Верность любви - Лора Бекитт

— Это неправда.

Тулси не верила. На ее лице лежала печать отчаяния. Сейчас она была похожа на заблудившегося во мраке ребенка.

Неожиданно молодая женщина разрыдалась — впервые с момента гибели Рамчанда и обрушившегося на нее ужаса. Все это время слезы жгли ей грудь, разрывали душу, но не могли пролиться. Чувство невыносимой вины будто заперло что-то внутри на замок, но теперь искреннее сострадание почти незнакомого человека помогло прорвать невидимую плотину.

Тулси захлебывалась от слез, и тогда Анри, сделав усилие, приподнялся, привлек ее к себе и принялся гладить волосы. Его руки мягко обвили ее тело, голова индианки склонилась ему на плечо.

Слезы Тулси намочили одежду в том месте, где остался знак несмываемого позора, и Анри усмехнулся. Он и подумать не мог, что когда-либо вновь будет держать в объятиях женщину, служить ей утешением и защитой. Случалось, он вспоминал Урсулу, их невинные поцелуи, свои мечты — тогда ему казалось, что судьба перебросила его через пропасть, отделяющую рай от ада, свет от мрака и жизнь от смерти.

Стоило ему закрыть глаза, и он переносился в прошлое, где были больная мать, вечные мысли о том, где взять деньги, но также и юношеские грезы, дерзкие надежды, головокружительные планы. Все ушло в никуда, чтобы никогда не вернуться обратно.

— Хотите знать, что произошло со мной? — спросил Анри и, не дожидаясь ответа, с грустью произнес: — Если бы в нашем обществе существовали касты, можно было бы сказать, что я принадлежал к одной из высших. А теперь я — неприкасаемый.

Он начал рассказывать, и Тулси, слушая его, не заметила, как ее слезы высохли. Потом молодая женщина заметила:

— Нельзя выйти из одной касты и вступить в другую. Человек рождается в касте и в ней умирает. Я могу назвать собаку тигром, но она останется собакой. Шакал способен напасть на смертельно раненного льва и победить, но лев все равно сильнее.

Тогда Анри показал ей лилию.

— Вы не поняли. Видите знак? Он означает, что я осужденный на каторгу преступник, убийца и вор! И я никогда не смогу доказать, что я невиновен!

Тулси смотрела на него с болезненным интересом и почти священным ужасом.

— Вам было больно?

— Мне было больно вот здесь. — Анри приложил руку к груди. — Вот где главное клеймо! У меня отняли родину, мать, невесту, имя и честь.

— Вы хотите вернуться домой?

Анри помрачнел.

— Я никогда не смогу вернуться. Мне некуда возвращаться.

Молодая женщина молчала, и тогда он произнес то, о чем думали оба:

— Пойдем вместе, Тулси! В неизвестность, в никуда! Без надежды и веры. Чтобы нести свою тяжелую ношу и жить наперекор судьбе!

Индианка не отрываясь смотрела на него большими печальными глазами.

— Вы хотите взять меня с собой? Зачем?

Анри сказал то, что было правдой, то, о чем он подумал, когда она плакала у него на плече.

— Я боюсь оставлять вас одну.

Глава VII

Везде, где им довелось проходить, земля несла на себе печать войны. Англичане воевали с французами, те и другие — с местными правителями, местные правители — между собой. Дабы лишить друг друга продовольствия, путей сообщения и поддержки населения, все без исключения участники сражений разрушали ирригационные сооружения, из-за чего затоплялись рисовые поля, уничтожались плотины и мосты, происходил грабеж деревень.

Анри и Тулси пришлось увидеть и пепелища, и умиравшие от ожогов, роняющие на землю обугленные ветки деревья, и женщин, безутешно рыдающих над телами близких, погибших во время артиллерийского обстрела. А еще — окропленные кровью и исполосованные колесами орудий дороги, ряды служивших могилами канав, зловещих стервятников, круживших над разоренными селениями. Порой беглецы слышали вблизи грохот пушек и тотчас сворачивали в сторону.

Они обменяли на продукты почти все украшения Тулси. Анри возражал, но молодая женщина дала понять, что для нее золото и камни не ценность, а всего лишь болезненное напоминание о прежней жизни.

Иногда даже золото не имело цены, потому что население голодало и еды попросту не было. Возле многих деревень валялись огромные груды мусора и навоза; похожие на скелеты собаки рылись в них, тщетно стараясь отыскать что-то пригодное для пропитания. Огромные худые буйволы медленно пережевывали солому.

Силы Анри постепенно восстановились — во многом благодаря тому, что он чувствовал ответственность за жизнь своей спутницы. Случалось, они ночевали на одной кровати — не сняв одежды и целомудренно отвернувшись друг от друга.

Общаясь с Тулси, Анри продолжал совершенствоваться в хинди, и в этом ему помогали врожденные способности и прекрасная память. Молодой человек незаметно воспрянул духом: иллюзия свободы вернула ему внутренние силы, надежду на счастливые перемены и уверенность в себе. Тулси, в свою очередь, тоже постепенно забывала прошлое, понемногу избавлялась от невидимых пут.

Их разговоры вызывали интерес у обоих; негласное табу было наложено на одну-единственную тему: Анри никогда не расспрашивал Тулси о ее покойном муже.

Как-то молодой француз полюбопытствовал, почему в Индии не едят коров. Тулси, искренне удивившись его вопросу, ответила:

— Потому что корова дает нам все: на ней мы пашем, пьем ее молоко, делаем из молока много другой еды. Ее моча нас лечит, а навоз удобряет поля. Человек должен быть благодарен корове. Убить ее все равно что убить мать.

Еще они рассуждали о сновидениях. Тулси рассказала Анри о том, как увидела во сне богиню Кали, и добавила:

— Я не знаю, что такое сны. Наверное, это дверь в непроглядную ночь, которая зовется будущим. Сны позволяют нам увидеть одну из строк письма, написанного богами и называемого нашей жизнью.

— Вы полагаете, что все предопределено и ничего нельзя изменить?

— Наверное, так и есть, но мы должны верить в то, что это возможно.

Они сидели во дворе чужого дома и смотрели на мерцающие в ночи звезды, эти бесчисленные сияющие окошки в бесконечность, внимали ласковому шепоту ветра и наслаждались ароматом благоухающих цветов и трав.

Иной раз молодая женщина, с виду необразованная и наивная, была так поразительно умна и мудра, что Анри не находил слов. И все чаще задумывался о том, что должен внушить Тулси уверенность в себе и своей свободе.

В конце концов молодой человек пришел к выводу, что им необходимо где-то осесть. Как следует поразмыслив, он решил идти к противникам своей страны — англичанам.

Недавно гарнизон подвергся обстрелу и теперь зализывал раны. Баласор был не колонией, а факторией[10], потому военные по большей части селились не в домах, а в палатках. Армейский лагерь, который был разбит в двух лье от города, представлял собой огромный поселок из походных шатров, образующих несколько улиц. Место, на котором стояла палатка, и ее размеры соответствовали положению хозяина. В центре возвышался величественный шатер генерала, к нему примыкали жилища старших офицеров.