Ураган - Чжоу Ли-бо

— Дай, небо, дождичка. Пусть хоть наводнение, лишь бы поспать вволю, — говорил он, позевывая.

— Если решил спать, так при чем тут дождь? Сам ведь хозяин в доме, как решишь, так и будет, — подтрунивали над ним соседи.

Бай Юй-шань в таких случаях неизменно кивал на жену: при ней не поспишь!

Жена его, Дасаоцза, была трудолюбивой, старательной хозяйкой, искусной рукодельницей и усердной в полевых работах. При прополке и сборе урожая редкий мужчина мог сравниться с ней по быстроте и ловкости.

Так как в первые дни супружеской жизни Бай Юй-шань неожиданно для себя потерпел в стычке с молодой женой жестокое поражение, он стал ее побаиваться и со временем свыкся с мыслью, что такую женщину ему не одолеть.

Как-то раз, когда у людей был досуг и они коротали время в разговорах, один задира спросил:

— Эй, ребята, кто из вас не боится своей жены?

— Кто боится, пусть не хорохорится! — рассмеялся сосед.

Бай Юй-шань, сидевший тут же, сделал вид, что не слышит.

— Старина Бай, а ты что скажешь? — не унимался задира.

— А почему ты у меня спрашиваешь? — огрызнулся Бай Юй-шань.

— Да так, ничего… — хихикнул задира и обратился ко всем: — Вот вы скажите: боится наш брат Бай жены или не боится?

— Не болтай пустого! — вскочил обиженный Бай Юй-шань. — Кого я боюсь? Никого я не боюсь!..

В этот момент появилась Дасаоцза с кочергой в руках.

— Так вот ты где! — накинулась она на мужа, угрожающе подняв кочергу. — Я по всей деревне бегаю, а он здесь посиживает! Ни воды не принес, ни дров не наколол, в гости отправился!

Бай Юй-шань пробормотал что-то невнятное и покорно пошел за женой, провожаемый дружным хохотом.

Надо сказать, что лень одолела этого хорошего человека не со дня рождения. Когда он поселился в деревне Юаньмаотунь, то был совсем другим человеком. Своими руками поднял он пять шанов целины и немало потрудился, чтобы обработать их и засеять. Год выдался удачный, дожди выпали вовремя, и каждый шан принес десять даней кукурузы.

Бай Юй-шань почувствовал себя состоятельным человеком и женился.

А летом следующего года на его поле побывали лошади Хань Лао-лю и потравили большую часть посева. Он поругался из-за этого с управляющим Ли Цин-шанем. Тот донес хозяину и прибавил еще кое-что от себя. Помещик разъярился, вскочил на серого жеребца, ветром примчался к Бай Юй-шаню и перебил палкой всю его посуду и глиняные чаны для воды и сои.

Бай Юй-шань кинулся в деревенское управление и, ничего не добившись, отправился в уездный город и подал жалобу в суд. Когда Хань Лао-лю, блаженствуя около своей опийной лампы, услышал об этой дерзости крестьянина, он холодно усмехнулся и спросил:

— Он на меня жаловаться вздумал? Хорошо, буду судиться, лежа на кане. Мне придется израсходовать несколько листков бумаги, только и всего. Посмотрим, во что ему это обойдется.

Крестьянин, конечно, проиграл тяжбу с помещиком, был обвинен в клевете на достойного человека и посажен в уездную тюрьму. Дасаоцзе пришлось продать четыре шана земли, на эти деньги она выкупила мужа. Земля перешла к тому же Хань Лао-лю, а у Бай Юй-шаня остался всего один шан, да и то сплошная глина.

С этих пор Бай Юй-шань потерял к работе всякий интерес и постепенно обленился.

«Чего там, много ли, мало ли, ка еду хватит и ладно», — успокаивал он себя и жену, залеживался на кане, когда все давно уже были в поле, радовался дождю: «Вот можно и передохнуть денек-другой», а наступала хорошая погода — глядел на небо и вздыхал: «Экая жара стоит: ни облачка! Должно быть, все драконы посохли».

Работая в поле, он не мог дождаться обеда, а пообедав, не спешил браться за мотыгу.

Как-то Дасаоцза, принеся мужу обед, долго искала его по полю, пока не нашла спящим в борозде между всходами гаоляна. В другой раз он не вернулся домой, хотя уже совсем стемнело. Жена долго бегала по всей деревне, спрашивала крестьян, свинопасов, возчиков, но никто его не видел. Дасаоцза встревожилась и попросила соседа помочь ей найти пропавшего мужа. «Уж не медведь ли его задрал, не утонул ли?» — причитала она.

Наконец, когда над лачугами уже взошла полная луна, повстречавшийся на дороге старик Чжао сказал ей: «Чего ты сокрушаешься? Он храпит себе в бурьяне на берегу реки». Отыскав мужа, Дасаоцза так обрадовалась, что, несмотря на всю досаду, не стала в эту ночь сводить с ним счеты.

Вот какой беззаботный был этот человек!

Худенькая, полуголодная Дасаоцза только и делала, что горевала да сетовала: то чумиза вся кончилась, то дрова все вышли, то соли в доме нет. И ее красивые брови, черные, как вороново крыло, сходились у переносья.

А Бай Юй-шань никогда ни о чем не горевал и не заботился. «Есть, чем подкрепиться, и ладно», — говаривал он. На самом же деле, не всегда у них была пища. Поэтому супруги Бай напоминали осьти пшеничного колоса, и все время кололи друг друга.

— Мне с тобой всю жизнь не везет, — упрекала жена.

— Ты и с другим человеком счастья себе не найдешь. Тебе бедность на роду, видно, написана, — огрызался муж.

— Вся наша бедность оттого и получается, что ты лодырь!

— Ты, вот хоть и старательная, а богатства у тебя тоже что-то не видно. Где твои куры? Все передохли. Где твой поросенок?..

Но тут Бай Юй-шань разом умолкал и всегда раскаивался в сказанном. Как только дело доходило до поросенка, Дасаоцза заливалась слезами.

Поросенка она купила для того, чтобы выкормить и продать, а на вырученные деньги справить одежду себе и мужу. С какой заботой она ходила за ним, каких трудов он ей стоил! Когда поросенок подрос, угораздило же его забраться в сад к Хань Лао-лю и подрыть куст георгинов. Помещик, застав поросенка за таким занятием, схватил винтовку и прицелился. В этот момент подоспела Дасаоцза со своим Коу-цзы на руках. Она кинулась к помещику, ухватилась за ствол винтовки, умоляя простить ее оплошность.

— Простить? Я уже много чего прощал вам! Если не хочешь, чтобы я пристрелил поросенка, заплати за куст георгинов! — заорал на нее Хань Лао-лю.

Он с такой силой рванул винтовку, что женщина отлетела в сторону, упала и выронила из рук ребенка. Трехлетний Коу-цзы ударился виском об острый камень, и у него хлынула кровь. Дасаоцза, подняв его, побежала домой и стала присыпать висок золой. В это время послышался выстрел. Хань Лао-лю все-таки пристрелил поросенка.

Через две недели Коу-цзы умер.

После похорон Дасаоцза проплакала на кане три дня. Муж стоял возле нее и молчал. Никогда не унывавший Бай Юй-шань даже похудел от этого несчастья.

Прошел месяц, и люди деревни Юаньмаотунь, занятые своими бедами, позабыли о несчастье семьи Бай Юй-шаня. Однако рана в сердце матери была по-прежнему свежа. Дасаоцза каждую ночь просыпалась в слезах, будила мужа и укоряла за то, что он не идет судиться с Хань Лао-лю.

— Судиться? — спрашивал муж. — Да ты, должно быть, позабыла, чем кончилось дело в прошлый раз. Хочешь, чтоб я опять угодил в уездную тюрьму?

И сейчас этот неосторожный вопрос о поросенке вновь разбередил незажившую рану. Бай Юй-шань пожалел о вырвавшихся у него словах, но было поздно. Пристыженный, он взял топор и пошел рубить хворост. Нарубив хворосту на целых три месяца, успокоился, вытер вспотевший лоб и вернулся в комнату. Жена лежала на кане, все еще вздрагивая от рыданий.

— Бай Юй-шань дома? — спросил кто-то за окном.

— Дома. Это ты, Го Цюань-хай?

Бай Юй-шань вышел навстречу. Увидев вместе с другом Сяо Вана, он посторонился:

— Заходи, товарищ.

Когда они вошли в комнату, Дасаоцза уже сидела лицом к окну и вытирала слезы.

— Дасаоцза, чего ты такая невеселая? Опять ссоришься с мужем? — спросил Го Цюань-хай.

— А ты чего суешься не в свои дела, — рассмеялся Бай Юй-шань.

Он пригласил гостей сесть на кан, достал коробочку с табаком, сделал самокрутку и поднес Сяо Вану.

Дасаоцза принесла слив, положила перед гостями и, взяв старую куртку, принялась чинить.

Поговорив о том, о сем, Сяо Ван приступил к делу:

— Нужно объединить всех бедняков на борьбу с этим злодеем Ханем. У тебя хватит духу пойти с нами? Не струсишь?

— Зачем трусить! — воскликнул Бай Юй-шань. — А ты чего уши навострила? — повернулся он к жене, поймав ее пристальный взгляд. — Женщинам разве годится вмешиваться в мужские дела?

Дасаоцза усмехнулась и, желая подразнить мужа, заглотила Го Цюань-хаю:

— Ты же знаешь, что он у меня все на кане валяется. Свою землю и ту обработать не может. Разве можно на него надеяться!

— Дасаоцза, не срами мужа, — наставительно сказал Го Цюань-хай. — Как, по-твоему, Бай Юй-шань, нужно нам бороться с Ханем Большая Палка?

— Ты ее спроси об этом! — кивнул Бай Юй-шань на жену.

Услышав имя Хань Лао-лю, Дасаоцза вскинула голову: