Безумный магазинчик - Волкова Ирина Борисовна

– К сожалению, нет, – вздохнул Денис. – Не представляешь, как мне надоело строчить похабные статейки для «Мега-СПИД-Экспресса». Если я раскрою убийство Красномырдикова, это откроет мне дорогу в большую журналистику. Я хочу заниматься глубокими и серьезными социальными исследованиями. Взять тех же синяевских бандитов. Написаны уже десятки книг об их преступлениях, но это – лишь внешняя сторона их деятельности. Все убеждены, что это безжалостные звери и подонки, но ни один журналист еще не показал их изнутри, их настоящее, человеческое лицо. Они ведь тоже люди, такие же, как мы, но по какой-то причине выбравшие криминальный путь. Знаешь, мне бы хотелось внедриться в их среду, понять их и написать нечто более глубокое и убедительное, чем «Синяевская братва» Вениамина Сукина или «Щупальца синяевского спрута» Арнольда Блатоватого.

А менты! Представляешь, какая это благодатная тема? С легкой руки писателей и киношников менты в сознании россиян ассоциируются или с образцово-показательной Анастасией Каменской, или с честно живущими на одну зарплату сусально-бравыми операми из сериала «Улицы разбитых фонарей». Разве настоящие менты такие?

– Нет, – покачала головой Серова. – Не такие. Уж я на них насмотрелась. Воруют и продаются – но в разумных пределах. По-своему милые люди. Они же не виноваты, что у них такая жизнь. Нервотрепка и риск – как у бандитов, а материальных стимулов – никаких. Явная несправедливость. Вот бедняги и крутятся, чтобы выжить. Кстати, я бы на твоем месте на территории Рузаевки не упоминала, что бандиты – это безжалостные звери и подонки. Я с ними на площадке общаюсь. Когда они не на работе, это вполне нормальные ребята, и собак дрессируют ответственно – не то, что менты. Вообще-то между ментами и бандитами есть что-то общее, только пока не могу понять что.

– Вероятно то, что и те, и другие имели несчастье родиться в России, – пожал плечами Денис.

– А знаешь, у меня идея! – неожиданно встрепенулась Катя. – Это разом решит все твои проблемы. Ты выведаешь все, что возможно, о смерти генерала, а заодно близко пообщаешься с ментами и бандитами. Но учти – придется пить. И возможно, много пить.

– Какая идея?

– В магазин требуются лоточники. Я могу порекомендовать тебя Глебу. Деньги платят хорошие. За день торговли выходит где-то средняя месячная зарплата, плюс деньги от обвеса. Только имей в виду – половина денег идет в общак, и ее каждый день пропивают. Так что пить придется обязательно.

– А если язвенником сказаться? – жалобно спросил Зыков.

– Не стоит. Доверять не будут, – покачала головой Катя. – Непьющему – какое доверие? Ничего, как-нибудь выкрутишься. Прикинешься, что пьешь, а сам потихоньку выльешь куда-то. Спьяну они ничего не заметят.

Денис задумался. Предложение было заманчивым. Работы у него не было, деньги на исходе.

– Я раскрою убийство генерала и опубликую книгу о ментах и синяевской мафии, – произнес он, убеждая самого себя в неизбежности этого шага.

– Ты станешь российским Марио Пьюзо, – подмигнула ему Серова. – Напишешь книгу «Любимый мент синяевского пахана». В любом случае игра стоит свеч. Даже если с убийством Красномырдикова у тебя ничего не выйдет, незабываемые впечатления тебе гарантированы. «Мега-СПИД-Экспресс», да и любая другая газета удавится за подобный материал.

– Ладно. Я согласен, – вздохнул Зыков. – Веди меня к своему бандиту с сенбернаром-эпилептиком.

– Несмотря на то что женщина уже много лет живет рядом с человеком, в ее поведении и образе жизни остается еще много загадочного и непонятного, – изрек полковник Обрыдлов, подливая Колюне в стакан водку из заначеной в сейфе его кабинета бутылки.

В данном случае слова Ивана Евсеевича были камнем в огород сотрудницы его отдела старшего оперуполномоченного уголовного розыска Марины Александровны Червячук.

– Есть женщины, а есть суки, – глубокомысленно заметил Колюня. – И вообще, принципиальный мужик в юбке – это не женщина. Женщина – это… – Чупрун задумался, подбирая подходящее определение. Ему вспомнились жаркие объятия Верочки – стапятикилограммовой самбистки-культуристки. – Ну… в общем…

– Я тебя понимаю, – кивнул начальник и отпил из своего стакана.

– Она узнала про Уголовный Кодекс, – пожаловался Колюня.

– Я в курсе, – вздохнул полковник. – Она ко мне приходила. Червячук подозревает, что я был в сговоре с тобой.

– Нержавеющая Маня на тебя наезжает? – ужаснулся Чупрун. – Она что, собирается телегу на нас накатать?

– Телегу не накатает, – покачал головой Обрыдлов. – Знает, что ябед у нас не терпят. Зато смотрит на меня своими очками, как солдат на вошь, словно она в управлении одна такая честная. Ей плевать, что с раскрываемостью преступлений в городе полные кранты. Сначала ей пытки, видишь ли, не нравились. Ладно, пошли ей навстречу, воздействуем теперь на задержанных Уголовным Кодексом – а она опять недовольна. Аналитик, мать ее так, со всяческими идеями насчет психологического подхода. А нам что теперь делать? Ты и Уголовный Кодекс были гордостью нашего отдела. Подозреваемые кололись – на раз, только так. А что теперь? Из-за убийства Красномырдикова пресса словно с цепи сорвалась. Вынь да положь им этого убийцу. Теперь из-за нержавеющей Мани Кодекс использовать нельзя, а как без него работать?

– Сука, – повторил Колюня и снова выпил. – До самого Кодекса-то она пока не добралась?

– Нет, – покачал головой Иван Евсеевич. – Хоть тут повезло. Кодекс у меня в сейфе припрятан. Нержавеющая Маня в глаза его не видела. Догадалась, зараза. Умная. Аналитик, туды ее в качель. Сложила два и два.

Пару месяцев назад, когда Колюня и полковник Обрыдлов обмывали арест обвиняемого в производстве фальшивой ликеро-водочной продукции гражданина Климовича, распивая за запертыми дверями кабинета конфискованную у вышеозначенного гражданина водку «Серый орел», задумчивый взгляд полковника остановился на изъятом у задержанного Климовича цветном лазерном принтере, на котором преступник распечатывал образцы этикеток.

– Ты умеешь обращаться с этой штукой? – поинтересовался полковник.

Чупрун кивнул.

Начальник выдвинул ящик письменного стола, достал из него новый Уголовно-процессуальный кодекс и, полистав его, вырвал несколько страниц.

– Пора подкорректировать наше законодательство, – объяснил он. – Достанешь точно такую же бумагу, отпечатаешь тем же шрифтом страницы со слегка подправленным текстом и аккуратно подклеишь их на место старых.

Так в УПК появилось несколько новых статей:

Статья об ограничениях на использование психотропных препаратов: при допросе подозреваемых не допускается вводить их несовершеннолетним и беременным женщинам.

Статья о доказательном значении аудио– и видеозаписей, фотоснимков, магнитных цифровых записей, а также изображений, зафиксированных в зрачке трупа.

Статья о недопустимости применения к подозреваемым пыток иначе, чем с санкции прокурора и под наблюдением врача, и так далее.

Родившаяся под влиянием конфискованной бражки «законодательная инициатива» имела неожиданный успех.

Если раньше Обрыдлов и Колюня вынимали во время допросов УПК лишь в случае крайней необходимости, предпочитая более действенные методы убеждения, то теперь они использовали Уголовный Кодекс даже чаще, чем резиновую палку и пытки «Марьванна» и «Карандашик».

Доносящиеся из окон душераздирающие вопли подозреваемых перестали тревожить прохожих, ранее иногда даже заглядывавших в отделение и спрашивавших у дежурного, что у них там происходит.

Особенно безотказно на подозреваемых воздействовало сочетание зверского выражения на покрытом боевыми шрамами Колюнином лице со статьей подновленного Уголовного кодекса, касающейся недопустимости применения к подозреваемым пыток иначе, чем с санкции прокурора.

Для особо крутых, твердо решивших уйти в несознанку, Чупрун, не желая понапрасну растрачивать силушку, приберегал статью, налагающую ограничения на использование психотропных препаратов при допросе несовершеннолетних и беременных женщин.