Человек и история. Книга первая. Послевоенное детство на Смоленщине - Владимир Фомичев

– Германец – силён, видишь, как прёт, – сказал мой дед Самуил, – он эту деревню перемешает с землёй вместе с нами, так что надо идти в лес и копать там землянки.

Кстати, лес отстоял от деревни всего в полукилометре. Сказано – сделано. Пошли строить землянки. Но не все. И как только пробежали последние советские солдатики, некоторые жители начали готовиться к встрече немцев. Достали из сундуков праздничные наряды, испекли каравай, выгнали самогон, поставили столы на дороге у крайней хаты, накрыли их и стали ждать гостей.

Вскоре подкатила на мотоциклах немецкая разведка. Увидев такой радушный приём, «освободители» быстро освободили столы от угощения, потискали разодетых «по случаю» баб и подъехали к колодцу с экзотическим журавлём, где раздевшись наголо, стали обливаться ледяной водой, истошно гогоча на всю деревню, привлекая внимание жительниц, истосковавшихся по мужской плоти, пусть даже немецкой.

После того, как прошли передовые части немцев, в деревню прикатили представители «новой власти», для организации «нового порядка». Довольно добродушный, приличного вида немец, к тому же хорошо говоривший по-русски, объяснил жителям деревни законы нового порядка, которые всем очень понравились. Немец в частности сказал, что если народ пожелает, то могут сохранить колхозы. А если нет, то могут распорядиться землёй и всем колхозным добром по своему усмотрению. Никакого налога, пока, во всяком случае, никому платить не надо, а продукты их будут покупаться за немецкие деньги по рыночным ценам.

– Отец родной! – возликовали жители деревни.

Тут же выбрали старосту из наиболее активных, радушно встречавших своих освободителей. Колхозы отринули единодушно, а землю и всё общее имущество быстро поделили. И даже через кондовую русскую недоверчивость и настороженность, проглядывала радость свободы: посеешь семечко и то твоё!

Осталось глубоко внедрённое в сознание, особенно русских людей, понятие «своих и врагов». Так выбранный народом, при немцах староста – это враг, немецкий холуй, а вот партизан – это герой, защитник, мститель. А так ли это? Дезертиры из той же «красной армии», прятавшиеся по лесам, как от немцев, так и от «советских», до поры, обирали окрестных жителей, забирая у них продовольствие, тёплую одежду, особенно искали самогон, не стеснялись отнимать последнее. А вот староста, радевший за избравшее его общество, знал, что его не помилуют «наши», если придут.

Так началась моя жизнь в оккупации или, как говорили: при немцах.

Глава третья. Ясельный период

Маленькие ножонки быстро бегали, а маленькие ручонки тянулись к взрослым игрушкам, к таким, как гранатки, пистолетики, автоматики, карабинчики, короче, недостатка в таких игрушечках не было, особенно в лесу. Собирают дети ягоды, грибы, заодно подбирают и понравившиеся вещицы, в виде бельгийского браунинга, полевой сумки, с её содержимым, указующим на воинскую принадлежность хозяина.

Очень нравились гранаты-лимонки и не только от их жизнерадостного жёлто-зелёного цвета, но и из-за своей лёгкости, а при взрыве, из-за отсутствия, противно жужжащих, осколков. Достаточно найти небольшую яму, устроиться в ней, и маленькими ручками ловко ввинтить детонатор, вытащить чеку и выбросить гранату, стараясь подальше от своей ямы! Съёжившись на дне ямы, лежать тихо несколько секунд после того, как встряхнуло землю, а уж потом, оценить дело рук своих и гранаты. Таким образом, получался выброс пресловутого адреналина, совершенно неизвестного в нежном возрасте. Подобные игры из-за их многочисленности и ординарности быстро забывались.

Помимо всего прочего, эта игровая практика давала некоторое образование.

Азы арифметики, а конкретно, её счёт, постигались через подсчёты патронов в рожках, дисках и обоймах. При взгляде на патрон или снаряд, сразу безошибочно определялся калибр. По воронкам в земле, могли сразу определить вес авиабомбы. Наземную и воздушную технику безошибочно различали по типам, сериям, названиям и прочим классификациям.

Тоже происходило с познанием грамматики, и не только русской, но и немецкой, так как они имели хождение примерно равное. Это были надписи на бортах машин, вещах, опознавательные знаки, а также листовки и газеты.

В сознании произошла переоценка привлекательности и достоинства сказочных, исторических и литературных героев. Взять, к примеру, рыцаря, богатыря в доспехах, на лошади, со щитом, с копьём. Ну что он мог бы сделать против карабина с обычной бронебойной пулей?! А индейцы, с их луками, стрелами, томагавками, против автоматной очереди? А их бесшумные лазутчики, против замаскированных противопехотных мин? А змей Горыныч, против зенитного пулемёта? – детский лепет!

Вот к примеру поэтический образчик из «Букваря» того времени:

Слышен рокот самолёта,В тёмном небе бродит кто-то:Если враг – он будет сбит,Если свой – пускай летит!

Искусство, в частности живопись, была представлена самой природой, а её проникновение в душу, в сознание, было настолько велико и всеобъемлюще, что она своей благодатью оттесняла звериные чувства и инстинкты войны. Это то, что касается поэзии и живописи. Но, а как насчёт музыки? Она была основой тех страшных времён. Взять, к примеру, двух «Катюш»: одна из них выходила на крутой берег и от голоса которой, млели сердца бойцов. А вот от рыкающего голоса другой «Катюши», от её ослепительных дуг в ночных небесах, тут, как говориться, холодок бежал за ворот и мурашками бегал по спинам. А уж там, где рвались её снаряды, начинённые фосфором, этим предшественником напалма, биология спекалась с земным прахом.

Не нашлось композиторского гения, которой был бы в силах написать симфонию, отразившую вакханалию звуков войны. А ведь какой богатый материал! Очень низкие басы, исполнителями которых являлась канонада тяжёлых дальнобойных орудий, дополнялась баритонами тяжёлых самолётов бомбардировщиков, тенорами падающих бомб, свистом мин и дискантами, трассирующих, рикошетирующих пуль, напоминающих колокольчики воробьиных стаек. Здесь присутствовало всё: воспитание, обучение и духовное образование, как говорится, три в одном. Так что, пошлая тирада, о потерянном поколении времён войны, вряд ли справедлива. Это поколение – дорогого стоит!

Я жизнь земную начинал рыдая,Возможно, что в предчувствии беды…Виляя задом, девка молодая,Спешит к колодцу, чтоб набрать воды.Восходы дни меняли на закатыИ я затих, вдруг сразу присмирев…И парня, провожая как солдата,Поникла девка, словно овдовев.Тряслось в схороне маленькое тельце,От взрывов и под канонадный вой…Убили парня – убивать умельцы,И девку, что спешила за водой!

Что касается меня, то я мало вникал в эти мирские дела, ел, что дают и что мог усвоить, мой мало месячный организм. Не любил темноты и, чтобы не нарушать светомаскировки, мать меня укладывала под стол и накрывала его одеялом и туда же ставила зажжённую лампадку. Тогда самолётики, нагруженные «бомбочками», пролетали мимо, не беспокоя моё уединение.

Но война – есть война! Наши наступали, и немцы погнали всех жителей деревни на запад, но уже немецкий порядок был не тот, видать разладился на российском бездорожье. Так что, пока гнали, все и разбежались. Отогнали немцев. Пришли наши освободители.

Глава четвёртая. Детские игры

Мне было несколько лет, когда освободили Смоленщину и, стало быть, нашу деревню. Я уже уверенно ходил, даже бегал, если в том была нужда. Научился говорить и мог вести бесконечные беседы, было бы только с кем. А так как собеседников было трудно найти из-за их постоянной занятости делами, то приходилось общаться, с кем попало: с цыплятами, валенками и даже с дедовой собакой Жучкой, которая зарычала и ткнула своим носом в мой нос, когда я помешал ей лакать свою еду. Я завыл и решил больше с ней не играть, и не дружить.

Где-то в этом возрасте я уже познакомился с оружием. Нет, не с теми деревяшками, которые изображают ружьё или пистолет, а с самым настоящим.

В нашу хату пришёл на постой лейтенант. Он поставил свои вещи, повесил на крюк в стене кобуру и пошёл по своим делам. Какой подарок судьбы! Момент и я уже уединился на печи с офицерским пистолетом. А тут, как всегда некстати, вошла бабка и, увидев до зубов вооруженного внука, бросилась вон из хаты с криком: застрелился!

На крик появился лейтенант. Он вбежал как раз в тот момент, когда я пытался снять затвор, оказавшийся очень тугим для моих пальцев. Поняв, что меня могут сейчас разоружить, я попытался отпугнуть лейтенанта, направив на него его же оружие. Но этот нехороший дядя очень ловко подскочил ко мне и вырвал пистолет. Я поднял такой истошный вой, что лейтенант тут же выскочил из хаты, выстрелил, вытащил обойму и вернул мне оружие! Лучше всех ароматов на свете, был для меня в этот миг запах пороховой гари, только что выстрелившего пистолета!