Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

Припомнила, как летом ходили за подберёзовиками на петергофские канавы, и было нас три девушки и ротвейлер. И как встреченные пузатые два мужика очень внимательно нас рассматривали, и ничего хорошего не было в их лицах. А потом из кустов вылез ротвейлер, и интерес резко пропал, они ушли. Так что даже в знакомом лесу ротвейлер — лучший друг женщины. А у меня его нет, и ничего нет. И я решила затаиться и, по возможности, переждать. Сидела под вывороченными корнями тихо, как мышь — но ничего не вышло.

Два жирных мощных мужика стояли надо мной и весело переговаривались. И мне стало вдвойне худо. Потому что я не понимала их языка. И они были одеты в какую-то средневековую кожаную лабуду, и с мечами. И видели меня. Не дожидаясь, пока начнут выковыривать, я выбралась. Сделала вид, что подхожу к ним, и метнулась к реке. Возможно, прыжок в воду с крутого берега будет удачным, и вода унесёт меня от них — что в этой компании меня не ждёт ничего хорошего, было очевидно. Далеко я не убежала, к сожалению, и дальше шла, подпинываемая и ощупываемая этими тварями, с волосами, намотанными на руку одного из них. Ощущение себя беспомощной жертвой, над которой глумятся — одно из самых мерзких в жизни. Через несколько минут присоединились остальные. Отряд состоял из десяти человек, и это были странные люди: очень крупные, с кожей оливкового оттенка, с примитивными чертами лица — и все в татуировках и нарочито грубом пирсинге. Не слишком хорошо помню этот день и эти ощущения, они были слишком отвратительными, но помню, что первым делом я испытала ужас от осознания, что если я и в своём мире, то очень далеко от дома. И что, если не цепляться за реализм, то более всего эти твари похожи на орков. И если исходить из предположения, что это они, меня ждут издевательства, насилие и пытки, а потом они меня зажарят живьём и съедят. А, может, и сырьём. Возможно, всё это даже будет происходить одновременно. Никогда не понимала шуток про «медвежью болезнь»: какая может быть связь между страхом и неконтролируемым опорожнением? И наконец испытала достаточный страх, чтобы понять. Удержалась, но позыв почувствовала. Господи, почему мне в лесу не сиделось? Замёрзла бы и всё. Почему я должна умереть так страшно? Нельзя ли как-то полегче? Жадный взгляд, брошенный на рукоятку ножа, торчащего из ножен на поясе ближайшего орка, был замечен и вызвал взрыв веселья и шуток на их гортанном языке. Странно, что говорили низко, а смеялись — визгливо, как шимпанзе. Связали мне руки за спиной, нацепили ошейник с верёвкой, и всё это время непрерывно ощупывали и шутили. Были довольны. Затем выстроились: двое разведчиков исчезли в кустах, остальные шли гуськом со мной в центре колонны. Тот, что держал верёвку, поддёргивал её периодически — для смеха, а тот, что сзади, покалывал ножом, и очень им всем было весело. Возможно, поэтому они и попали в засаду.

Когда орк в очередной раз дёрнул верёвку и начал оборачиваться, чтобы посмотреть, из леса прилетело копьё, ударило его в спину, меж лопаток, и пробило насквозь. Хрустнули переламываемые кости. Орк издал горловой звук и упал в землю, подбородком вперёд, потянув меня за собой.

В идущего следом воткнулось сразу два копья. Упав, я видела, как к главарю орков подскочил воин и ударил его ножом в живот, и тот ничего не успел сделать, только вскрикнул. Свободной рукой воин зажал ему рот, а потом, немного подсев, силой предплечья поднял нанизанного на клинок орка в воздух. Тропинка вокруг наполнилась фигурами в кольчугах. Всех лежащих орков деловито дорезали. Наклонялись, смотрели — готов или ещё дышит? — опять втыкали нож. При этом обменивались спокойными, будничными репликами. Раздевали, обыскивали. Меня подняли, разрезали верёвки, с сочувствием начали выспрашивать — но много не выспросили, их языка я тоже не знала. Хотя бы дали плащ и какие-то ужасные вонючие опорки, снятые с убитого орка. Я кое-как примотала их ремнями, которыми они крепились к ногам, но всё равно в один этот сапог влезло бы три моих ноги.

Речь воинов была мне непонятна, но я подозревала, что они из увиденного с излучины реки города. И, пока орки охотились на странную бабу и увлеклись этим дивным занятием, они охотились на орков. Так и оказалось. Уже на закате мы вошли в город — он был, как удивительно подробная декорация к фильмам о средневековье. Каменные дома, извилистые улочки. Ратуша в центре. Спасители отвели меня как раз туда и сдали с рук на руки какому-то упитанному, хорошо одетому бородачу. Низенький, толстый, с вороньими глазами навыкате — он явно был уважаемым человеком и знал языки. Убедившись, что я не знаю ни одного из них, он огорчённо поцокал и подвёл меня к стрельчатому, забранному решёткой окну — рассмотреть поближе в последних лучах солнца. Уж не знаю, что он хотел увидеть, но при ярком свете одно он для себя выяснил — что я для него привлекательна. И без того масляные глазки замаслились ещё больше, и он протянул руку к моим волосам, с эдаким собственническим восхищением, не ожидая никакого отпора от замарашки из леса, да ещё к тому же не говорящей на человеческом языке. Я отстранилась, нахмурившись, и подумала, что рано обрадовалась. Люди — они ведь зачастую ненамного лучше орков. Этот был такой. Когда он попытался сорвать с меня плащ, я взбеленилась и, отпрянув, крикнула сама не помню что, направив руку со скрюченными, как когти, пальцами в сторону этого урода. Причём конкретно в область паха. Даже в моём не слишком суеверном мире можно было относительно легко внушить людям страх, заставив их заподозрить, что я несколько сродни чорту. Рыжие волосы, немного косящие в разные стороны глаза, лёгкая отстранённость — люди видели и верили; им необязательно было лгать, достаточно было не мешать придумывать, и это иногда избавляло от проблем. Например, как-то мелочная и злобная коллега, периодически делавшая мне пакости, после очередной из них сломала зуб и решила, что это дело моих… гм… способностей. Было смешно и стыдно за неё, когда она аккуратно выспрашивала меня на этот счёт. Я не отрицала и не подтверждала, но моё невнятное хмыканье уверило её, что подозрения небеспочвенны — и более я от неё гадостей не видела. Наверное, я бы легко могла стать шарлатанкой и зарабатывать на этом, но не хотела. Неэтично.

Вот