Черная сотня. Происхождение русского фашизма - Уолтер Лакер

Несомненно, эти голоса подают экстремисты, и было бы ошибкой делать общие выводы на основании писаний горстки фанатиков. В дальнейшем мы поговорим о политических позициях современной православной церкви; но уже сейчас можно отметить: есть немало свидетельств, что проблемы, стоявшие перед ней в начале века, не исчезли. Отношения между церковью и крайней правой — по-прежнему законная тема изучения и обсуждения. Перед тем как обратиться к другим вопросам, следует упомянуть еще об одном направлении мысли, характерном для современной русской правой: она озабочена проблемой сатанизма. Поскольку эта проблема имеет протофашистский характер, необходимо хотя бы ненадолго задержаться на ее происхождении и функциях.

Самое важное связующее звено между черносотенной доктриной и православной церковью, самый существенный момент для понимания идеологии крайней правой — это идея Сатаны и пришествия Антихриста. Концепция конфликта между силами добра и зла присуща многим религиям; в манихействе она, несомненно, проявляется сильнее, чем где бы то ни было. В иудаизме и христианстве Сатана — зловещая сила, ненавидящая Бога и стремящаяся разрушить все сотворенное Им. В Новом Завете Сатана становится еще коварнее и сильнее, это центральная фигура, воплощающая зло. Согласно раннехристианским авторам, он появится перед вторым пришествием Христа, будет пребывать у власти три с половиной года (1260 или 1290 дней), править железной палицей, а затем Христос победит его. Согласно ранним толкователям, Антихрист должен быть евреем — сыном блудницы из колена Данова. Некоторые авторы считали, что это будет перевоплощение Нерона, а Уиклиф, Гус и Лютер полагали, что папа римский и есть Антихрист.

Подобные идеи играли весьма важную роль в произведениях средневековых православных авторов и в иконографии. Очень часто дьявол изображался в виде змея или дракона, порой — в виде льва, обезьяны, волка или козла[81]. Иногда его рисовали евреем, нередко — чернокожим (как воплощение сил тьмы). Временами он появлялся в виде монаха и даже Христа. По другим источникам, это будет семиглавое чудовище, ведущее войну против верующих и поражающее многих царей. Он не сможет соблазнить лишь некоторых людей — истинно верующих, но его можно определить по «зверинему числу» 666. Незадолго до окончательного поражения он восстановит храм Соломона, разрушенный римлянами.

Материалы черносотенной пропаганды с самого начала и до наших дней полны ссылками на книгу Апокалипсиса и различные апокрифы, описывающие пришествие Антихриста. И действительно, без знакомства с этими источниками трудно понять как иллюстративный материал («чудовище» в различных фантастических видах), так и тексты[82]. В Западной Европе предсказания относили пришествие Антихриста на 1000 год, позднее — на 1184, 1186, 1229, 1345, 1385, 1516 годы и на промежуточные даты[83]. Говорилось, что Антихрист будет ниспровергать христианство террором, чудесами, обманом, ложными учениями, войной против святых. Велись нескончаемые споры о происхождении Антихриста, его природе и способах его поражения (Христом или одним из его посланцев — например, архангелом Михаилом). Главные сторонники Антихриста — евреи; они отвергают Христа и склонны к прельщению больше, чем другие.

Самое позднее в XVI веке тема Антихриста на Западе начинает исчезать; одни богословы стали склоняться к тому, что это скорее понятие, чем личность, другие же полагали, что он никогда не будет окончательно побежден. Догмат о Люцифере всегда признавался католической церковью, да иначе и быть не могло. Но в новые времена им редко пользовались — за последние столетия церковь крайне редко ссылалась на дьявольские козни.

Для гуманистов и некоторых богословов дьявол становится гротескной и комической фигурой (Бен Джонсон «Дьявол — осел»). Но многим русским это представлялось неуместным легкомыслием. Подобно Ставрогину Достоевского, они верили в дьявола как в личность, а не как в аллегорию. Не одобряли они и идею apokatastasis'a, выдвинутую одним из самых влиятельных отцов церкви, Оригеном, — она предполагала, что спасение будет уготовано даже для дьявола и злых духов[84].

Кроме дьявола и Сатаны православная церковь была всерьез озабочена существованием бесчисленных демонов («бесов» — вспомним название знаменитого романа Достоевского). Демоны мучают мужчин и женщин, навлекая на них болезни (в том числе безумие) и воздействуя на их дух. Большинство русских святых, включая Серафима Саровского, сообщали об ужасных страданиях, причинявшихся бесами, — не вдаваясь, впрочем, в подробности. Женщины и монахи были особенно подвержены силам демонов и Сатаны[85]. Время от времени демоны искушают мужчин и женщин — либо возбуждая их похоть, либо действуя как-то иначе, например заставляя их потреблять алкоголь. По не вполне ясным причинам бродячие шуты и музыканты (скоморохи) также нередко считались слугами Сатаны.

Изгнать демонов можно только одним способом — вознеся молитву и воззвав к помощи архангела Михаила. Вера в пришествие Антихриста особенно распространилась в России перед 1492 годом, когда по тогдашнему русскому летосчислению должно было исполниться семь тысяч лет со дня сотворения мира.

Некоторые элементы русской демонологии берут начало в дохристианских временах, другие заимствованы из Византии. Определенное влияние оказали и богомилы[86]. Когда-то вера в Сатану и демонов была распространена по всей христианской Европе, однако в России она сохранялась дольше и была сильнее, чем где бы то ни было, а за последние полтора столетия в ней отчетливо зазвучали политические обертоны.

Небольшие секты, верящие в Сатану или в некую всемогущую «тайную руку», продолжают существовать во многих странах, но нигде они не представляют собой сколько-нибудь значимую политическую силу. Решающим элементом нацизма были не религиозные предрассудки, а псевдонаучная расовая теория; Гитлер и его соратники не страшились всеохватного могущества каких-то враждебных темных сил, идея пришествия Антихриста была для них совершенно чуждой. Верно, что некоторые нацистские и фашистские идеи имели религиозное происхождение, но фашизм далеко вышел за рамки религии, отбросив по пути большинство заповедей и запретов христианства.

В России, по причинам, не поддающимся простому объяснению, средневековая традиция оказалась куда более устойчивой. Может показаться, что немалую часть населения Сатана и бесы занимают так же сильно, как Бог и Его ангелы. При Сталине эта мания охватила массу людей: вездесущие демоны в обличье саботажников, шпионов и прочих врагов вышли на последний безнадежный бой перед окончательной победой социализма. (Сталинскую доктрину обострения классовой борьбы по мере движения к победе социализма можно легко вывести из идеи ожидания последних отчаянных вылазок Сатаны.)

В последние годы многие элементы демонологии и веры в Антихриста воскресают в доктрине русской правой, и не в абстрактной форме, а с указанием конкретных политических противников, которые рисуются коварными силами, представляющими Сатану. Парадоксально, что крушение коммунизма вызвало в этих кругах ту же реакцию, что и в свое время победа коммунизма в 1917 году. В обоих случаях коренные перемены рассматриваются как дело рук дьявола: Сатана привел коммунизм к власти в 1917 году и он же разрушил его в 1991-м. Остается открытым вопрос, является ли это очередным проявлением религиозного фундаментализма (nullus diabolus, nullus redemptor, «нет дьявола — нет Спасителя») или же это, согласно Фрейду и фрейдистам, еще один пример негативной проекции, когда в других видятся те самые отрицательные черты, которые мы отказываемся признавать за собой[87].

ЧАСТЬ ВТОРАЯ КОММУНИЗМ И 1917–1987

Глава пятая Советский патриотизм

Большевистской революцией 1917 года руководили люди, верившие в пролетарский интернационализм. Они считали ее первым звеном в цепи восстаний, которые завершатся мировой революцией. Гимном новой эры стал «Интернационал», написанный французом, — в тексте ни единым словом не упоминается Россия или русский народ, зато провозглашается полный разрыв с прошлым: будущее принадлежит всему человечеству, а не какому-то одному народу. Русский национализм уходит со сцены, герои и символы прежнего режима осмеяны и отброшены, дворянство большей частью истреблено, церковь подвергается преследованиям. Но при всем этом вскоре обнаружилось, что новые правители вовсе не собираются возложить Россию на алтарь мировой революции, которая пока еще не материализовалась. Не было у них также ни малейшего желания ликвидировать Российскую империю. Финляндии, балтийским республикам, Польше удалось получить независимость, но только из-за военной слабости России того времени. С другой стороны, Красная Армия вторглась на Украину, в Грузию, Среднюю Азию и на Дальний Восток, подавляя сепаратистские движения. Многие сотни офицеров старой царской армии воевали в рядах красных не из любви к Ленину и Троцкому, а из смутного ощущения, что в длительной перспективе коммунизм — самый серьезный шанс на возрождение сильной России. Среди эмигрантов 20-х годов росло убеждение, что интернационализм — переходный этап и большевики, хотят они того или нет (согласно знаменитой гегелевской «разумной действительности»), с течением времени станут хорошими русскими патриотами. В действительности эти ожидания, провозглашавшиеся порой весьма экстравагантно, оказались преждевременными: процесс занял намного больше времени, чем предполагалось. Церковь по-прежнему преследовалась, к героям русской истории относились пренебрежительно, а среди ключевых фигур режима оставалось слишком много людей нерусского происхождения. Однако тенденция была угадана безошибочно. Как только Сталин провозгласил идею построения социализма в одной стране, возрождение патриотизма стало неизбежным. Правда, теперь он назывался «советским патриотизмом», но практически это вело к реставрации русских традиций и ценностей. «Нигилистический» (по сути, марксистский) подход к русской истории был осужден, многие культурные традиции были восстановлены, к родине взывали столь же часто, как к социализму. Конечно, отступление от интернационального социализма и движение к социализму национальному нельзя рассматривать в отрыве от подобных движений в других странах Европы, в особенности в Германии. Но каковы бы ни были причины, нерусские люди, которые занимали видные посты в ходе революции и гражданской войны, постепенно исчезли, их заменили Молотов и Ворошилов, а затем Жданов и Маленков. Разумеется, верховный вождь по-прежнему грузин, но в русском патриотизме ему нет равных. Все чаще он выступает с осуждением прежнего негативного отношения к традициям великого русского народа.