полторы ладони, с четким долом. Рукоять неудобная – золотая, украшенная камешками, в общем, парадно-дворцовая, а не боевая. Проверяю остроту лезвия на ногте. Затем начинаю строгать толстую ветку. Как по маслу! Снова проверяю клинок – ни капли не затупился. Резко бью им плашмя о чурбачок. Раздается мелодичный звон, лезвие не переламывается. Узора характерного для булата нет, цвет тоже странный. Был не прав, неплохая вещица.

На дне шкатулки лежат какие-то запечатанные сургучом с печатью свитки и письма. Пусть царь всея Руси с ними разбирается, мне-то, зачем эта информация? Но с пленником надо пообщаться, разумеется, на тему кинжала.

– Рыцарь, а рыцарь, ответь мне, – вынимаю у него кляп изо рта, – зачем тебе нужен был этот кинжал?

– Это подарок наместника, в знак дружбы, – хрипло произносит он.

– Скромный какой-то подарок, цена ему – деревушка. Для магистра это слишком мелко, тогда зачем он тебе?

– Я правду сказал! Клянусь рыцарской честью!

– Вы свою честь давно променяли на золотого тельца, – качаю головой, – или ты говоришь правду, или я начинаю резать тебя на куски.

– Это просто подарок!

Взвешиваю траншейник в руке и подхожу вплотную к рыцарю.

– Ты что, правда, будешь его резать?! – влезает Василиса.

– Это тебя не касается, не мешай взрослым дядям общаться!

– Это не по-христиански! Так нельзя! Он же не басурманин!

Мало того, что фанатик, так еще гуманистка и идеалистка! И это в 16 веке! Дурдом на прогулке! Да и логика убивает, значит, басурман резать можно, а рыцарей и остальных нет, дурость какая-то. Резко вбиваю клинок в дерево, в миллиметре от уха рыцаря. Он вздрагивает и косится на рукоять.

– Будешь говорить?

Мужчина хранит гордое молчание.

– Значит, буду отрезать по кусочку пальца, пока не заговоришь!

– Стой! Я скажу! – кричит он, после того как я рассекаю ему кожу на указательном пальце в районе первого сустава.

– Начинай, я внимательно слушаю.

– Это Генрих! Он нашел и рассказал магистру легенду о волхве и его посохе!

– Что за Генрих? Ты знаешь эту легенду?

– Чародей, он многое может, – тихо поясняет рыцарь. – Волхв не хотел, чтобы идолов рубили и сжигали, он хотел уничтожить вашего князя!

– Что было дальше?

– Его посох был могущественным оружием. Волхв, в своей лютой злобе, поклялся уничтожить всех, кто отринул старых богов, – голос мужчины опускается до едва различимого шепота. – Оставшиеся волхвы не смогли его убить, поэтому заключили в страшную темницу до скончания времен, а посох разделить на части.

Хм, веселый у меня знакомый. Я и раньше не хотел отдавать ему посох, а уж после этой легенды, вообще нет желания делать это.

– За остальными частями кто-нибудь поехал?! – вздергиваю его на ноги, спиной вдавливая в ствол дерева.

– Я не знаю, честно не знаю! Мне приказали достать кинжал и заключить союз!

Разжимаю руки, и рыцарь сползает вниз. Надо спешить тогда, но сначала стереть из памяти рыцаря эту легенду и то, что у него была часть артефакта…

В задумчивости раскуриваю трубку. Почему все мои путешествия, мало того, что некомфортные, так еще напоминают дикую гонку с препятствиями?! И что же теперь делать? Если этот волхв действительно поклялся, то, вернув ему посох, я практически собственноручно уничтожу свой народ. И почему раньше не понял, что дело-то с душком?

Что-то от такой новости снова все разболелось! Выбиваю и убираю трубку. После медитации, ложусь спать.

Выезжаем рано, периодически подгоняя коней.

– Лис! Куда ты так торопишься? – окликает меня девчушка. – За нами же никто не гонится!

– «Птичка» кое-что интересное рассказала, – неохотно отвечаю ей. – У меня меньше времени, чем я рассчитывал.

Поворачиваю голову и успеваю увидеть ее кивок. И зачем было спрашивать?

После полудня восьмого дня, замечаю вдалеке холм, по окружности которого вздымается земляной вал. Перед ним возвышается сторожевая вышка. Казаки! Похоже что это перевалочный пункт – отбиться с такими укреплениями можно лишь от небольшого отряда.

– Помнишь свою клятву? – интересуюсь у Василисы.

– Да, Лис. Спасибо тебе, что спас меня.

– Будем считать, что твое молчание это моя благодарность, – улыбаюсь уголками губ.

Торквемада мяукает из-за пазухи. И пойми, что он этим хотел сказать!

– Поехали быстрее! – говорю девчушке, и несильно бью лошадке под ребра.

Осталось метров пятьсот. Набрасываю иллюзию на лицо и с трудом сдерживаю болезненный стон. Надо отдохнуть и полностью вылечиться, только некогда. Хотя такое же стало привычным…

– Стой! Кто такие? – раздается окрик, когда мы подъезжаем на расстоянии полета стрелы до стены.

– Странник. Вот девчушку выручил, Василиса-знахарка, может, слыхал? отбрасываю капюшон. – Говорит, что из ваших.

– Вроде похожа на дочку атаманову. Да только давно она пропала, – с сомнением произносит он. – А кто третий?

– «Птичку» певчую поймал, заслушаешься ее песен. Ценная, думаю, наш государь по-царски за нее наградит.

– Ладно, подъезжайте – пусть кошевой с вами разбирается.

– Поехали, – говорю, повернув голову к девчушке.

– Как… почему… – сбивчиво начинает она.

М-да, какая впечатлительная особа. Потираю подбородок, о, коротенькая бородка уже отросла. Побриться или все же вернуться к привычной эспаньолке в стиле Генриха IV?

Ворота со скрипом распахнулись. Внутри нас ждала тройка обритых наголо мужчин с роскошными усами. А где характерные чубы? Одеты в зипуны, на поясах сабли.

– Дядя Ваня! – кричит девчушка, спрыгивает с коня и подбегает к одному из мужчин.

– Василиска! – он прижимает ее к груди. – Жива! А то мать все рыдает, а у отца седины прибавилось! Как ты спаслась?

– Никак, – подъезжаю к ним. – Это моя заслуга, я в Азов по делам заезжал…

– А ты кем будешь? Служивый али как?

– А какая разница? – улыбаюсь уголками губ. – С Дона выдачи нет!

– Это да, – местный голова опускает руку на оголовье сабли, – но все же – кто ты такой?!

– Странник, можешь Лисом называть, – спускаюсь с седла. – Девчушку доставил и заодно «птичку» привез, вы уж ее царю доставьте. А кто ты?

– Кошевой я тут, Георгием родители назвали. Что за «птичка»?

– Лыцарь, из Европы. Магистры с Крымским ханством побрататься хотят.

– А не брешешь? – влезает в разговор один из спутников головы.

– Собаки брешут, а я говорю, запомнил? – сжимаю рукоять чекана.

– Николай, успокойся, – произносит кошевой. – Ну а ты чем докажешь, что правду сказываешь?

– Есть письма и свитки, да и допросить можно этого рыцаря, – пожимаю плечами.

– У нас остановишься? – переходит на новую тему он.

– Лучше двинусь дальше. Правда, если коней поменяете и припасами поделитесь.

– Сегодня никак, – качает казак головой, – надо спасение Василисы отпраздновать, да и щебетанье твоей «птички» послушать.

– И долго ее песни слушать будете?

– Послезавтра снаряжу в дорогу как князя, любо? – притопывает он ногой, одетой в сапог из качественной коричневой кожи.

– Любо, – киваю и слегка расслабляюсь, – как князя не надо, а вот как казака в поход можно.

– Любо! – кошевой хлопает меня по плечу. – Пойдем чарку-другую для сугрева выпьем! Лошадей тут оставь, озаботятся о них…

Моя голова… Я читал, что зимой казаки «зипуны пропивают», но не думал, что они столько пьют! Но должен признать, делают это организовано – пока часть напивается до состояния не стояния, другая несет караульную службу на стенах.