Опасная охота - Валерий Еремеев

Я понимаю, что хочет сказать Вано. Мне прекрасно известна новая идея Царегорцева по расширению своего бизнеса. Он собирается открыть при фирме магазинчик, где будут продаваться индивидуальные средства защиты: от бронежилетов до газовых баллончиков и прочей дребедени, одним словом все то, что поможет нашим гражданам получить иллюзию их защищенности от себе подобных.

Им это необходимо потому, что жизнь наша продолжает быть полной всяческих опасностей также как и десять тысяч лет назад. Основатели исторического материализма утверждали, что развитие человечества идет по спирали, витки которой повторяют друг-друга на более высоком уровне. Что ж, это похоже на правду, особенно если учесть, что по истреблению себе подобных мы недалеко ушли от первобытных дикарей-каннибалов, только теперь вместо дубинок и каменных топоров, мы имеем автоматическое оружие, танки, самолеты, переносные зенитно-ракетные комплексы и много всего, чего не перечислишь. Ядерное оружие, наконец.

Раньше главным врагом человека были дикие звери и неподвластные ему силы природы, теперь своим главным врагом (и природы в том числе) стал он сам.

Я не зря говорю лишь про иллюзию защищенности. Все в жизни относительно. Можно, конечно, обнести свои хоромы тремя рядами колючей проволоки и даже пустит по ним ток. Если этого покажется мало, можно еще выкопать ров, заполнить его водой и населить крокодилами. Только где гарантия, что когда военные будут проводить учения, вам на голову не упадет их ракета класса «земля — земля»? Подумаешь, немножечко обшиблись с расчетами. С кем не бывает!

Не поймите меня неправильно. Я не против иллюзий. Иногда они даже необходимы. Уж лучше считать себя в относительной безопасности, чем постоянно дрожать. И эта идея насчет магазина мне тоже нравиться. Надо подумать, а не попроситься ли мне туда в качестве продавца-консультанта? По крайней мере, не буду больше носится по городу целыми днями с раннего утра до позднего вечера, как последний придурок, только затем, чтобы вместо благодарности получить по башке.

Альварес заявляет, что у него для меня есть новости и мы уединяемся, чтобы спокойно побеседовать. Он говорит, что все утро проторчал дома в ожидании, когда немного спадет опухоль с лица, но потом махнул рукой и решил заняться тем мужиком, которого видел в больнице Николай Логинов.

— Рассказывай, — говорю я, превращаясь в одно большое ухо.

— Так вот, на его фирме, как ты и предполагал, человека, который бы подходил под описание, нет и никогда не было, но… — Альварес замолкает, чтобы придать себе важности.

— Но? — тороплю его я.

— Но потом, один из его коллег все-таки вспомнил, что видел своего директора в компании с похожим кентом в ресторане «Валюша». Судя по его словам, это молодой мужчина, белобрысый и рослый. Я хотел было порасспросить более подробно, но мне деликатно намекнули, что я мешаю всем там работать и вообще, у них предприятие серьезное, а мои чересчур частые визиты отвлекают всех от работы. А тут еще как раз стало известно, что их директор отдал богу душу, и на меня все стали смотреть так, как будто я лично виновен в его смерти, не уберег мол. Так что пришлось мне по-быстрому оттуда удалиться. Но это ладно, а вот что до того светлого человека, так ты знаешь что?

— Нет, не знаю, но если ты мне скажешь, то узнаю с удовольствием.

— Уже тогда, когда Логинов давал мне его приметы, мне они показались знакомыми. Немного погодя, я и сам припомнил, что видел, как тип, подходящий под это описание, болтался возле дома, где жил Коцик, в то время, когда я опрашивал тамошних жильцов — этакий блондинистый здоровяк.

— Постой, как ты сказал? Здоровый, молодой блондин?

— Ага. Лицо такое… Как бы это сказать? Ну, хоть дубиной по нему бей, все равно не пробьешь. Как из камня вытесанное.

— А одет он в короткое пальто черного цвета?

— Вроде да. А ты откуда знаешь?

— Кажется, я тоже его видел тогда возле дома, перед тем как мы с тобой встретились. Я даже чуть не сшиб его с ног.

— Вот-вот, значит, я не ошибся! Все сходиться!

— Ну что ж, спасибо тебе, конечно, большое за информацию.

— Спасибо и все?! — передразнивает меня Вано. — С тех пор как люди придумали денежные знаки, большое спасибо мне до самой сраки!

— Если ты думаешь, что я и дальше буду тебя угощать пирожными, то ты ошибаешься. Когда-нибудь ты с удивлением обнаружишь, что не можешь оторваться от стула, потому что приклеился к нему тем самым местом, о котором ты только что упомянул. И все от того, что ты ешь слишком много сладкого.

Мое замечание его не обижает, он не из тех, кто не понимает шуток. Я же добавляю, что все узнанное им, в свете последних событий, представляет для нас чисто теоретический интерес и не более того, так как наша миссия уже закончилась. Я рассказываю ему то, о чем до сих пор он не знал. Узнав, что человек, заказавший Коцика пойман, он радуется, как ребенок. Жаль, что наш клиент заземлился, он бы тоже порадовался, узнав, что мы вычислили его недоброжелателя.

Упоминание ЦРУ озадачивает Альвареса не меньше чем меня.

— Ты прав, — подводит он итог нашему двухдневному расследованию, — мы сделали все, что могли. Мы должны были найти этого чувака, который заказал тебе нашего клиента и мы это сделали. Вот он, наверное, локти кусал от злости, когда узнал, что всю работу по отправке Коцика на тот свет он проделал совершенно напрасно и тот угодил под машину без его помощи. Только приключения на свою задницу заработал и больше ничего… Но мне все-таки жаль, что мы ничего не можем больше сделать. Ты себе не представляешь, с каким удовольствием я бы отремонтировал бестолковку этому белобрысому красавцу. Вот это была бы коррида! Ведь я просто уверен, что это он отделал нас вчера вечером. Кроме него некому! Недаром он вчера там крутился!

— Кстати, о вчерашнем вечере… — вспоминаю я то, что меня беспокоило с того самого момента, когда узнал, что к делу подключилась служба безопасности. — Ты своих пальчиков там нигде не оставил?

— Ты за кого меня держишь, я не понимаю?

— А когда воду открывал, чтобы платок намочить?

— Нет, ну ты меня принимаешь за последнего фраера, честное слово! — снова возмущается этот сеньор Помидор.

Некоторое время мы сидим молча и разглядываем, как дым от наших сигарет медленными струями поднимается к потолку. Я вижу, что мой напарник не доволен. Его как и меня уже втянуло в это дело. Слишком уж много вопросов накопилось за последние несколько часов. И относительно обыска в квартире Коцика и самой личности искавшего. И при чем здесь ЦРУ? Может это был просто бред умирающего? А если не бред, то что, интересно, Коцик хотел этим сказать? То, что янки виноваты в его гибели, или то, что он имел к ним какое-то отношение? Этого еще мне не хватало! Коцик — шпион! Мата Хари в брюках, мать его! Правда он работает на совместном предприятии, на котором даже пытаются что-то там изобретать, но право-то на новые разработки имеют как наша сторона, так и иностранные инвесторы! Нет, я пока не в состоянии придумать хоть мало-мальски удобоваримую версию, объясняющую все это. Чем больше я над этим размышляю, тем больше запутываюсь.

Что же мог разведывать Юрий Иванович? Я-то всегда наивно полагал, что все наши секреты уже давным-давно проданы на Запад, на сорок лет вперед. Как хотите, но одновременно с замешательством, во мне просыпается чувство патриотизма. Я не могу не почувствовать гордости за свою страну. Оказывается — у нас еще есть тайны!

— Да чуть не забыл, — все не может уняться Вано. — Скажи, а как получилось, что грузовик наехавший на Егорова и Коцика не был зафиксирован дорожной инспекцией?

— Спрашивал я об этом у Жулина. Представляешь, патрульных, оказывается, в том районе в это время не было. Поступил сигнал об угоне крутой тачки, и все занимались ее поиском. Потом выяснилось, что тревога ложная. Один спиногрыз взял у своего старика «мерс», чтобы покатать свою подружку, а его об этом предупредить забыл.

— А может составить фоторобот этого блондина, которого мы с тобой видели и пусть его менты по картотеке проверят? Не исключено, что он раньше уже где-то светился, — снова атакует он после очередной паузы.

— Вот когда тебя вызовут повесткой, сам знаешь куда, ты им так и посоветуешь. Они будут тебе благодарны. А пока нас не спрашивают, наше дело сторона.

Царегорцев все еще не спешит освобождаться, поэтому Альварес, у которого на данный момент тоже нет никаких дел, предлагает мне сыграть в шахматы. Мы оба любим эту игру. Альварес — потому что всегда выигрывает, а мне она нравиться тем, что хорошо способствует философским размышлениям. Чем больше я играю, тем больше убеждаюсь, что шахматная партия — это в миниатюре вся наша жизнь, где сила фигур зачастую определяется не их возможностями, как могут или не могут они ходить, а тем на какой клетке, в каком месте шахматной доски они стоят. Так, неприметная пешка может вдруг оказаться страшной и даже роковой для противника фигурой, в то время как вездеходный ферзь слабым и беспомощным.