Тибетский лабиринт (новая версия) - Константин Жемер

Гюбнер снова почтительно поклонился Крыжановскому.

– Что касается второй половины вопроса, а именно – какую цель преследовал убийца, проникнув в поезд, то точно ответить, увы, не могу. Но одна версия всё же имеется. Предупреждаю сразу – здесь мы вступаем в область догадок и предположений. Вы ведь видный специалист по Тибету, не так ли?

Полицейский дождался от собеседника утвердительного кивка, а затем продолжил:

– Дело в том, что британцы весьма ревниво относятся ко всему, что связано с означенной страной, считая её безраздельно своей. И пресекают любой интерес иностранцев…

– Мне ли не знать! – воскликнул Герман.

– …Следовательно, резонно предположить, что целью Пендлтона являлось ваше устранение, – в грудь профессору уставился карандаш. – А Линакер послужил лишь прикрытием.

– Звучит настолько цинично и бесчеловечно, что я, герр криминалдиректор, не могу согласиться с подобной версией, – покачал головой Крыжановский. – К тому же, прошу прощения, но мотивы убийства совершенно надуманы. Мало ли на свете специалистов по Тибету? Так что же, по-вашему, выходит, англичане задались целью всех их истребить и начали именно с меня? А Марк – какое из него, к чёрту, прикрытие? Хорошо, допустим, убийце для маскировки понадобилась пионерская форма, так не проще ли было, убив мальчика, выбросить тело из поезда?

– В мире профессионалов, к которому принадлежу я, и к которому также принадлежал Пендлтон, не существует слов «цинично» и «бесчеловечно», – дал жёсткую отповедь Гюбнер. – Зато имеют место такие понятия как «почерк» и «стиль». Это означает, что, даже если бы в моём распоряжении не находилось столь весомой улики как труп единственного и неповторимого сэра Бэзила, всё равно бы не возникало сомнений, что в этом деле присутствует именно английский след. Стиль и почерк Интеллидженс сервис не спутаешь ни с чем. Думаю, дело было так…

Гюбнер вынул из потрёпанного кожаного портсигара сигарету, закурил и долго молчал. Когда же заговорил, тон его утратил прежнее добродушие:

– В поезд Пендлтон, скорее всего, подсел на территории Польши. Видимо, изначально на нём уже была детская одежда. Мысль переодеться в юного Линакера, чтобы было проще подобраться к вам, появилась спонтанно, уже после того, как убийца заметил, что вы общаетесь с мальчиком. Вы же не станете отрицать факт такого общения?

– Дедушка Марка попросил меня за ним присмотреть в дороге, – потупившись, буркнул Герман.

– Как вы справедливо заметили, – Гюбнер снова направил карандаш в грудь Герману, – зарезав Линакера, Пендлтон не стал выбрасывать тело под откос, а засунул в контейнер. Спрашивается, почему? А потому, что, сняв с него одежду, обнаружил, что мальчик – еврей.

При этих словах, карандаш, что доселе служил криминалдиректору в целях имитации различных колющих движений, превратился в инструмент режущий, и весьма наглядно продемонстрировал процесс воображаемого обрезания.

– Даже представить страшно! Русский поезд пребывает в Берлин с двумя трупами, один из которых – учёный с мировым именем, а второй – маленький еврей. Последний привлекает наибольшее внимание, поскольку, во-первых, убит ребёнок, а во-вторых, национальность убитого сразу же бросает тень на нас, немцев – ведь мы здесь, как известно, евреев не жалуем. А раз мальчик – наших рук дело, то профессор, естественно, тоже. Это влечёт за собой международный скандал и неминуемое похолодание отношений между Советской Россией и Германией, а англичане остаются в стороне. Таков их стиль – нет бы, «убрать» за собой, тщательно избавиться от улик, как сделали бы мы, немцы. Куда там – надо обязательно подстроить всё так, чтобы подозрение пало на невиновного! Чисто английское убийство!

– Так, может, Пендлтон изначально преследовал цель поссорить Советский Союз и Германию, для того и пытался совершить двойное убийство, а Тибет тут совершенно не при чём? – предположил Герман.

– Э, нет – существует множество более надёжных способов рассорить две страны, здесь же мы имеем дело с неудачной попыткой закамуфлированного устранения. Поверьте, стили разведок различных стран я отличаю столь же безошибочно, как вы, герр профессор, отличите тибетскую письменность от любой другой.

– И у советской разведки есть свой почерк?

– Конечно, как же иначе? Ну, всего не расскажу, сами понимаете – профессиональная тайна, но один маленький секрет, позволяющий определить русского агента, выдать могу, – Гюбнер заговорщицки подмигнул Герману. – Угадайте, какое обстоятельство убедило меня, что вы не из НКВД? Нет-нет, не проверка бумаг, и не свидетельские показания попутчиков – это всё ерунда, это подделывается и подстраивается. А вот то, что вы не поморщились, а проявили безразличие, когда я назвал вас шпионом – совсем не ерунда, это настоящее, не наигранное. Ваши агенты, а их, уж поверьте на слово, я повидал немало, обязательно морщатся при слове «шпион». Они, ведь, считают себя разведчиками, а не шпионами.

– Такая мелочь…

– Мелочи, знаете ли, губят чаще, чем крупные просчёты. Пендлтона тоже сгубила мелочь: он недооценил дилетанта, – Гюбнер в который раз почтительно поклонился Крыжановскому, после чего взглянул на часы. – Ого, сколько я у вас отнял времени своей болтовнёй! Но, герр профессор, прошу не обижаться, болтовню я начал лишь с одной целью – убедить вас впредь проявлять максимальную осторожность. Английская разведка – они, знаете ли, не болтают, они убивают! Они ни с кем не договариваются, а если и заключают договоры, то потом убивают все равно! Эти люди ни за что не оставят своей затеи, уж вы мне поверьте! Не вышло у одного, придёт другой. Даже если моя тибетская версия ошибочна, всё равно существует нечто такое, из-за чего на вас открыт сезон охоты. Гестапо, смею уверить, сделает всё возможное, но… пример Линакера убеждает, что не всегда удаётся надёжно присмотреть за человеком, когда на него положили глаз типы, подобные Пендлтону.

Гюбнер помог Крыжановскому надеть плащ и проводил в коридор. На прощание сказал с завистью:

– Не смею более задерживать – вас ждут.

Тут же Герману стала понятна причина зависти криминалдиректора. «Причина» эта, даром, что скромно сидела в уголке общей комнаты, всё равно умудрялась находиться в центре внимания окружающих. Более того, не вызывало сомнений, что, пока указанная «причина» пребывает здесь, в полиции защиты, агенты международного шпионажа могут чувствовать себя в Берлине совершенно безнаказанно, поскольку ни о какой осмысленной работе полицейских чинов речи идти не может – они попросту будут пялиться в одну точку, позабыв о служебном долге.