Мой сосед - "дилетант" - Владимир Рыбин

— Серега, ты, что ли?

Молчание. Бывает же так: тихо, а чувствуешь — тревожно. Выглянул в окно — светает. Во дворе дорожки поблескивают: видно, дождь прошел. У сарая коты обнюхиваются. Береза космы развесила, не шелохнется.

Выбежал я во двор, глянул на Серегины окна — темны, как вчера. Решил уж досыпать идти, да на лестнице глянул на счетчик, а он стоит.

Описал в телеграмме все, что видел и слышал, полтора рубля заплатил. В тот же день Сергей и примчался, на такси прикатил. Не входя в квартиру, стал расспрашивать, что да как. Выслушал, походил по двору, а потом взял кирпичину да ка-ак запустит в собственное окно.

— Что ты, — говорю, — ошалел?

— Может быть, Пантелеич, может, и ошалел. А может, иначе нельзя.

Отомкнули мы его замки, принюхались — гарью пахнет. А посередине комнаты кошка лежит скрюченная, обгорелая. Сергей сразу кинулся куда-то в угол. А там темное пятно в полстены, обои обуглились. Под ними на толстом фарфоровом набалдашнике стояла у стены черная искореженная коробка. Две таких же целых стояли рядом. Эти были прикрыты стеклянными круглыми аквариумами и оплетены проволокой. Хотел я расспросить обо всем, а тут милиционер наш участковый входит.

— Говорят, ночью взрыв был? Что происходит? — И пошел по комнате. Пятно на стене потрогал, а потом к Сереге подступился.

— Кто стекло разбил?

— Я, по неосторожности.

— Откуда пятно на стене?

— От аккумулятора. Стоял тут, хлеба не просил, а кошка как-то залезла в комнату, замкнула контакты, и получилось короткое замыкание.

— Сколько работаю, не слышал, чтобы аккумуляторы взрывались.

Поморщился Серега, однако стал объяснять:

— Видите ли, это не такой аккумулятор, как в автомобиле. Это вроде конденсатора, только со свойствами аккумулятора. И гораздо мощнее.

— Изобретение, что ли?

— Вроде этого.

— А где вы работаете? Пожалте документик.

Посмотрел, покачал головой.

— Что это вы, гражданин изобретатель, секретные изобретения дома держите?

— Оно не секретное.

— Нет, так будет. Я в этом деле тоже кое-что кумекаю.

— Не будет. Не верят мне.

— Любому шоферу дай аккумулятор понадежней — обрадуется.

— Дело не в аккумуляторе.

— В чем же?

— В гравитонции.

— Кто такая?

— Это такое вещество. Аккумулирует гравитацию.

— Земное притяжение, что ли?

— Не только земное. Вообще гравитацию.

— А зачем она, то есть оно, вам? Для какой, так сказать, надобности?

Такой, понимаете, попался любитель науки. Сначала Серега неохотно объяснял, а потом разошелся. Выволок из-за шкафа черную доску, такую, как в школе, только поменьше, и пошел сыпать формулами. Даже я, уж на что знаю Серегу — все-таки сосед, — и то рот разинул. А участковый через четверть часа дремать начал.

Очнулся другим человеком — ласковым, вежливым. Руки нам пожал и откланялся.

Посидели мы с Серегой, помолчали. Чекушку с расстройства раскупорили. Я принес. Ибо у Сереги никогда запаса не было.

— Спасибо тебе, — сказал он. — Здорово ты меня выручил.

— Ты бы, — говорю, — друг Серега, хоть бы рассказал мне про свои дела. А то по незнанию и сболтну чего лишнего.

— Так я только что все рассказал, — удивился он. — Вон и формулы на доске.

Теперь удивился я. Ну и язык у этих ученых! Говорят как на духу, а поди пойми.

— Ты, — говорю, — давай по-человечески рассказывай.

Тут он и выложил все как есть.

— Понимаешь, Пантелеич, нашел я вещество, которое при определенных условиях аккумулирует гравитацию…

— Где нашел-то?

— Открыл, значит. Представь себе килограммовую гирьку. Как ее ни клади, хоть прямо, хоть на бок, она все равно килограмм весит. А мой гравитонций может менять свой вес: то тебе полкило в той гирьке, то сразу два…

— Вот, — говорю, — торгаши обрадуются.

Он даже не усмехнулся.

— …Я и подумал: если вес может меняться в большую или меньшую сторону, то почему бы ему не меняться в отрицательную?

— То есть чтобы его совсем не было?

— Вот-вот. Бросаешь такую гирьку на пол, а она падает на потолок.

— Нет, — говорю, — за такие гирьки тебя не похвалят.

— Не в гирьках дело. Это же открытие!

— А если открытие, чего ж ты мне голову морочишь? Беги в эту контору, которая открытиями занимается. А то кто-нибудь другой откроет твои гирьки.

Вздохнул мой Серега.

— Разве ж, — говорит, — не бегал. Все как есть описывал. А они не верят, дилетантом обзывают. Не может, говорят, быть такого.

— А ты им гирьку покажи.

— Показывал. Не гирьку, конечно. Гирька — это так, для образного выражения. Опыт я им показывал.

— Ну и что?

— Ахают, а не верят. Тут, говорят, надо разобраться. Нет такого закона природы. А на нет и суда нет… Ну представь, придешь ты завтра на работу и начнешь рассказывать, что дома по потолку ходил. Поверят?

— Спьяну, скажут.

— Вот именно. Теперь мы запросто в самолетах летаем. А лет триста назад изобретателя самолета сожгли бы на костре. Хотя птицы в то время тоже летали и всем было ясно, что полет в принципе возможен. Понимаешь, Пантелеич, ведь природа от нас ничего не таит. У нее все на виду. А видим мы не все, потому что мало зрения, нужно еще и понимание. А понимание зависит от осознанного жизненного опыта, от знаний. Брось самую умную обезьяну в ванну — думаешь, она откроет закон Архимеда? Да если ей его и растолковать, все равно не поймет. Потому что всему свое время и винить тут некого. У людей ведь тоже случается подобное. В семнадцатом веке жил во Франции ученый Дени Папен. Уважаемый был человек, профессор, член королевской академии. Изобрел он паровоз и подводную лодку. И остался непонятым. Через сто с лишним лет все это пришлось снова изобретать.

— И ты сто лет собираешься ждать?

— Ну уж нет! Я постараюсь доказать свое. И очень скоро…

Заморочил мне голову Серега.

— Ну хорошо, а зачем окно разбил?

— На всякий случай. Прежде у меня при разрядке глаза пощипывало. Вдруг газ какой образуется? Дело-то новое…

Видели вы таких чудиков, чтобы на всякий случай окна в своем доме вышибали? Ну да не мое это дело. Мое дело железный чемодан мастерить. Намучился я с ним. Да еще и Серега на нервы действовал, каждый день спрашивал. Я уж порой не выдерживал, отшивал:

— Сам изобрел, сам и терпи. Заказал бы чего попроще, ключ там или еще что, сразу бы и получил.

Но все же я чемодан сделал. Сам удивился. Такой хороший вышел, что прямо хоть себе оставляй. Ну и Сергей, понятно, обрадовался. Целый вечер гладил его как дитю малую.

— Теперь, — говорит, — ты мне, Пантелеич, поролону достань. Того, что ковриками продается. Штук сто ковриков нужно.