Венецианский мавр - Джиральди Чинтио

На эти слова, гневаясь пуще прежнего, мавр отвечал:

-- Всякий, кто тому не верит, может испытать это на себе! Я так сумею отомстить за обиды, что всласть упьюсь своей местью!

Дисдемона вся обомлела от испуга при этих словах и, видя, как муж впервые на нее вспылил, робко промолвила:

-- Ничего, кроме добрых намерений, меня не заставляло вам об этом говорить. Но чтобы вы на меня больше не сердились, я впредь об этом ни слова вам не скажу.

Мавр, видя, что жена снова настаивает на своем в пользу капитана, вообразил, что в словах, сказанных ему поручиком, подразумевалась любовь Дисдемоны к капитану, и, в глубокой тоске отправившись к негодяю-поручику, стал добиваться от него более открытых признаний. Поручик же, решивший погубить несчастную женщину, сначала делал вид, что не хочет говорить ему ничего неприятного, но, наконец, притворившись побежденным мольбами мавра, сказал ему:

-- Не могу отрицать, что мне невероятно тяжело говорить вам вещь, досадней которой для вас и быть не может, но раз вы все-таки хотите, чтобы я вам ее сказал, и раз мой долг заботиться о чести моего господина также меня к тому вынуждает, я не хочу отказывать ни вашей просьбе, ни своему долгу. Так знайте же: опала капитана только потому огорчает вашу жену, что она лишилась того удовольствия, которое она от него получала, когда он приходил в ваш дом,-- как женщина, пресытившаяся вашей чернотой.

Слова эти пронзили сердце мавра до самой глубины, но, чтобы узнать еще больше (хотя он верил тому, что говорил поручик, ибо сомнение уже успело зародиться в его душе), он произнес со свирепым видом:

-- Не знаю, что мне мешает отрезать твой наглый язык, посмевший так опозорить мою жену!

На это поручик сказал:

-- Иной награды, полковник, и я не ожидал за свою дружескую услугу, но раз уж чувство долга и забота о вашей чести завели меня так далеко, я вам повторю, что дело обстоит именно так, как вы это слышали. Если же эта женщина так сумела отвести вам глаза своей притворной любовью, что вы не видите того, что должны были видеть, то это еще не основание, чтобы слова мои были неправдой. А говорил мне это сам капитан, как человек, которому кажется, что счастье его не полно, если он им не поделился с кем-нибудь другим.-- И он добавил:--Если бы я не страшился вашего гнева, я убил бы его, отплатив ему по заслугам за его слова. Я сообщил вам то, что вам надлежало знать более, чем кому-либо. Но, получив за это столь неподобающую награду, я должен замолчать, чтобы не навлечь на себя вашу немилость.

На что мавр, вне себя от ярости, сказал:

-- Если ты мне не дашь увидеть собственными глазами то, о чем ты говорил, будь уверен, я дам тебе понять, что лучше было бы тебе родиться немым.

-- Мне было бы нетрудно это сделать,-- возразил ему злодей,-- если бы он приходил к вам в дом, но после того как вы его прогнали (не за то, что следовало, а по пустому поводу), мне это будет нелегко. Правда, я полагаю, что он продолжает наслаждаться Дисдемоной всякий раз, как вы предоставляете ему эту возможность; тем не менее теперь, когда он навлек на себя ваш гнев, ему приходится делать это гораздо более осторожно, чем раньше. Однако я не теряю надежды показать вам то, чему вы отказываетесь верить.

И на этом они расстались.

Бедный мавр, словно пронзенный язвительнейшей стрелой, вернулся домой в ожидании дня, когда поручик покажет ему то, что должно было сделать его несчастным навсегда. Однако и проклятому поручику не меньшую заботу доставляла Дисдемона, которая, как он это знал, свято блюла свое целомудрие, и ему казалось, что ему так и не удастся заставить мавра поверить в его клевету. Наконец, перебрав в уме разные возможности, мерзавец задумал новую хитрость.

Жена мавра, как я уже говорил, часто навещала жену поручика и проводила в ее доме большую часть дня. Заметив, что она иногда носит с собой носовой платок, и зная, что платок этот был подарен ей мавром -- а был он тончайшей мавританской работы -- и сама она, равно как и мавр, особенно им дорожила, поручик решил тайком похитить его и этим окончательно ее погубить. У поручика была трехлетняя дочка, которую Дисдемона очень любила, и вот однажды, когда несчастная женщина пришла в дом этого негодяя, он взял девочку на руки и передал ее Дисдемоне, и та, приняв ее, прижала девочку к груди. В это время обманщик, отличавшийся большой ловкостью рук, вытащил у Дисдемоны платок из-за пояса так осторожно, что она и не заметила, и в полном удовлетворении отошел. Дисдемона, ничего не подозревая, отправилась домой и, занятая другими мыслями, не вспоминала о платке. Однако несколько дней спустя, хватившись его и не находя, совсем оробела, боясь, что мавр его потребует у нее, как это обычно бывало. А между тем подлый поручик, дождавшись удобного случая, зашел к капитану и с изощренным коварством оставил платок у изголовья его кровати. Капитан же заметил это только на следующее утро, когда, вставая с постели, наступил на упавший платок. Не представляя себе, как он к нему попал, но признав, что он принадлежит Дисдемоне, он решил его возвратить. Дождавшись, когда мавр уйдет из дому, он подошел к заднему входу и постучался. Но по воле судьбы, которая словно сговорилась с поручиком, чтобы погубить несчастную женщину, как раз в это

-- Кто там стучит?

Капитан, услыхав голос мавра и боясь, как бы он на его беду не спустился, не отвечая ни слова, бросился бежать. Мавр, спустившись с лестницы и отворив дверь, вышел на улицу, но сколько ни искал, никого не нашел. Тогда, вернувшись в дом, он в досаде спросил жену, кто там внизу стучал. Она, не кривя душой, ответила, что не знает, но мавр продолжал:

-- Мне показалось, что это был капитан.

-- Не знаю,-- сказала она,-- был ли то капитан или кто другой.

Мавр сдержал свое бешенство, хотя весь пылал от гнева, и решил ничего не предпринимать, не поговорив с поручиком, к которому он тотчас же и направился, и, рассказав о происшедшем, попросил его узнать от капитана по возможности все обстоятельства дела. Тот, обрадовавшись столь счастливому случаю, обещал это сделать. И вот однажды он завязал разговор с капитаном, когда мавр находился в таком месте, откуда он мог видеть, как они друг с другом беседуют. Говоря с ним о чем угодно, только не о Дисдемоне, он корчился от смеха и, изображая изумление, проделывал разные движения головой и руками, словно слыша всякие удивительные вещи. Как только мавр увидел, что они разошлись, он подошел к поручику, чтобы узнать от него все то, что говорил ему капитан. Поручик, заставив себя долго просить, наконец, сказал:

-- Он от меня ничего не скрывал и сказал, что наслаждается вашей женой всякий раз, как вы, уходя из дому, предоставляете ему на это возможность, и что в последний раз, когда он был с ней, она подарила ему носовой платок, который вы дали ей как свадебный подарок.

Мавр поблагодарил поручика и решил, что если у жены его платка не окажется, то можно считать доказанным, что все обстоит так, как сказал поручик. Поэтому однажды после обеда, заведя с женой разговор о том о сем, он попросил у нее платок. Несчастная, которая этого так боялась, вся зарделась при этом вопросе и, чтобы скрыть румянец, который мавр прекрасно заметил, бросилась к ларю, делая вид, что ищет. Наконец, после долгих поисков, она сказала:

-- Не знаю, как это я не могу его найти. Может быть, вы его взяли?

-- Если бы я его брал,-- возразил он,-- зачем я стал бы у тебя его спрашивать? Другой раз поищешь на досуге.

И пошел, раздумывая о том, как убить жену, а вместе с ней и капитана, но так, чтобы его не обвинили в ее смерти. А думал он об этом и день и ночь, и жена не могла не заметить, что он стал уже не тем в обращении с ней, каким был раньше, и не раз ему говорила:

-- Что с вами? Чем вы так расстроены? Вы, прежде самый веселый человек на свете, стали теперь самым угрюмым.

Мавр находил всякие отговорки, которые ее, однако, нисколько не удовлетворяли. Она, правда, не знала за собой такого проступка, который мог бы вывести мавра из себя, но сомневалась, не пресытился ли он ею от избытка наслаждения. И иногда в беседе с женой поручика она говорила:

-- Не знаю, что мне и думать о мавре: он всегда бывал со мной так ласков, а теперь вот уже несколько дней, не припомню сколько, стал каким-то совсем другим. Как бы мне не сделаться устрашающим примером для девушек, которые выходят замуж против воли своих родителей, и как бы итальянские женщины не научились от меня не соединяться с человеком, от которого нас отделяет сама природа, небо и весь уклад жизни. Но так как я знаю, что он большой друг вашего мужа и обсуждает с ним все свои дела, я прошу вашей помощи, если вы только узнаете от мужа что-нибудь, о чем вы меня можете предупредить.

И все это она говорила, обливаясь слезами. Жена поручика была обо всем осведомлена, так как муж решил сделать ее соучастницей убийства Дисдемоны, но она ни за что на это не соглашалась; однако в страхе перед мужем она боялась проговориться и отвечала лишь одно: