И в печали, и в радости - Марина Макущенко

– Извините, я журналист, я ищу одного человека. Может, вы мне поможете?

Остановилась женщина с велосипедом.

– Тут, говорят, маньяка задержали.

– Я ничего не знаю! Не видела, говорю! Не мешайте, дайте проехать! – Она, как могла поспешно, взгромоздилась на велосипед и уехала.

Я подошла к девушке, которая торговала семечками.

– Можно стаканчик? Скажите, вы про маньяка ничего не слышали?

– Маньяка?

– Да, изнасиловал двадцать две девушки…

– Неее. Я из села, семки тут продаю…

– Понятно. А не знаете, что это за запах?

– Пивзавод сливает отходы в озеро, вот и воняет. У меня папка там работает…

– Как же вы тут живете? Дышать невозможно…

– А вы что, не местная?

– Нет, я первый раз тут. Маньяка ищу.

– Зачем вам маньяк?

– Он тут, говорят, жениться на ком-то хотел… А кто может знать?

– Так в магазине! Там все знают!

В магазине ничего не знали, на почте – тоже. Я прошла пешком несколько кварталов, машина медленно ехала за мной.

Какие-то киоски с облезлой краской на стенах. Я подошла к ним:

– Здрасьте, пиво местное у вас продается?

– Конечно, – ответила женщина.

– А фонарики? А то уже темнеет, а у вас тут страшно ходить…

– Почему это у нас страшно?

Я задела ее.

– Ну, маньяк тут у вас живет, говорят…

– Уже не живет, забрали!

– Вы уверены? Дайте еще рыбу, сколько стоит?

– Двадцать гривень.

– Уверены, что забрали его? Откуда вам знать? – провоцировала я.

– Знаю. Он у моей соседки ошивался.

– Так это правда, что у него невеста тут была? – я протянула ей пятьдесят гривень за пиво и две сушеные рыбины.

– Да какая невеста? Сожительница!

– Молодая, наверное…

– Наташка? Да ей больше, чем мне!

– Ну так я и говорю… Вы же молодая еще. И не страшно вам было?

– А кто же знал? Нормальный такой с виду, тихий… Он мне как-то сумки помог нести, представляете? Я как подумаю теперь! У меня дочке шестнадцать лет.

– Ужас! Это же что могло быть! Представляю, какого вы страху натерпелись… А она что же, алкоголичка какая-то? Чего это к себе маньяка пустила?

– Я же вам говорю: не знал никто! Она – парикмахер! Возле почты работает… Гордая ходила, всю жизнь мужиков игнорировала… Получила теперь.

– Ясно. А вам не страшно возвращаться домой? Далеко живете?

Слово за слово, я узнала адрес. Пиво с рыбой отдала водителю, пообещала рано утром из отеля не выезжать. Только сегодня надо будет еще поработать.

Мы приехали к ее дому и поднялись с оператором к ее квартире, я нажала на звонок. Никто не открывал. Мы вышли. Уехали на поиски парикмахерской, сняли здание и табличку «Закрыто». Уже был вечер, рабочий день закончился. Мы вернулись, сняли ее балкон, поднялись, позвонили, нам опять никто не открыл. В восемь вечера мы увидели из окна машины, как в подъезд вошла женщина с девочкой-подростком. Я бы ей не дала и сорока: блондинка, модная стрижка, симпатичная, ухоженная. Мы и ее сняли, на всякий случай, а потом увидели, как загорелся свет на ее балконе. Понятно. Продавец в киоске – завистливая дура. Если Наташа и старше ее, то выглядит младше лет на десять.

Мы поднялись, стали перед дверью. У нас было несколько часов, чтобы проговорить возможные сценарии ее поведения. Меня устраивал только один, и я не могла им рисковать.

– Готов? – спросила я оператора.

Он махнул, я нажала на звонок.

Она открыла дверь, он нажал на кнопку, и луч от лампы над камерой ослепил ее. Я коленом не дала двери закрыться:

– Наташа, это телевидение. Мы приехали за информацией о Михаиле Сергеенко. Это правда, что он жил с вами в этой квартире?

Мы ворвались, не дав ей прийти в себя.

– Он только приходил в гости… – отступала она, завороженно глядя на микрофон.

– Вы собирались за него замуж, вы знали, что он насилует девушек? Он вам рассказывал?

– Нет! Я не знала… Он говорил, что ветеринар. Он искал работу! Я же все рассказала… – Она растерянно оглядывалась.

Из комнаты выбежали дети.

– Пожалуйста, не надо… Дети не знают…

– Давайте перейдем на кухню и вы нам там все расскажете.

– Я не хочу…

– Мы никуда не уйдем, мы будем сидеть под дверью, и вы можете опять вызвать милицию. Вы правда хотите, чтобы они сюда приехали еще раз?

Я первой прошла в комнату. Фотографий нигде не было. Здесь неинтересно, что там еще? Там детская, дети… Разбегитесь! Я пошла на кухню, она – за мной, оператор – за ней.

– Когда вы познакомились?

– Зимой…

– Неужели вы не чувствовали, что он ненормальный?

– Я чувствовала, что он не такой, как все…

– Вы его любили?

Она молчала.

– Наташа, вы любили Михаила?

– Да…

Потом я довела ее до слез и до откровенности.

На следующий день мы вернулись сюда, чтобы уже с камерой расспросить о маньяке соседей. Многие из них о таком Наташином женихе узнали от меня.

Мы въезжали в ночной Киев. Обычно я люблю возвращаться сюда: Киев окружен лесами, и, когда едешь из какой-то равнинной области, кажется, что возвращаешься в сказку. Я придумала, что все сказки рождаются в лесах, и лучше, если лес – на севере. Там, где темно и страшно, произрастает что-то, во что будешь верить, что-то с хорошим концом…

Но я не могу придумать себе хороший конец. И я была только что в лесах, в таких, что можно было снять фильм ужасов. Я и сняла пару эпизодов… Я закрываю глаза. Мне хочется плакать.

Что там? Что я себе говорила? Я ведь научилась себя уговаривать! Я себя успокаивала, когда вернулась на телевидение после развода. Я тогда была уверена, что знаю, кто я. Я уже знала, что не соответствую своему представлению об идеальной себе.

Чего стоит еще один обман, лишняя манипуляция после всей моей лжи? После молитв Богу о том, чтобы муж мне изменил? После того как я боялась, что после его измены я не смогу изобразить ярость и он не подпишет развод? После всех моих сексуальных приключений и в конце концов отвращения к сексу, который я пережила прошлым летом?

Я открыла глаза. Мимо проносились черные силуэты деревьев.

Я даже научилась по-настоящему помогать людям. Иногда… А иногда я договаривалась со своей совестью, сдавала себя в аренду, как говорит Катя. Но тут появились эти двое: один взрослый, выпавшей из идеальной, честной европейской жизни в наше коррупционное болото, другой маленький, в этом болоте родившийся и не успевший ни с кем договориться. И этот другой совсем обезоруживает меня своим незамутненным светом. Он не в моем доме, он светит там, в темноте, и я очень боюсь, что кто-то подует и затушит эту мою искорку. Я стала подпирать свою дверь камушком и совершать краткосрочные вылазки. И сижу там с ним в темноте, боюсь и греюсь. И оглядываюсь.

Мы везли семь часов видео, три сюжета, десятки жизней. Теперь они все были у меня, в кармане рюкзака. Ребята хорошо поработали, адски устали. Я тоже хорошо поработала, я очень устала, но хуже всего было знать, что утро настанет. Мое любимое, всегда такое желанное утро пугает, и я хочу от него скрыться в темноте. Опять темнота? На этот раз я бы тут отсиделась подольше. Я не хочу света, не хочу поздравлений, не хочу эфира и последующих приглашений на прямой эфир в другие программы: «Как вам удалось ее найти?», «Скажите честно, вы как женщина смогли ее понять?», «Сколько вы заплатили за интервью?», «Ее выгонят с работы?», «Вы будете следить за жизнью своей героини?»

Меня стошнило. Ребята успели затормозить, я выскочила на обочину. За эти недели мы так сроднились, что даже не было стыдно перед ними. И это должно было когда-то произойти, ведь меня всегда укачивало в машинах. Но обычно я держалась, а теперь не смогла сдержать в себе все…

– Маш, давай мы тебя домой завезем сначала?

– Надо отдать флешки, чтобы их залили в базу видео за ночь…

– Ничего, подождут.

Телеканал был рядом, но водитель сделал крюк и высадил меня напротив дома. Объезжать островок безопасности и завозить меня во двор все-таки было уже слишком затратно по времени. Они уехали, а я осталась с флешками, с тяжелым рюкзаком за спиной и с еще более тяжелым грузом на душе. Спать? Нет. Если я лягу, то усну и через мгновение настанет утро. Сон сокращает время, а я, хоть и устала, хотела его тянуть. Я оглянулась. Торговый центр теперь выглядел иначе, они поменяли цвет вывески и иллюминацию. Повесили огромные часы – стрелки показывали полдвенадцатого. Через полчаса наступит завтра. Но ведь не утро? Я пошла к центру. Там, наверное, сейчас мало людей и есть круглосуточные кафе с бесплатным вайфаем.

Правильно было бы не хотеть есть, ведь меня только что вырвало. Но я сегодня себе изменяла: я заказала зеленый чай и бульон, я наплевала на правило восьмичасового сна, на профессиональную ответственность, на Хорошо, который… я забыла, что он больше не ждет меня дома, он, наверное, в Мишиной спальне сейчас…

Я пыталась взбодрить себя предстоящей встречей с Мишей, но, наверное, я очерствела, потому что ничего не откликалось в душе. Хороший мальчик, который не имеет ничего общего с тетей, которая появляется в жизнях и с широкой улыбкой радостно сообщает: «Добрый день. Вас пришли расчленять на глазах всей страны».