Тетрадь найденная в Сунчоне - Роман Ким

Король Чончон часто приезжал сюда, чтобы пролить слезу над могилой своего отца. На обратном пути он поднимался на этот холм и бросал из беседки прощальный взгляд в сторону горы. Это вошло в обычай. Все короли Кореи, царствовавшие после Чончона, каждую весну приезжали в Сувон поклониться могиле предка. И все они на обратном пути поднимались в эту беседку, долго смотрели в сторону горы и отвешивали поклон.

Затем Пак стал рассказывать о других исторических событиях, имевших отношение к здешним местам, но я перестал слушать. В моей памяти вдруг всплыл другой день, когда я точно так же смотрел на расстилавшийся передо мною пейзаж. Это было на горе Такатори. Я вспомнил, что случилось в тот день. Затем стал перебирать в памяти дальнейшие события.

Окинув мысленным взором свою жизнь за последние годы, я решил начать эти записи. Тем более что мне нужно как-то скоротать время. Хаш-хаш приедет не раньше чем через месяц, а до этого мне все равно нечего делать. Свой вынужденный досуг я использую для заполнения тетради.

Из этой беседки корейские короли озирали путь, пройденный ими, и отвешивали поклон в ту сторону, откуда пришли. Я проделаю то же самое.

Я кланяюсь в сторону горы Такатори, откуда начался удивительный путь, приведший меня, офицера специальной службы императорской армии, в корейский город Сувон, к холму со старинной беседкой.

Мои записи не предназначены для чужих глаз. Я веду их для самого себя. А от самого себя у меня тайн нет.

БУТЫЛКА КОНЬЯКУ

1

В первых числах июня 1945 года Токийская роза (так прозвали американцы дикторшу наших передач на английском языке) объявила на весь мир о прибытии американского авиационного полка "Летящая стрела" на остров Тиниан. Этот полк был предназначен для чрезвычайной операции, и переброска его из Америки на Тихоокеанский театр производилась в условиях строжайшей тайны. Поэтому сообщение Токийской розы буквально ошеломило неприятельское командование. Мы одержали блестящую победу на фронте эфира.

Все, кто был в курсе дела, поздравляли меня. Я действительно имел право гордиться своей удачей, хотя все получилось совсем случайно.

Наша группа - чины армейского отдела главной квартиры и офицеры штаба Восточного района - была послана на Миурский полуостров инспектировать укрепления, возведенные на побережье Токийского и Сагамийского заливов. Группу возглавлял полковник из адъютантской части главной квартиры, мой старый приятель Дзинтан. Эту кличку ему дали еще в военной академии за сходство с изображением на рекламе пилюль "Дзинтан".

Мы объездили весь полуостров и наконец прибыли в Оихама, где находился аэродром флотской авиации. Здесь наша группа разделилась. Часть ее направилась в Дзуси, часть осталась в Оихама в ожидании военного министра генерала Анами и только что назначенного начальника главного морского штаба адмирала Тоёда.

Дзинтан предложил мне подняться на гору Такатори, возвышающуюся в центре полуострова, и полюбоваться видом на оба залива, полуостров Босо и горы Фудзи и Хаконэ. Вид был действительно великолепный. Но наш восторг был вскоре омрачен американскими бомбардировщиками. Они летели со стороны Токио, возвращаясь с бомбежки. Один из них направился в нашу сторону, решив, очевидно, пересечь полуостров. Зенитная батарея, спрятанная у подножия горы, дала по нему залп. Самолет вдруг накренился и окутался дымом. Из машины выбросилось несколько человек с парашютами. Их отнесло немного в сторону, они опустились недалеко от того места, где среди деревьев виднелась крыша храма Дзинбу.

Мы стали спускаться по тропинке к храму. Оттуда послышались выстрелы. Мы вытащили револьверы и ускорили шаг. У ворот храма нас встретил капитан с черными жандармскими петлицами. Узнав, кто мы, он пропустил нас.

Перед ступеньками, ведущими к храму, стояли трое пленных, связанных веревкой. Двое из них были молодые рослые парни - сержанты, третий - офицер, невысокий, с прищуренными глазами и маленькими пухлыми губами. На рукаве у него был изображен зеленый лист с молнией посредине - эмблема 25-й дивизии. Вслед за нами в ограду храма вбежал подполковник с черными петлицами. При виде его Дзинтан улыбнулся:

- Здорово, Муссолини! У тебя хороший нюх на дичь, поспел вовремя.

У жандармского подполковника были большие вытаращенные глаза и массивный квадратный подбородок. Кличка ему была дана очень удачно. Он деловито осмотрел пленных и, одобрительно похлопав по груди рослого рыжеватого парня, обратился к двум молоденьким офицерам, стоявшим около пленных:

- Ваши солдаты ополченцы?

Офицер в очках ответил:

- Так точно, призваны месяц назад. Студенты.

- Фехтовать на мечах умеешь?

Офицер в очках осклабился:

- Я был в университетской команде фехтовальщиков.

Муссолини показал пальцем на рыжеватого парня:

- А ну-ка, покажи на нем свой класс. Одним ударом надвое.

Дзинтан кивнул мне:

- Покажи ты сперва.

Я засмеялся:

- Нет, одним ударом не умею. Несколько раз пробовал на острове Макин, но ничего не получалось, только портил материал.

- Вы, наверно, били горизонтально, - сказал Муссолини, - ударом "полет ласточки". Это очень красивый, но трудный удар. Лучше рубить сверху наискось, от плеча к бедру, ударом "опускание журавля".

Флотский лейтенант, стоявший рядом с Дзинтаном, счел нужным вставить замечание:

- А самый чистый удар - это рубить от макушки до копчика на две равные половинки, в стиле Миямото Мусаси...

Дзинтан усмехнулся:

- Говорят, что у вас на флоте усердно изучают этот удар. Тренируются на курах.

Все громко засмеялись, кроме флотского лейтенанта.

Муссолини, пристально посмотрев на пленного офицера, тихо сказал что-то Дзинтану. Американец вдруг упал на колени и торопливо заговорил по-японски, почти без акцента:

- Не убивайте, я не летчик, а штабной офицер. Не убивайте, я все скажу! Не убивайте, пожалуйста!

Он сложил ладони, как на молитве, и поклонился.

Я отвел Дзинтана в сторону и громко сказал:

- Дай мне его. Допрошу по всем правилам. - И добавил шепотом: - А после допроса расправлюсь сам.

Дзинтан кивнул головой и пошел вместе с Муссолини в сторону колокольни, приказав солдатам вести туда пленных.

Я поднялся на веранду храма. Служка провел меня в каморку, где хранились в чехлах статуи и скатанные в трубку картины. Я приказал солдату развязать пленного.

Служка принес на подносе чайник с чашками, рисовые лепешки и палочки для еды. Я усадил пленного на пол перед столиком, а сам сел напротив на сложенный парашют.

Пленный чинно уселся, поджав под себя ноги. Я дал ему сигарету. Он жадно выкурил ее и вдруг, уронив голову на столик, зарыдал. Я предложил ему чашку чаю. Он выпил, сморщил физиономию и вытянул губы, снова собираясь заплакать. Я ударил его по щеке и вежливо сказал:

- Возьмите себя в руки. Вы офицер, а не девочка. У вас еще есть возможность остаться в живых.

Я дал ему выкурить еще одну сигарету и начал допрос.

2

Его звали Альберт Харшбергер. Он был офицером штаба 25-й дивизии, прикомандированным к штабу главнокомандующего союзных вооруженных сил на Тихом океане генерала Макартура. Недавно его послали на остров Тиниан для выполнения специального задания. Дело в том, что на этом острове, хотя с момента взятия его американцами прошло уже около года, в бамбуковых зарослях возле горы Расо еще прятались остатки японского гарнизона. Из-за этого американским офицерам и чинам женского вспомогательного корпуса приходилось воздерживаться от прогулок в лес. Харшбергер успешно выполнил задание - с помощью громкоговорителя он уговорил японцев прекратить сопротивление. Из чащи вышло всего пять человек.

Прежде Харшбергер жил в Японии и работал в лютеранской общине. Он вернулся в Америку незадолго до начала войны.

- Короче говоря, вы были шпионом, - сказал я.

- Нет, я преподавал английский язык в лютеранском богословском институте в Токио...

- Адрес института? Кто директор?

- Район - Накано, квартал - Сагиномия. Директор - американец Хорн. Затем я преподавал в Сеуле, в институте Энки...

- Адрес института? Кто директор?

- Район - Синчон, директор - американец Андервуд.

- Короче говоря, вы занимались шпионажем не только в Японии, но и в Корее. Не будем спорить. А почему вы вдруг стали на колени и захныкали? Догадались?

Пленный закрыл лицо руками.

- Я понял из слов жандармского подполковника... На южных островах мы иногда находили трупы наших офицеров и солдат... и туземцы подтвердили, что вы... - он остановился, подыскивая слова, - что ваши офицеры заживо вскрывали пленных и брали...

Я кивнул головой:

- Печень, взятая у живого врага и употребленная в пищу, делает воина храбрым и выносливым.

- Нам потом стало известно, что первым это начал у вас полковник Цудзи Масанобу. Сами японцы прозвали его за это Малайским тигром... - сказал пленный, не отнимая рук от лица.