Когда умрут газеты - Андрей Мирошниченко

Но стоит усилием воли (отсутствующей у вирусного редактора) проникнуть в будущее, как автор тут же избавляется от соперничества с вирусным редактором. Потому что вирусный редактор этого не то что не умеет — он этого даже не может захотеть.

Видение будущего всегда персонально, поименно и требует авторской наглости. Поэтому будущее — последнее прибежище автора-человека, обеспечивающее ему нужный тонус одиночества, мессианства и отделенности от публики.

Summary

Итак, перенесение тематических акцентов редакционного планирования в будущее дает профессиональным редакциям целый ряд преимуществ над вирусным редактором интернета.

1. Восстанавливается темпоральный зазор между событием и сообщением, в котором как раз и может обитать профессия посредника-журналиста.

2. В силу своей реактивности вирусный редактор может иметь дело только с произошедшими событиями, тогда как проактивный редактор-человек вполне готов работать и с непроизошедшими событиями, нацеливаясь на них специально.

3. Вырабатывая ориентиры не по прошлому, и даже не по настоящему, а по будущему, журналистика способна восстановить и заметно улучшить свою навигационную функцию. Восстановив вместе с функцией и бизнес.

4. Наконец, именно в темпоральном регистре будущего авторство человека-журналиста реализуется наилучшим образом без шумовых помех со стороны вирусного редактора.

Планы партии — планы народа

Эти придумки я уже некоторое время пытаюсь реализовать в своей редакционной практике, выработав даже соответствующие политические установки[39]. До Нового года я думал, что один такой умный. Но оказалось, что нет. Вот, например, Олег Анисимов[40] в «Финансе» напоследок тоже сделал темой номера будущее. Да почти все деловые журналы посвятили новогодние номера 2010-му, а не 2009-му году.

Это, кстати, отличительная черта именно нынешней новогодней журналистики. Обычно-то большинство новогодних статей посвящено обзору событий прошедшего года. Но в минувшем декабре произошел заметный крен финальных номеров в сторону будущего. Например, здесь, на «Слоне», сразу несколько статей в новогодние дни содержали в заголовке число «2010» и, насколько я помню, ни одной — «2009».

Возможно, это был пока только темпоральный эффект именно 2009 года. Поскольку год был кризисный, то вместил целую эпоху. Прошлый март — уже как прошлый век. Учитывая сгущенку времени, обсуждать события за год не имело никакого смысла, кроме исторического. Ну, еще эмоционального. Все уже поменялось кардинально и несколько раз. Никаких ориентиров такая ретроспектива не дает, даже с поправкой на новогоднюю отчетную традицию. Поэтому многие редакторы уделили больше внимания году наступающему.

Так что доля будущего в журналистике уже увеличивается. Редакторы реагируют на вызовы времени. Многие чувствуют, что информация о случившемся теперь растет сама, растет быстро. Да еще с моментальными комментариями. Да еще перекрестно копипастится с отбором значимости. В этих условиях анализ вчерашних событий, даже интересный, становится плохим товаром, который трудно продавать издательскими методами. Последняя эксклюзивная начинка — будущее. И надо добавлять ее в редакционные пироги.

Корректировки редакционного процесса

Перенос тем редакционного планирования в будущее — не волшебная таблетка здоровья, но он открывает новые возможности.

Прежде всего, конечно, предстоит перестраивать мозги. Например, можно предположить, что разыскания будущего требуют больше синтетической работы, нежели аналитической. Тогда как наша гуманитарная подготовка, да и вообще исследовательские традиции, в том числе в журналистике, ориентированы больше на анализ.

Теперь же редакции — пардон, ньюсрумы — должны стать исследовательскими центрами, синтезирующими картины будущего из разрозненных знаний, добытых в головах экспертов, участников рынка, чиновников (если речь о деловой журналистике).

Ориентация на будущее может привести к изменениям в профессиональной специализации. Надо исходить из того, что произошедшее, случившееся в журналистском изложении все менее конкурентно. Приходится отдавать случившееся на съедение вирусному редактору. Поэтому, например, под вопросом профессия репортера.

Если раньше репортер мониторил новостное поле, сидя на лентах и оперативных сводках, чтобы метнуться на выезд, то теперь репортерское дежурство теряет всякий смысл. Собкоры вирусного редактора (люди-блоггеры) все равно обнаружат событие раньше и отпишутся суммарно лучше. Да еще и вирусный редактор отберет и распространит лучшее. Вспомним недавний порноролик на рекламном экране над Москвой. Через час агрегаторы новостей давали полную информацию с картинками, а блоги и форумы содержали огромное число комментариев, наиболее интересные из которых тут же разносились вирусным редактором, который в этот день был похотлив. «Профессиональные» СМИ, даже электронные, сработали на следующий день, сообщив уже известное, пытаясь работать со шлейфом (типа реакции комитета по рекламе). Но шлейф — это всегда второй сорт событийности.

Приходится отдавать случившееся на съедение вирусному редактору. Поэтому, например, под вопросом профессия репортера.

В подобных историях, имеющих яркий событийный характер, репортер оказывается всегда опоздавшим. Поле репортерской профессии сужается. Репортер нужен разве что для целевых выездов, для работы по заданию (потому что вирусный редактор по заданию, ясное дело, никуда не поедет).

События будущего не случаются на выезде, они случаются в специально взведенном сознании. К колумнистам-оракулам присоединятся корреспонденты-футуристы, селькоры-будетляне, публицисты-прогрессоры и темпоральные обозреватели. Вот и наножурналистика. Вероятно, в редакционных планах вообще станет больше будущего. Это можно внедрять даже административными усилиями. Заставляя на летучках всех смотреть в магический шар или еще как.

Чиновники и эксперты обычно неохотно дают прогнозы — они опасаются выступать без подтверждающих санкций. Журналист этих страхов лишен, что и нужно использовать. Для упрочения этого контраста с теми, кто боится говорить о будущем, журналистские утверждения о будущем должны носить безапелляционный характер. «Может, так, а может, этак» — стиль чиновников. «Если так, то будет этак» — стиль экспертов. Все это рыхло. Журналист, собрав необходимые сведения, должен утверждать: «Будет так!». Будущее должно быть ярко выражено даже на стилистическом уровне.

Ведь публика всегда хочет определенности по поводу будущего, особенно в быстро меняющемся мире, особенно в кризис. Переработка вариантов неопределенности в определенность может стать дополнительной или даже ключевой потребительской стоимостью редакционного продукта. Это и есть новая навигация[41].

ГЛАВА 3

Природа профессии

Авторство нельзя скопипастить

Это единственное, что есть у журналистики против вирусного редактора блогосферы

Смешались с публикой

Первым это обнаружил Маклюэн[42]: мультимедиа смешали публику и автора. Станок Гуттенберга разделил человечество на авторов и публику, а мультимедиа, наоборот, слепили обратно. Причем Маклюэн еще не знал интернета, но уже обнаружил.

Сегодняшнее обсуждение кризиса журналистики обычно сводится к дебатам по поводу технологических платформ или потребительских и бизнес-моделей. Это правильные и нужные дискуссии, но они ухватывают, на мой взгляд, лишь некоторые материальные следствия более глубинных причин. Грубо говоря, ищут там, где светло и привычно, а не там, где лежит.

В основе же кризиса журналистики, если признать наличие такового, лежит глобальный культурный кризис авторства.

Новые технологии моментального и массового производства и распространения информации сделали авторство доступным. Теперь за алтарь можно заходить всем прихожанам. И делать там все, что заблагорассудится. Естественно, жрецы остаются не у дел, грустят и негодуют. Наиболее прогрессивные ищут способы перенести храм в интернет, стремятся освятить на былой манер новую платформу. Но куда там, в интернете — вообще проходной двор авторства.

Для того чтобы понять, сохранится ли журналистика

и, если да, то какой она будет, нужно понять, сохранится ли старое доброе персональное авторство в человеческом обиходе и каким оно будет. Тогда можно будет перестраивать и журналистское авторство. И уже потом вести речь о платформах и бизнес-моделях.

«Текст Тьюринга»

Тест Тьюринга[43] позволяет отличить человека от машины. В моем вольном изложении тест выглядит так. Испытатель усаживается в чат с неизвестными собеседниками, среди которых высокоразумный робот. И если в ходе свободной беседы испытатель не сможет различить, кто из неведомых собеседников человек, а кто робот, то, значит, робот уже достиг высот человечьего рассудка. Все, приехали.