Мегрэ и господин Шарль - Жорж Сименон

— Не знаю, что именно произошло, но врач там, наверху.

— Он только что звонил мне.

Мегрэ взбежал по лестнице, перешагивая сразу через две ступеньки, и Клер Марель открыла ему дверь.

Доктор Блуа ждал его в небольшом кабинете Жерара Сабен-Левека.

— Она в постели?

— Да.

— Состояние вызывает тревогу?

— Нет. К счастью, горничная раньше работала у врача и сразу же, даже прежде, чем позвонила мне, наложила жгут выше запястья.

— Мне казалось, что после укола она должна была проспать до завтрашнего утра, если не больше…

— Именно так и должно было случиться. Не понимаю, как она могла проснуться, встать, начать бродить по квартире. Горничная, чтобы не оставлять ее одну, поставила себе раскладушку в будуаре. Проснулась она как от удара и увидела хозяйку, которая шла мимо нее как привидение — это ее собственные слова — или лунатичка.

Она прошла через большую гостиную, через столовую. Вошла на половину мужа…

— Что вы делаете, мадам? Вставать нельзя ни в коем случае. Вы слышали, что сказал доктор.

Рот у нее был сведен в улыбке, которая больше походила на гримасу.

— Ты храбрая девочка, Клер.

Не забывайте, что в этот момент свет был погашен всюду, кроме будуара. Сцена, должно быть, была впечатляющая, но девушка сумела сохранить хладнокровие.

— Дай мне выпить…

— Не думаю, что мне следует это делать.

— В таком случае я сама схожу за бутылкой.

Клер решила, что лучше даст ей выпить сама. Она уложила хозяйку, потом позвонила мне. Я играл с друзьями в бридж. Бросился сюда. Рана глубокая, и мне пришлось наложить три зажима.

Она ничего не сказала. Смотрит в одну точку, на лице ничего не отражается, разве что равнодушие.

— Она знает, что вы мне звонили? — спросил Мегрэ.

— Нет. Я звонил из кабинета. Я подумал, что вы, может быть, захотите поговорить с ней прежде, чем я введу ей большую дозу снотворного.

— У этой женщины потрясающе крепкий организм.

— Я зайду к ней.

Мегрэ снова прошел через комнаты, вошел в будуар, где стояла складная кровать, на которой еще сохранилось углубление от лежавшего на ней тела.

— Видите, что вы наделали? — спросила у него Клер. Она не сердилась, но голос у нее был грустный.

— Как она?

— Лежит неподвижно, смотрит в потолок и не отвечает, когда я с ней заговариваю. Я вас только прошу — будьте с ней гуманны.

Мегрэ чувствовал себя неловко, входя в спальню. На простыне, которая закрывала Натали до подбородка, покоилась ее забинтованная рука.

— Я так и знала, что вас попросят приехать. Голос был усталый.

— Я действительно хотела умереть. Это единственный выход из положения, правда?

— Из какого положения?

— Из того, что жизнь для меня потеряла всякий смысл.

Эти слова удивили комиссара: казалось, они противоречат действительности. К мужу она не испытывала ни малейшей любви, даже намека на дружеские чувства.

Значит, муж никак не мог быть для нее смыслом жизни.

— Я знаю, что вы только исполняли свои обязанности, но вы были жестоки…

— Вам нечего мне сказать? Она помолчала.

— Передайте мне бутылку. Когда доктор сделает мне укол, будет слишком поздно.

Мегрэ поколебался, но взял с комода бутылку.

— Рюмку не надо. У меня слишком трясется рука, и я ее опрокину.

Она стала пить из горлышка: печальное зрелище в комнате, где все изысканно и шикарно.

Натали чуть не уронила бутылку, и комиссар еле успел ее подхватить.

— Что вы со мной сделаете?

Отдавала ли она себе отчет в том, что делает? Ее слова, произносимые глухим, тусклым голосом, можно было истолковать по-разному.

— Чего вы ждете?

— Ничего. Мне больше нечего ждать. Я больше не хочу оставаться одна в этом большом доме.

— Это теперь ваш дом. Рот у нее снова перекосился.

— Да. Мой. Весь — мой.

В этих словах была горькая ирония.

— Кто мог предсказать мне такое, когда я была маленькой танцоркой, правда?

Мегрэ молчал, трубку он так и забыл вынуть изо рта.

— Я — госпожа Сабен-Левек!

Она хотела засмеяться, но у нее вырвалось что-то похожее на рыдание.

— Теперь вы можете меня оставить. Обещаю, что не буду больше пытаться покончить счеты с жизнью. Отправляйтесь к жене. Вы-то ведь — не один!

Натали немного повернула голову и посмотрела на него.

— Вы выбрали себе грязную работу, но это, наверное, не ваша вина.

— Постарайтесь провести спокойную ночь.

— Не бойтесь. На этот раз доктор Блуа увеличит дозу, и только Богу известно, когда я проснусь.

— Спокойной ночи, сударыня.

Мегрэ вышел на цыпочках, почти так, как выходят из комнаты, где лежит покойник. Клер дожидалась его в будуаре.

— Она разговаривала с вами?

— Да.

— В чем-нибудь призналась?

— Нет. Доктор все еще в кабинете?

— Наверное.

Мегрэ пошел к нему.

— Теперь ваша очередь. Я вас здесь подожду.

Мегрэ набил трубку и опустился в кресло. Через несколько минут в комнату вошла Клер. Казалось, комиссар стал ей менее ненавистен.

— Почему вы держитесь с ней так сурово?

— Потому что уверен: она знает, кто убил ее мужа.

— У вас есть доказательства?

— Нет, доказательств у меня нет. Будь они у меня, я уже арестовал бы ее.

Странно, но девушка не протестовала.

— Она несчастная женщина.

— Я это знаю.

— В доме, кроме меня, ее все ненавидят.

— И это я тоже знаю.

— Можно подумать, что, когда на ней женился месье Жерар, она заняла чье-то место.

— Вы когда-нибудь сопровождали ее, когда она выходила из дома?

— Нет.

— Знаете, куда она ходит?

— В кино.

— Вы находили у нее в сумке или в карманах билеты в кино?

Было ясно, что Клер никогда об этом не думала. После некоторого размышления, она в конце концов ответила:

— Нет.

— Она тратила много денег?

— Месье Жерар давал ей все, что она захочет. Она говорила, чтобы я приготовила ту или иную сумочку и положила туда столько-то денег.

— А сколько, например?

— То несколько сотен франков, то — две-три тысячи… — Клер закусила губу. — Я не должна была вам это говорить.

— Почему?

— Вы это лучше меня знаете… В магазинах она почти ничего не покупала. Приглашала поставщиков сюда. Сама ходила только к парикмахеру.

В кабинете появился врач и объявил, обращаясь к горничной:

— На этот раз, думаю, вы можете спать спокойно. Я ввел ей дозу, которая применяется при лечении сном.

Не удивляйтесь, что завтра утром она не проснется. Я зайду около полудня.

— Спасибо, доктор.

Клер вышла, а доктор сел, скрестив ноги.

— Она не сказала вам ничего интересного? В том состоянии, в котором она находится, бывает, говорят больше, чем было бы нужно.

— Она спросила меня, между прочим, что я собираюсь с ней делать.

— Она только что спросила меня о том же.

— Думаю, ей многое известно о смерти своего мужа.

— Во всяком случае, она изо всех сил что-то скрывает. Это и привело ее в состояние, в котором она находится. Удивительно, что у нее не началась истерика.

— Она попросила у меня выпить и была так настойчива, что я передал ей бутылку.

— Правильно сделали. В том состоянии, в котором она находится…

— Что ее ждет с медицинской точки зрения?

— Она будет все больше терять контроль над собой.

— Вы хотите сказать, что ее ждет безумие?

— Я не психиатр. Через день-два я как раз собирался показать ее психиатру. Во всяком случае, если она будет пить, как пила, долго она не протянет. Оставлять ее здесь, где нет специального оборудования по уходу, нельзя. Ее нужно поместить в клинику. Не обязательно в психиатрическую. Можно устроить так, чтобы ее лишили выпивки и предоставили необходимый отдых.

Врач вздохнул.

— Не люблю я заниматься такими пациентами. Кстати, вы знаете, когда похороны?

— Я не посмел ее об этом спросить.

— Думаете, она захочет торжественную панихиду?

— Этим, наверное, займется старший клерк. Она не в состоянии.

— Чем спокойнее будет дома, тем лучше для нее. Я не видел траурного катафалка ни в прихожей, ни в большой гостиной.

Оба встали, вышли на улицу и распрощались. Мегрэ вернулся домой и лег. Спал он плохо, его мучили кошмары. Когда жена, протягивая чашку кофе, разбудила его, он чувствовал себя разбитым, как после тяжелой физической работы.

Мегрэ позвонил на службу:

— Лапуэнт… Еще не пришел?

— Только что появился.

— Дай мне его, Люкас.

— Слушаю, шеф, — раздался голос Лапуэнта.

— Заезжай за мной. Но прежде всего, успокойся: ничего нового.

Мегрэ принял ванну, побрился, оделся и проглотил две таблетки аспирина, потому что голова у него раскалывалась. К завтраку он почти не притронулся.

— Вот уж я порадуюсь, когда закончится это дело, — проворчала г-жа Мегрэ. — Ты принимаешь его слишком близко к сердцу: кончится тем, что сам заболеешь.

Он угрюмо взглянул на нее и попытался улыбнуться.

— Газеты почти замолчали об этом деле. Почему?