Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода - Владимир Марочкин

Именно так родились пластинки «Выворотень», «Дарза» и «Узарень», которые покорили Москву, а за ней – и всю Россию.

Принято считать, что медленные, протяжные песни Ревякина навеяны меланхоличностью бескрайних российских степей. На самом деле это не так. Те, кто бывал в степи, знают, что, когда степной ветерок ерошит волосы, он напевает настоящую боевую песню, зовущую человека к каким-нибудь активным действиям, тут в пору вскочить на горячего коня и с диким гиканьем умчаться за горизонт. В степи нет места меланхолии. Поэтому лучшие ревякинские песни – это песни бесконечных московских маршрутов.

Борис Гребенщиков однажды рассказал о том, как он впервые ступил на московскую землю: «Первый раз я приехал в Москву в конце семидесятых, вышел из вокзала и был поражён не архитектурой города, а людьми. В метро с кем-то по телефону-автомату разговаривала девушка. И всё в её разговоре было настолько „наружу”, как в кино, и мне тогда показалось, что это какая-то другая жизнь…»

Кстати, ребята из Питера, будь то «Аквариум», «Авиа» или «Алиса», приезжая в 1980-х годах в Москву, на Ленинградский вокзал, первым делом выстраивались в очередь у киоска, в котором торговали фантой в разлив. Всё было у них в Питере – и рок-клуб, и рок-концерты, которые не «винтила» милиция, и рок-хиты, которые становились культовыми песнями по всей стране, а вот фанты не было!

«Я родился в Москве, на Нижней Масловке, – вспоминал Егор Никонов, гитарист золотого состава группы „Ва-Банкъ”, – но ещё до того, как я пошёл в школу, моего отца перевели на работу в Мурманск, и там я прожил до 10-го класса – мои родители считали, что ребёнок должен учиться в одной школе, хотя имели возможность уехать оттуда раньше. После окончания школы я прибыл в Москву поступать в МГУ. Больше всего меня поразили… листья на берёзах. За полярным кругом все берёзы карликовые. И высокий человек смотрит на деревья сверху вниз. А тут летом – все деревья большие и покрыты совершенно невероятной листвой!

В принципе мы каждый год ездили в Москву. Но когда ты едешь на автомобиле, то пейзаж меняется постепенно: Карелия, Питер и только потом – Москва. А тут деревья „выросли” неожиданно. Вот так за 10 лет возможно потерять всякое представление о норме. Мне стало казаться, что все деревья должны быть маленькими…»

Великий магистр Ордена куртуазных маньеристов Вадим Степанцов бывал во многих городах и странах, но каждый раз, возвращаясь из этих поездок в Москву, испытывал восторженное чувство полёта: «Когда отъезжаешь куда-то в провинцию, а потом возвращаешься в Москву, то чувствуешь, будто даже воздух тут другой, живой и бодрящий. Здесь и запах свой – типично московский. И своя энергетика. Вышел на перрон – сразу же возникает ощущение бодрости, прилив сил, и чувствуешь, что всё лучшее впереди, и всё, о чём мыслилось и мечталось, возможно!»

Перед разными людьми Москва раскрывается по-разному, но место встречи со столицей у всех всегда одно – вокзалы…

Танец начался у трёх вокзалов

Раньше, приезжая в Москву, я стремился побыстрее войти в метро, чтобы сразу окунуться в море московских запахов и звуков. Нынче же, напротив, я пытаюсь прогуляться пешком до ближайшей остановки троллейбуса. Тем более, как рассказывал Александр Агеев, коллекционер, «подпольный писатель», концертный администратор Московской рок-лаборатории, рок-н-ролльный танец в столице начался именно с площади трёх вокзалов. Поэтому когда я иду от Казанского или Ленинградского вокзала вверх к Садовому кольцу, то всё время оглядываюсь по сторонам и прислушиваюсь, стараясь уловить ещё сохранившиеся признаки тех первых рок-н-ролльных времён.

Ага, вот и улица Маши Порываевой, где мой старинный приятель Саша Агеев провёл свои школьные годы. Впрочем, на заре рок-н-ролла эта улица носила другое название – Домниковка. Улицу переименовали только в 1965 году, когда страна готовилась праздновать 20-летие Победы и красные следопыты выяснили, что в угловом доме жила отважная партизанка Маша Порываева, погибшая в августе 1942 года. Местные жители тогда возмущались по поводу переименования, только никто, конечно, не стал их слушать, так как эпидемия «военных» переименований катилась по всей столице.

Саша жил в большой коммунальной квартире дома № 4, соседнего с домом, где до войны жила Маша. Но все его школьные тусовки проходили в просторном дворе дома № 8, где и собралась та небольшая компания, район деятельности которой распространялся от трёх вокзалов до Самотёки и в другую сторону – до Красных Ворот. В этом доме жил Сашин одноклассник Коля по прозвищу Индеец, и у него был магнитофон «Днiпро» – редкая в то время вещь. Лишь заканчивались уроки, приятели отправлялись к Коле домой слушать записи. По правде говоря, этот магнитофон принадлежал вовсе не Коле, а его старшему брату, который категорически запрещал Индейцу дотрагиваться до магнитофона и, уходя на работу, запирал свою «святыню» в шкаф. Но лишь за братом закрывалась дверь, Индеец ножом поддевал замок, открывал шкаф и доставал оттуда магнитофон и коробки с плёнками. Тогда ребята рассаживались кружком вокруг волшебной техники и слушали чудесные песенки в исполнении певиц Риты Павоне, Конни Фрэнсис и Бренды Ли.

А потом Колькин брат принёс записи «Битлов». Это был альбом «Meet the Beatles». До приятелей, конечно, уже дошли слухи, что The Beatles – круто, что это по всему миру катит! Еле дождавшись, пока Колькин брат уйдёт гулять с подружками, ребята отжали замок, достали магнитофон, поставили заветную катушку, врубили – и «Битлы» им не понравились. «Медленно играют чуваки», – поделились они друг с другом.

Но спустя некоторое время, когда в руки Саши Агеева и его друзей попала бобина с записью альбома «Ночь после тяжёлого дня», их реакция оказалась диаметрально противоположной. Особенно их зацепила песня «Can’t buy me Love». Они не воспринимали её как обычную музыку. «Can’t buy me Love» была для них каким-то необъяснимым, фантастическим явлением.

Позже выяснилось, что точно так же эту песню восприняли и многие другие наши сограждане, недаром «Can’t buy me Love» некоторое время служила даже пеленгом для самолётов, которые заходили на посадку в столичных аэропортах. Эта песня давала людям гарантию на счастливое приземление. Аэропортовские умельцы закольцевали «Can’t buy me Love» в одну бесконечную песню, и в результате её можно стало слушать по радио сто раз за день – и мальчишки слушали, даже опаздывая в школу, потому что оторваться от приёмника было невозможно.

В одном классе с Агеевым и Индейцем училась девочка. Была она тихая и незаметная, что называется, «серая мышка». Но как-то раз на переменке она подошла к мальчикам и робко спросила:

– Ребята, я слышала, что вы The Beatles интересуетесь?

– Да! – ответили мальчики.

– Я у мамы на столе нашла журнал, в котором есть фотографии The Beatles, – сказала девочка и протянула цветной журнал, в котором потрясённые ребята действительно обнаружили около сотни фотографий «Битлз».

Так скромная и неприметная девочка сразу же получила признание у всех мальчишек в классе.

Ребята эти картинки тут же перефотографировали, напечатали фотокарточки и даже игральных карт понаделали, нарисовав масть авторучкой, – потом торговали ими у трёх вокзалов. На вырученные деньги покупались упаковки жевательной резинки, которая потом в школе обменивалась на новую порцию иностранных журналов.

Вообще девчонки оказались верными товарищами. Они время от времени приносили в школу изъятые у родителей зарубежные журналы мод, на последней странице которых обязательно были напечатаны какие-нибудь «Битлы» или «Роллинги». Бывало, что они просто вырывали страницы с изображением музыкальных кумиров и отдавали их мальчишкам.

Но основным источником информации был, как это ни странно, журнал «Крокодил». Как только в нём напишут, что на концертах западных рок-групп истерики, что музыканты не стригутся и что у них заводятся вши, что «Роллинги» – хулиганы, так мальчишки 60-х сразу делали для себя выводы: жить надо вот так! Журнал «Крокодил» будто нарочно приучал население нашей страны к року.

Однажды мальчишки по привычке отирались у трёх вокзалов, как вдруг заприметили, что из гостиницы «Ленинградская» вышла женщина, одетая в белое летнее платье, на котором были изображены четыре «Битла» спереди и четыре «Битла» сзади. Да ещё под каждой лохматой битловской физиономией стояли их автографы! Мальчишки не обратили внимания, была эта женщина старой или молодой. Они просто шли за ней, не в состоянии оторвать взгляда от этого фантастического платья. Но в конце концов женщина почувствовала, что её преследуют какие-то молодые люди, и постаралась побыстрее спуститься в метро…

На класс младше Саши Агеева учился худенький скромный мальчик Игорь Саульский, сын популярного композитора Юрия Саульского. В вестибюле школы стоял рояль, и, как только наступала перемена, ребята просили Игоря сыграть «Чёрного кота». Игорь начинал играть, а когда на крамольные звуки рок-н-ролла из класса выскакивала какая-нибудь недовольная учительница, то ребята ей объясняли, что, мол, «у Игоря очень строгий папа, который заставляет сына играть строго в определённое время по многу раз в день». И так происходило каждую перемену…