Воскрешение Торгунны - Сергей Валерьевич Мельников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С Бьярки вдвоём они заволокли тело Асмундура в дом. Торгунна услала Бьярки к себе домой, а сама раздела хозяина. Кожа его была белой, почти голубой, губы посерели. Торгунна подкинула дров в очаг и скинула платье. Закусив в сомнении губу, она стянула нижнюю рубаху. Обнажённой она легла на ложе и прижалась к огромному, холодному и твёрдому телу Асмундура. Она переплела свои ноги с его, тяжёлыми, как дубовые колоды. Руками обхватила его грудь. С головой накрыла себя и его тёплой медвежьей шкурой.
Тело Асмундура казалось куском замороженного мяса, но чуткие пальцы Торгунны чувствовали биение его сердца. Очаг пылал, с жаром пожирая щедро насыпанные дрова, шкура не давала теплу уйти. Торгунна, вначале продрогшая, начала отгреваться, глаза её закрылись, и она задремала, а проснулась от того, что крепкое, твёрдое и горячее тело прижало её к лежанке. Асмундур склонился над ней, Торгунна увидела его безумные глаза, в которых блестел отблеск затухающего очага.
– Ты пришла сама, – сказал он хриплым шёпотом.
– Ты чуть не замёрз до смерти. Я хотела тебя согреть.
– Ты пришла сама, – повторил он упрямо.
Торгунна знала, что будет дальше, не хотела этого, но сопротивляться не могла. Она расслабила ноги и повернулась к очагу. Прикусив губу, она смотрела, как прозрачные язычки затухающего огня бегают по обугленному дереву. Последний огонёк потух, Асмундур поднялся, и Торгунна вздохнула с облегчением. Он зачерпнул ковшом воды, напился, пролив половину на грудь.
– Хочешь пить? – спросил он.
Она кивнула, и, пока утоляла жажду, он сидел рядом, гладя шершавой ладонью её длинные ноги. Когда она напилась, он сказал:
– Я хочу, чтобы ты стала хозяйкой в моём доме.
Всё изменилось, и дело было не только в физической близости. Он начал с ней разговаривать. По вечерам она лежала на его руке с каменными мышцами, которые под её щекой становились мягче подушки, он спрашивал о прошлом, она отнекивалась, отделывалась туманными фразами, отвечала уклончиво, но в одну ночь её прорвало, и она рассказала всё.
Асмундур слушал, всё больше каменея, про страшную зиму на Гебридских островах, про голод, про командира пиктов, ставшего людоедом, и про то, как он съел трёхлетнюю дочь Торгунн, а потом казнил её мужа. Теперь Асмундур понял, чьи черепа лежали кучей посреди острова. От мысли, что пришлось пережить его Торгунне, он прижал её к себе так сильно, что затрещали кости, но она не замечала. Слёзы, накопленные за прошедшие месяцы лились потоком, и никак не останавливались: слишком много их набралось.
С того дня, когда Бьярки нашёл её, зарывшуюся в старые шкуры на корме драккара, она не ела мяса. Асмундур, думал, что это чудачество и называл её "Птичкой-Торгунной", а теперь понял, что в каждом куске мяса она видит свою растерзанную людоедом дочь. Убить пиктское чудовище ещё раз было не в его силах, но он убил бы его ещё много-много раз, если б мог. А Торгунне стало легче: она разделила свой кошмар с самым сильным мужчиной в её жизни.
Асмундур привык жить один, а Торгунна перестала быть вечно обязанной приживалкой, и оказалось, что железный характер есть у обоих. Они были, как два утыканных иглами ежа, но время шло, и каждая игла нашла свою выемку. К мидсумару, дню летнего солнцестояния, женским чутьём Торгунна поняла, что в ней зародилась новая жизнь. Скоро из неё выйдет новый человечек, и ему ничего угрожать не будет, потому что рядом Асмундур, воин, которому не страшен никакой ётун-людоед.
Перед мидсумаром братья набили много дичи. Асмундур не просил, но Торгунна, счастливая своей маленькой тайной, вызвалась помочь. Она пластала оленину на полосы и задела ножом руку. Заструилась кровь, смешалась с оленьей. Нож был таким острым, что она не сразу заметила рану, а как увидела, улыбнулась беспечно и замотала чистой тряпкой. В ночь мидсумара Торгунна прилегла, и больше не встала. Асмундур, пировавший с братом и друзьями, ничего не заметил. Грузный и весёлый, он вошёл в спальню, сбросил одежду. Залез под шкуру к мягкому телу любимой, но её кожа не грела, а обжигала.
Три дня Торгунна металась в бреду, а Асмундур – по окрестным домам в поисках лекаря. На третий день она ненадолго пришла в себя. Она открыла глаза и позвала его. Асмундур сел рядом, убрал прилипшие ко лбу волосы.
– Что мне сделать для тебя? – спросил он. – Может сварить какой-то отвар? Скажи какой, я совсем ничего не понимаю в твоих травах!
– Сделай, – сказала она чуть слышно. – Похорони меня в Скаульхольте, только там я обрету покой.
– Нет-нет-нет, ты выздоровеешь, ты поправишься, – замотал он головой.
Торгунна с неожиданной силой вцепилась ему в руку:
– Дай мне слово! – сказала она, и Асмундур пообещал.
Больше Торгунна ничего не сказала, пожалела своего ослабевшего сильного мужчину. Утром повозка с её телом, запряжённая парой круторогих быков и четверо угрюмых молчаливых мужчин на лошадях отправились в путь. Хаки и Фроди, два верных воина Асмундура отправились с братьями. Они ехали весь день, без остановок, а, как начало темнеть, свернули к Боргарфьорду. В пустом охотничьем домике они долго сидели, не разводя огонь, погружённые в свои тяжёлые мысли, а тело Торгунн лежало в повозке за окном.
Стемнело, но никто не мог сдвинуться в места. Снаружи послышался шорох: кто-то подошёл к домику. Асмундур положил руку на рукоять меча. Со скрипом открылась дверь, и в дом вошла Торгунна. Асмундур, его брат и двое его воинов вскочили, но Торгунна не смотрела на них. Она встала на колени перед очагом и разожгла огонь. Так же, не глядя ни на кого, вышла и вернулась с котелком, мешочком ячменя и полосами вяленной оленины. Потрясённые воины отступили к стене, они растерянно смотрели то на Торгунну, то на Асмундура и не знали, что делать, а ожившая Торгунна подвесила котелок над очагом и засыпала крупу.
Когда каша приготовилась, Торгунна протянула мужу плошку с едой.
– Ты голоден, любимый, поешь, – сказала она, глядя в сторону.
Асмундур взял плошку. Он сулчайно коснулся её пальцев, и отдёрнул руку, так они были холодны. Не сводя с неё глаз, он съел всё, но она всё так же не смотрела на него. Глядя на них,
