ОТДАЙ СВОЕ СЕРДЦЕ - Валерий Роньшин

А Гвоздь продолжил:

— На мой запрос с того света пришла шифровка: Екатерина Нестерова и Агафон Купоросов в данный момент на местах отсутствуют. А раз их в загробном мире нет, значит, они здесь. Логично?..

— Они еще в инфернальном мире могут быть, — блеснул Самокатов своими познаниями в оккультизме.

— Мы и туда запрос посылали.

— У вас и там кадровые агенты?! — вновь поразился Генка.

— У ФСБ, парень, везде своя агентура имеется, — горделиво подкрутил усы майор Гвоздь.

— Ни фига себе, — только и оставалось сказать Самокатову.

Буря между тем миновала. На небе снова сияло солнце.

Гвоздь ловким щелчком послал окурок в разбитое окно.

— Жора!

— Я!

— Вставишь стекло и починишь дверь.

— Есть! — козырнул Кипятков.

Майор взглянул на Генку.

— А мы с тобой, парень, прокатимся к директору. Пора его вывести на чистую воду.

Глава XVIII

ДВЕ ТЕНИ

— Петр Трофимыч, — спросил Самокатов, когда они уже подъезжали на фээсбэшной «бээмвэшке» к школе, — а как вы будете выводить Купоросова на чистую воду?

— Элементарно, парень. У призраков же две тени… — Гвоздь лихо свернул в школьный дворик и затормозил. — Выходим. Наша остановка…

— Директор у себя? — осведомился майор у секретарши.

— У себя, — ответила секретарша. — А вы, простите, кто?

Гвоздь сунул ей под нос потрепанное удостоверение.

— Служба безопасности.

— А… — начала секретарша.

Но майор уже скрылся в кабинете директора. А вслед за ним скрылся и Генка.

Директор школы, сидя за столом, просматривал какие-то бумаги. Увидев посетителей, он громко позвал:

— Татьяна!

Явилась секретарша.

— Да, Агафон Евлампиевич?

— Я же просил не пускать сегодня ко мне родителей.

— А это не родитель, — растерянно произнесла девушка.

— Так точно, — подтвердил Гвоздь. — Я сотрудник ФСБ.

Купоросов заметно напрягся.

— Ступай, Таня, — отослал он секретаршу.

Та вышла.

— Я вас слушаю… э-э… извините, как ваше имя-отчество?

— Петр Трофимыч.

— Я вас слушаю, Петр Трофимыч.

— Это я вас слушаю, Агафон Евлампиевич, — с усмешкой подкрутил Гвоздь правый ус.

— Простите, не понял?

— А ты все такой же, Агафон. Помнишь, как жандарм тебя в участок поволок, а ты ему и говоришь: «Простите, не понял».

Купоросов недоуменно пожал плечами.

— Какой жандарм?.. Вы это о чем?

— Вот-вот, — продолжал Гвоздь. — А когда судебный следователь спросил тебя о карманных кражах, ты так же пожал плечами и ответил: «Вы это о чем?»

Купоросов нервно забарабанил пальцами по стулу.

— Что еще за судебный следователь?..

— Пупышев, Егор Кузьмич. Неужели запамятовал, Агафон? Он вел твое дело в шестьдесят пятом году.

— Вы что-то путаете, — сухо промолвил директор. — В шестьдесят пятом я еще в детский садик ходил.

— В тысяча восемьсот шестьдесят пятом, — подчеркнул первые две цифры Гвоздь. — Ты тогда не в садик ходил, милейший, а карманчики бритвой резал.

— Да вы какую-то галиматью несете! — запылал от негодования Купоросов. — Немедленно покиньте мой кабинет!

И директор решительным жестом указал на дверь.

— Браво, браво, — захлопал в ладоши майор. — Отлично сыграно, Агафон. Недаром тебе Пупышев советовал после острога в актеры пойти.

— Откуда вы зна… — невольно вырвалось у Купоросова. Но он тут же опомнился и схватил телефонную трубку. — Я звоню в милицию…

— Звони, звони, — посмеиваясь, сказал Гвоздь. И добавил, обращаясь к Самокатову: — Геша, будь другом, отодвинь занавесочку.

Шторы на окнах были плотно задернуты.

Директор суетливо вскочил со своего места.

— Не надо, не надо! — закричал он. — Не отодвигай!

Но Генка уже отодвинул.

В кабинет хлынул поток солнечного света. И сразу же у всех появились тени. У Самокатова с Гвоздем по одной, а у Купоросова две.

— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно подкрутил майор усы.

— Вы кто? — сумрачно глянул на него директор.

— Я же представился.

— Вы действительно работаете в ФСБ?

— Так точно. В Особом отделе. И меня интересует, кто и с какой целью вытащил тебя с того света.

— Не могу знать-с. — От волнения Купоросов перешел на родной язык девятнадцатого века. — Я ее в глаза никогда не видел-с.

— «Ее»? — повторил Гвоздь. — Значит, это женщина?

— Именно так-с. Мне Катерина сказывала.

— Нестерова?

— Да-с, ваша честь.

После того, как Гвоздь «расколол» директора, тот с готовностью отвечал на все вопросы. И даже рассказывал о том, о чем его и не спрашивали.

— Катерина — самая настоящая душегубка, — волнуясь, говорил Купоросов. — Девица сия здесь, в Петербурге, орудовала. А прозвище у нее было Мертвая Петля…

— Это мне известно, — сказал майор. — Давай дальше.

— Все, ваше благородие.

— Как — все?

— Так-с. Больше я ничего не знаю-с.

— Точно не знаешь?

— Помилуйте-с, сударь. Как перед иконой… — Купоросов закрестился.

— Ладно, верю. — И все-таки напряги память, Агафон. Может, еще чего вспомнишь?

Директор напряг память, но больше ничего не вспомнил.

Тогда майор Гвоздь задал наводящий вопрос:

— Нестерова эту женщину как-то называла?

— Да-с, ваша честь. Катерина звала ее — Хозяйка.

— Угу-у. — Гвоздь сделал пометку в блокноте. — А Нестерова случайно не говорила, зачем ты этой Хозяйке понадобился?

— Нет-с. Сказала только: «Надобно ждать, Агафон».

— А чего ждать?

— Этого Катерина не сказывала.

— А про него, — майор кивнул на Генку, — у тебя с ней разговор был?

— Никак нет-с.

— А ты его знаешь?

— Как же-с. Это ученик 7-го «Б» класса Геннадий Самокатов.

— Вне школы вы когда-нибудь встречались?

— Никогда-с.

— Да что вы врете! — не выдержал Самокатов. — Вы же на квартире Красавцевой меня чуть бритвой не зарезали!

— Побойтесь Бога, Геннадий, — опять закрестился Купоросов. — Как можно-с?

— Да, да! — горячась, продолжал Генка. — А потом себя бритвой по горлу полоснули. А на другой день шея у вас шарфом была замотана!

— Да-с, шею я шарфом обмотал-с, — не отрицал Купоросов. — Потому что боюсь простудиться. Я, изволите знать, от простуды помер. Зимой из баньки распаренный вышел и…

Гвоздь перебил:

— Короче, в квартире Красавцевой ты, Агафон, никогда не был.

— Никогда-с, ваша честь.

— Ну а Афонькина ты знаешь?

— Афонькину? — не расслышал как следует директор. — Знаю-с. Мария Сергеевна в младших классах преподавала.

— Нет, я говорю про ее сына, Владимира Афонькина.

— Этого господина не имею чести знать-с.

— А Риту Курочкину тоже не имеете чести знать-с? — язвительно поинтересовался Самокатов.

— Нет-с, не имею.

— А девочек-ведьмочек? — спросил Гвоздь.

— Кого-с, простите?

— Ирэн и Кэт, — разъяснил за майора Генка.

— Нет-с, эти барышни мне не знакомы.

— А про мумию египетского жреца Па Ди Иста тебе что-нибудь известно?..

У Гвоздя с Самокатовым прямо перекрестный допрос получался.

— Известно-с, — наконец хотя бы на один вопрос утвердительно ответил Купоросов.

— Что?! — разом спросили майор с Генкой.

— По телевизору-с сообщали, что у мумии в Эрмитаже кто-то руку отрезал.

— Вы только это знаете? — спросил уже один Самокатов.

— Да-с, только это-с.

В кабинете повисло молчание.

— Право, господа, — первым заговорил Купоросов. — Я мало что понимаю во всей этой истории с моим возвращением из загробного мира. Но зато о многом догадываюсь. Девица Нестерова со своей Хозяйкой явно замышляют какую-то непотребность. И я им для чего-то необходим. Но Агафон Купоросов — столбовой дворянин! — Директор ударил себя кулаком в грудь. — Он не пойдет ни на какие подлости!.. Да и вообще, мы уезжаем из Питера, — закончил Купоросов более спокойным тоном. — От греха подальше…

— «Мы»? — повторил Гвоздь.

— Я решил связать себя узами брака. — У директора слегка порозовели щеки.

— Со своей секретаршей? — догадался майор.

— Да-с, с Татьяной.

— А ты ей сказал, что ты… гм… — Гвоздь запнулся, — не совсем живой?

— Что значит — «не совсем живой»? — обидчиво вскинулся Купоросов. — Я, смею заметить, вполне материализованный призрак.

— Вот так номер, чтоб я помер! — воскликнул Гвоздь.

— Вы прямо как следователь Пупышев, — захихикал директор. — Егор Кузьмич, бывалыча, тоже эту пословицу говаривали-с. Царствие ему небесное. Золотой был человек.

— Да, да, золотой, — повторил Гвоздь и переспросил: — Неужели ты и вправду, Агафон, материализованный?

— Именно-с так-с.