Легенды Арбата (сборник) - Михаил Веллер

Девочки стучат каблучками и стреляют глазками вдоль коридоров и кулуаров, щебеча и придыхая про «Эколь нормаль» и «Стэнфордский университет», возвращение европейских коммунистов на родину пролетариата и редакцию международной пропаганды московского радио. Конец всему! Биография Познера действует на поклонниц, как валерьянка на кошек.

И они выскребают снисходительного Познера из сусека, пропитанного веселым запахом местных напитков и женских духов. Монгольский? отчасти! как откуда? я не говорил? – полгода работал в Монголии от Си-би-эс, язык несложный, американцы за него надбавку платили, а китайский еще в Харбине, с родителями жили, близкие языки. И рослое тело волокут на девичьих плечиках вдохновенно и пристраивают за пульт. Пусть блестящий московский журналист и феномен подработает переводом. Тем более эта фигня на одну прокрутку.

Отмашка, луч аппарата, и в темноте Познер включает свой обаятельный мужественный радиобаритон.

А на экране – бескрайняя монгольская степь, переходящая уже вовсе в бесконечную пустыню Гоби. Стадо овец – как горсть мышей на футбольном поле. Юрта, дымок. Пастух верхом на лошадке, которую в Англии называют пони, только эта лохматая. Лицо пастуха – молодое, вдохновенное, юно-героическое. И с протяжной дикой тоской и заунывной страстью он поет: горловые рулады:

– Любовь настигла меня в жаркий день.Она сладка, как чистый ручей.Нет выхода печали моего сердца.Вдалеке таюсь от людей.

«Это ж надо, – тихо делится в темноте один из руководящих товарищей. – Прямо японские танки… или хуйку…» В общем, ценитель восточного искусства.

Пастух поднимает к себе в седло ягненка, рассматривает его, дует в шерсть, целует в милый ягнячий носик и отпускает со словами:

– Ах, не тебя бы я хотел так целовать!.. – переводит Познер своим приятным баритоном, но с той особенной механической ровностью интонаций, которая свойственна в кино синхронистам, все внимание которых занято переводом смысла, а на эмоции и интонации сил и времени уже нет.

Из-за сопки выезжает крошечная далекая фигурка и медленно превращается во встречного всадника. Этот постарше, лицо резче, вид серьезный. Явный степной руководитель.

Поравнявшись, они обнимаются, не сходя с седел, и младший говорит радостно:

– Как я истосковался, пока тебя ждал!

А старший, улыбаясь в морщины, отвечает:

– Я считал минуты до нашей встречи!

На следующем кадре младший загоняет овец в загон и кричит во все горло:

– Вернулся мой дорогой друг! Вернулся мой дорогой друг!

Эта горячая дружба немного забавляет не успевших уснуть зрителей. Все-таки эти монголы очень наивны в своем социалистическом оптимизме. Младшие братья, чего взять.

Два наших пастуха сидят и пьют чай у костерка. Старший прихлебывает и говорит:

– Горяч, как твой поцелуй.

Младший отхлебывает и говорит:

– И жжет внутри, как твои ласки.

??? У зала исчезает как-то желание спать. Люди медленно осваиваются с услышанным. Фразы в контексте… нетрадиционны. Налицо асинхронизация видового и звукового ряда. Это… собственно… как понимать?

И вот наши двое монголов лежат рядом под одеялом. Над ними – мечтательные звезды, отражаются и мерцают в задумчивых глазах.

Познер чуть откашливается и переводит:

– Я так счастлив, что судьба подарила мне еще одну ночь с тобой.

И ответ:

– Я знаю, что это нехорошо. Даже преступно. Но ничего не могу с собой поделать…

– Иди ко мне, дорогой, иди же скорее…

Все. Зал затаил дыхание. Иногда чей-то судорожный вздох и всхлип. Неужели???!!!

– Так, – говорит Познер. – Если переводить дальше, я прошу указания. Там текст эротического характера.

– Переводи! – сдавленно командуют в темноте из президиума.

– Глубже, – с механическим бездушием робота переводит Познер. – Твой нефритовый стержень силен.

Утро, солнце, овцы, степь, двое в седлах:

– Тебе было хорошо со мной?

– Мне еще никогда не было так хорошо.

Обвал. Ужас. Сенсация. Не может быть!!! Вот это засадили братья-монголы!!! Извержение вулкана, взрыв фестиваля: полнометражный художественный фильм о гомосексуальной любви двух пастухов, коммуниста и комсомольца, в далеком монгольском скотоводческом колхозе.

Всем как по шприцу адреналина засадили. Затаили дыхание, и глаза по чайнику, ушки к макушке сползли и растопырились.

Поймите, это были те годы отсутствия секса в СССР, когда в последнем слове на суде огребающий свой срок знаменитый режиссер Параджанов саркастически произнес: «Все может простить Коммунистическая Партия, но половой член в заднем проходе – никогда!» И получил десять лет лагерей. Н-ну, мы не говорим уже, что в Средние века гомосексуалистов сажали на кол.

Уважение к меньшинствам тогда было не в моде. Тогда и большинство-то в грош не ставили. Но вообще это все – статья за мужеложество. Что делать?..

В президиуме – свист и шип, словно змеи совещаются. И вердикт шепотом: Черт их знает, этих диких пастухов… кто там с козами живет, кто с кем… Товарищи, это первый монгольский полнометражный художественный фильм на нашем фестивале. Надо поддержать. У них тоже отборочная комиссия, партком, международный отдел, братская партия. Значит, так надо, если отправили такой фильм.

А на экране:

– Эта любовь дает мне счастье и гордость! – заявляет юный пастух старшим членам своей семьи.

– Я боюсь, чтобы это не испортило тебе жизнь, – тревожится мать.

– Старший товарищ не научит его плохому, – сурово возражает отец.

Черт. Мы и не знали, что в социалистической Монголии вот так относятся к гомосексуализму. Товарищи, да ведь они в него шагнули прямо из феодализма. А возможно, в развитии сюжета они будут преодолевать свое прошлое?

А-а-а! Вот и кульминация – общее собрание прорабатывает наших любовников. Народ волнуется в большой юрте, стол застелен сукном, председатель звонит в колокольчик:

– Пусть наши, так сказать, друзья объяснят коллективу свое поведение. Много лет мы боролись за социализм! (Аплодисменты.) Случались и раньше подобные факты, мы их не афишировали…

А над головой у председателя, слева и справа, укреплены к походному войлоку полога портреты товарища Сухэ-Батора и маршала Чойболсана, и выражение лиц у них странно принаряженное…

Женщина с орденом на груди сжимает в кулаке меховой малахай и выкрикивает:

– Эти моральные отщепенцы бросают вызов всем честным труженикам! – И срывает гневную овацию всей этой, так сказать, красной юрты.

А старший пастух выходит и говорит:

– Я полюбил его всей душой… и всем телом. Вы можете меня судить и расстрелять, но я ничего не смог поделать с собой. Но верьте: я старался учить его всему хорошему!

И – представьте себе! – он переламывает настроение этой колхозно-овцеводческой общины, и она ему сочувственно кивает и аплодирует.

А младшего встречает смехом и свистом! И он оправдывается:

– Я ничего не мог поделать! Сначала я не понимал, чего он от меня хочет. А потом он подчинил меня своей воле…

Драма, короче, страшная. Он предал своего старшего любовника и попытался начать чистую жизнь. А тот все приезжал к нему и снова склонял к сожительству.

М-да. А потом старший погиб во время грозы и бури, спасая колхозный скот. И хоронили его торжественно всем колхозом. А младший страшно каялся и лил слезы на его могиле. А в конце ехал по степи и пел счастливую песню об их любви, ушедшей навсегда…

Народ был просто громом поражен, в смысле кино-зрители. Гомосеков все брезгливо ненавидели, а вот эта драма просто заставила расчувствоваться.

– Тоже люди, понимаешь…

– Тоже любят…

– Слушайте, но кто мог ожидать, что монголы залудят такую мощную работу!

– А ведь это, ребята, и на Золотого Льва натянуть может… и на Оскара!

То есть обсуждение приняло необычно живой характер. А фильм поставили на специальный приз по ходу идущего конкурса. Ну, на первое место все же нельзя: гомосексуальная тема как-никак, однополая любовь, идеологически все же не очень. Но – национальная своеобычность. А вот оригинальность темы, смелость режиссерская, нетривиальная коллизия… и камера-то не такая плохая, и игра актеров, товарищи! – как это все без лишних эмоций, все изнутри показывают, по Станиславскому… Короче – фильм что надо.

Высокое фестивальное начальство, которому прохлаждаться некогда, потребовало фильм себе на просмотр. Они первые четыре смотрят: для порядка, – кому призы давать и премии. Смотреть все им некогда.

А монгольская группа уже подъехала. И в малом спецзале, в уголку за пультиком, лампочка на черном щупальце пюпитр освещает, монгольский переводчик излагает события:

– Здравствуй, Цурэн! Как скот, здоров?

– Спасибо за лекарство, Далбон! Те четыре овцематки, что болели, теперь совершенно здоровы.

Начальство терпеливо ждет, когда начнется гомосексуальная любовь. Оно проинформировано в деталях и тоже хочет приобщиться к оригинальному монгольскому кино.