История одного десанта - Александр Тюрин

Шествует наша тройка по лесу, немного смущается, несмотря на свое очевидное жлобство. Ведь встает солнце, и мы балдеем от буйной дурости леса. В воздухе порхают непривычные вонизмы-миазмы, некоторые из них весьма недурны после нашей стерилизованной Космики. Задница еще ноет от уколов, которые обязаны отвадить всяких бацилл с их верткими жгутиками и токсинами. Солнышко жарит прилично, хоть раздевайся до утреннего костюма, то есть, до трусов. Кактус, я подозреваю, топает, как представитель местного населения, которого называют медведем. Да и то в лучшем случае. Ломится насквозь, искры с него сыплются, а после от веток паленым пахнет.

На Земле парень вроде него, наверное, стал бы злодеем. Сделал бы ребенка своей учительнице или ограбил бы приличного человека. А его все бы уважали, и граждане и пресса, так как вышел он из пьющей семьи и социально незащищенных слоев, да еще борется за право простого человека на мелкие радости. Прогрессивные граждане поняли бы, что он органичная часть нашего прошлого, отсталые товарищи нарекли надеждой человечества, а режиссер снял бы его с красивыми актрисами в обнимку. В итоге, земной Кактус устроил бы какую-нибудь масштабную гадость, например, сбросил бы бомбу, возбуждающую всемирный понос.

Ничего такого в Космике произойти не может, у нас вроде все вместе и одновременно очень-очень отдельно. Никому мозги не запудришь, даже не припорошишь, потому что каждый пожелает для начала выудить из твоей Анимы всю подноготную. А раз так, то К015 просто хороший парень. Хотя чужаку и может навредить. Помню, одному марсианскому ковбою, который крокогоутов разводил, при ссоре накинул он на голову чугунный котел и “подключился”, взявшись за ручки. Ковбоя-скандалиста так забило, что Кактуса вдесятером отрывали, завернув в три матраса.

Сейчас К015 мечтает вслух: “Хорошо бы пальнуть в какого-нибудь лося”. А я его торможу: “Смотри, как бы от тебя самого рога да копыта бы не остались. Так что рассчитывай на вегетарианский стол и стул”.

Карта у нас есть — мы, когда по небу крутились, рельеф местности слегка познали — но что-то сейчас с ориентирами не ладится. Куда-то все они попрятались или не на месте стоят. Магнитозвуковая аура душноватая. Я, кстати, своими рецепторами прилично чувствую магнитодинамические волны — те самые, знаменитые МДВ, что вырабатываются живыми тварями. Так вот, хищным духом напоен воздух — будто кто-то хочет нас сожрать, оставив лишь скромные кучки дерьма на память. Мы, кстати, приземлились именно в том квадрате, где магнитография показала слишком резкие изменения поля, чуть ли не вихри. Правда, ауральный пейзаж Земли для нас покамест в потемках. Вещи, дикие для Марса, боевой горы или спускаемого модуля, на планете-маме, возможно, являются обычными и никому не интересными.

А потом, несмотря на все страшные предчувствия, встретился нашему трехголовому отряду лишь старичок-сморчок. Без биоинтерфейса — Фикса его мигом на электропульсацию проверила — шастает по лесу, раздвигает травинки палкой. Как же такие люди прозываются? Грибари, расковырники? Рожи, конечно, у аборигенов на уровне — по ним будто теркой прошлись,— а глаза прямо бусинки.

— Самое время грибочками заняться,— самостоятельно объяснился старикашка и справился заодно. — Вы куда, господа хорошие, бредете? Не заплутали?

Чувствую, Кактус уже напрягся, почуял вражьи происки, уже готов врезать и похоронить в своих объятиях первого встречного. Поскольку я командир группы, старенького гасить не будем, пускай еще покоптит. Может, он знаток фольклора? Так и хочется старперу скомандовать: “Ну-ка, сказки рассказывай, не то хуже будет”. Увы, толковать придется совсем о другом.

— Мы, милейший товарищ, туристы в этом сумрачном лесу, но от твоих объяснений не откажемся.

— Плутать здесь даже дураку негде,— отрекламировал местность старичок и так нудно стал живописать путь-дорогу до ближней деревни Оммены, что еле Кактус его унял, приобняв за щуплые плечи.

Гладкость в общении имелась, и деревню мы нашли после такой наводки, только вот не понравилась мне старикашкина МДВ-аура, о которой он, конечно, без понятия. Была у него аура свежего покойника. Никаких магнитозвуковых “свистов”, которые возбуждает нормальная психика с ее жадностью, завистью, подлостью и недоверчивостью — ничего нормального. Полный покой нарушался лишь легким ауральным “шипением”, намекающим на… стремление старого пенька к какой-то великой цели. Хотя надо учитывать, что я чайник по части землянских аур. Может, старикашка — йог, как наш знаменитый Шри Василий Адвайта?

2

Оммены — деревня в классическом понимании этого слова, без всяких модернизаций, не говоря уж о кибернетизациях. Памятник эпохи застоя и запоя. Люди, как и сто лет назад (так и хочется добавить: вперед), копаются без особого успеха в грязи. Никакой вам гидропоники, не заметны следы довольства и труда. Ни ощутимого полеводства, ни особого животноводства. Огородик подле кривобокой избенки, да коза на колышке над последней травкой издевается — вот и все сельское хозяйство. Из лесу изредка раздается звук пилы — это местные бабы стараются помаленьку, а мужики здесь вообще свои силы уважают и попусту не расходуют. Деревня такого отшибного вида, что даже сельсовет и тот за двадцать километров. Никакая автодорога к ней не приводит и от нее не уводит. Тянется сюда только железнодорожная ветка, по ней раз в неделю добирается пара вагонов для скудного обмена местных идей на городские товары.

Кажется, наши планировщики перестарались, выискивая периферию. Везде есть застойные зоны, но тут поначалу я был шокирован. А меня не смущали даже стальные радиоактивные трущобы Ретрограда, что на Марсе. Но там другое, там люди в такую задницу угодили, что как ни вертись — не выкарабкаешься. А здесь ни от кого ничего не требовалось. Где-то фурычили кибероболочки, развращая и насыщая, но в Омменах без них было темное царство, лишенное всякого проблеска. Это мой первый вывод для отчета о пребывании на Грязи.

Народ в деревне соответственно обстоятельствам был жмотистый, злобненький, нерасторопный. Подверглись мы мучениям — особенно я, как высокая договаривающаяся сторона — прежде чем удалось найти место пребывания и жратву (свой харч из-за проклятой маскировки не взяли).

Естественно, что мы накололись всякими средствами для увеличения восприимчивости психики к местной специфике. Наконец, когда говорок у меня стал совсем придурочный, удалось войти в сговор с одной бабкой. Она даже кое-что метнула на стол, из того, что уже портится стало. Что меня в этой бабке привлекло — аура у нее нормальная, “свист” жадности ого-го-го какой, у меня рецепторы мигом заложило. “Как-то пахнет не очень”,— пожаловалась Фикса, втянув воздух, доносящийся от харчей. “Не хуже нас”,— отразил укор я и покропил кушанье антидотом. Кактус же сразу перековал орало на жевало и кинулся к жратве. Кстати, не сплоховал. Хотя здесь вместо наших автопитателей применялся аппаратно-программный комплекс, состоящий из миски, ложки и инструкции, как ими пользоваться — твердо усвоенной нами еще во время тренировок.

Вечером появился бабкин племянник, пьющий мужчина Финогенов. В нем, по счастью, еще сохранились атавизмы абстрактного гуманизма, он нас и поставил на улучшенное довольствие. А выжрать спиртового продукта он мог гораздо больше, чем даже бродяги-золотодобытчики с марсианского плато имени Горького. Это вполне естественно, потому что во всей нашей Космике или сила тяжести пониженная, или воздух разреженный, поэтому пьющие организмы как следует натренироваться не могут.

Во время пиршества я регулярно срыгивал и испарял свои стопки, следя за показаниями Анимы, которая заботливо мне сообщала процент алкоголя в крови. Но Кактус слишком вжился в среду и, как главный здоровяк, старался изо всех сил. От него было много смеха, переходящего в ржание. Однако, после всасывания десятой стопки он надорвался. Выбрался во двор и, потихоньку рассыпая искры, упал в грязь лицом. Я, старый космический волк, не без содрогания воспринял слова Финогенова, что конец веселью наступит, только когда полная стопка пересилит его жилистую, похожую на граблю руку.

Но и полезные сведения я от него тоже взял. Оказывается, лет десять назад имелись в Омменах кибернетизированные свиноферма и птицефабрика. Системы работали, местная публика предпочитала им не мешать. Аборигены были уверены, что без их участия всяко лучше. Потребности поднимались, а способности соответственно снижались до того уровня, когда на рабочем месте достаточно попивать пивко и забивать козла. Морды опухали, носы краснели, труженики разучались даже тому немногому, что некогда умели.

В итоге, оставленные наедине с автоматикой скоты и куры передохли от какой-то непонятной тоски, хотя для них даже телевидение имелось, каждой породе своя программа. “Ждем у экранов только баранов.” Трубы и стоки забились, почвы и воды отравились всякой дрянью, киберсистемы растерялись и разладились. Понаехали потом активисты из города, сказали: надобно самого человека менять, чтоб жить-не тужить ему в симбиозе с кибероболочками, как горожане живут. А для начала — отворить ему жилы и закачать в них новую кровь марки “голубой кисель”. Если ты ленишься или что-то подзабыл, кибероболочка через “кисель” тебе поможет своими сигналами нужные движенья совершить. Мужики это поняли как “не умеешь — заставим”, никто не явился к приехавшему для замены кровей спецвагону — хотя и пообещали всем согласившимся большую премию. А ночью особый вагон даже подпалили и разграбили.