Собачий ребенок - Владимир Георгиевич Назаров

малому. «Ну, ты!» но потом вспомнила что я учитель и мне как-то не с руки крыть матом. Да и пальто уцелело.

«Ну я пойду, наверное,» сказала тихо Настя Прохорова и подбородок острый и хрупкий дернулся.

«Вот те раз! А пальто. Пока донесу этот скулеж, пропадет пальто», сказал она и добавила: «да пойдем чаем напою, или дома ждут»?

«Ждут, мамка на смене, а папка … он с друзьями … или один …».

С бутылкой он сукин сын, подумала она, но вслух сказала:

«скоренько, скоренько — измокли же все»!

И с ней согласился громко и резко Настин нос, а щенок жалобно взвизгнул и облизал Настино лицо.

По обыкновению, обе стороны подгорных улиц Тобольска застроены деревянными двухэтажными домами с печным отоплением и удобствами на свежем воздухе, но бывали и приятные исключения. К примеру небольшой домик на три комнаты, в окружении деревьев, и вы не поверите; — с централизованным отоплением и удобствами прямо в доме. Конечно!? Рассказывай басни; школьная училка жила в благоустроенном отдельно стоящем доме? Ладно! Дела давно минувших дней: это сейчас в восемьдесят втором школьной училке тридцать два, и она иногда считает, что жизни больше нет, и она как женщина на излете (у нас однажды были внешкольные занятия, что-то мы там собирали — то ли железо, то ли бумагу, и она уставшая избегавшаяся с нами дуралеями, наклонилась ко мне, приобняв за плечи — для меня запах ее до сих пор помнится слаще любых дорогущих духов). Когда-то ей было двадцать два, она была комсомольской активисткой и работала в паре с третьим секретарем горкома КПСС. Не стоит, пожалуй, дальше углубляться в их отношения. После его отъезда в Душанбе, она с мамой самым волшебным образом переместилась из коммунального дома в земной рай, где тепло, холодная и горячая вода и по нужде не надо на четвертой скорости нестись к известному домику, а летом в приоткрытое окно поют птицы. Но в настоящий момент к великому сожалению ни скромного садика, ни тем более распевающих птичек увидеть не удалось: заперев калитку промчались по узкой тропинке и вот они во всей красе в прихожей мокрые, с прохудившимся носами и отчаянно скулившим щенком (правда теперь уже подвывавшим с известной долей наглости).

«Господи! — изумленно воскликнула пожилая женщина, прятавшая опухшие руки под клеенчатым фартуком. — Кто? Откуда? Бедная девочка совсем простужена. Несчастный собачий ребенок. Пальто! Ты так им гордилась. Целехонько. Только мокрое».

Выкупанный и закутанный щенок мирно дремал в большом махровом полотенце; иногда всхлипывал, вскидывал голову сонно-испуганно оглядывал уютную обогретую комнату, молодую женщину в бирюзовом домашнем халате, пожилую женщину с измученными руками и несчастную девочку, спрятанную головой под стеженый халат и что-то лихорадочно делавшая там руками; повертывал мордочку к стеклам окна о которые тяжело бился липкий мокрый снег, передергивался шкуркой и веки опускались на глаза: «хорошо то как! Я здесь, а не там».

«Я больше не могу! Правда я не могу больше»! — отчаянно взывала девочка, откидывая халат и тогда становилось видно, что под халатом на столе была не только ее голова, но блюдо, а в блюде терка и обтрёпанная уже луковица. Пожилая женщина тщательно вытирала байковой салфеткой покрасневшее влажное ее лицо и приговаривала:

«старое престарое, но по-прежнему очень действенное средство; накрыться плотной тканью и тереть лучок, тереть и плакать, и пусть из тебя вместе со слезами и сопельками болезнь выходит».

Я сидела в углу дивана, подвернув под себя ноги, смотрела на эту суету и что-то под сердцем тепло замерцало. Затем пошла на кухню и стала, не торопясь готовить ужин. Почему-то я была уверена, что мне не станут мешать. Достала из холодильника сало, помидоры, яйца, постное масло и разбила на раскаленную сковородку аж десяток яиц. Гулять так гулять! Ничего нет вкуснее, чем яичница на ошурках и обжаренных помидоров.

После до ненужности плотного ужина пили чай (это на ночь глядя!), смотрели телевизор, потом мама сказала: «доченька завтра рабочий день, не пора в кроватки»? Сказала, как будто между прочим помешивая тонкой чайной ложечкой в голубой чашке. И смотрела на меня и словно не заметила, как судорожно дернулось худенькое детское плечико, и Настя стала приподниматься, а я сказала: «Настюха, а тебя сильно дома ожидают? Если нет тогда сделай милость останься. Видишь у мамы с руками … а со щенком сама знаешь хлопот полон рот».

Настя что-то ответила. Известно, что; домашние по делам на работу, в мифических ночных сменах. Мама то была уже в ночной смене, теперь и папа туда отправился. Тут тоже особенная тонкость — и благодарность добрым людям за приют и участие, и остаточком собственной гордости защитить семью. От нравственного усилия на худеньком личике выступил румянец.

Господи до чего приятно лежать в кровати, накрывшись стеженым одеялом и даже не слышать, а ощущать, как уличная промозглость беспомощно пытается проникнуть в обжитое простран ство. Зеленый рожок прикроватной лампы уютно освещает сероватые страницы Нового Мира от 1962 года и бондаревская «Тишина» читается (вы не поверите) как сентиментальный женский роман. Что делает время!? Прошло чуть более двадцати лет и все изменилось. Все, все! и то что раньше казалось назидательным и героическим теперь кажется напыщенным и слегка лживым. Ну да ладно. Связки твардовского «Нового мира» я нашла на чердаке, уже после откочевки моего милого под жаркое солнце Центральной Азии. Хотя, да почти наверняка, никакого отношения к журналам он не имел. Это наследство от тех давних времен, когда верховному начальству вдруг явилась истина «братцы мои! Да вы же и не дышите, а ну ка вдох-выдох, и главное не перебарщиваете, а то от излишнего кислорода наступит нехорошее опьянение». Я вдруг заметила, что просто читаю, а не слушаю нервную тишину маминой спальни. Потому что в маминой спальне тишиной и не пахло.

Там капризно повизгивали, что-то передвигали, тихонько переговаривались. Иногда забывались и тональность голосов всех троих становилась резче и понятней.

«Ой! Капитолина Андреевна он опять написял. Вон под кресло натекло. Настюха тряпку возьми, да потом сполосни в ванной. Вытащи его из-под кресла. Ой-ой-еей! (надо понимать щенок возмутился, когда вытащили из убежища). Капитолина Андреевна, а как его зовут? Как как?! С… прости меня господи чуть было при ребенке … Хи-хи! (Настин смех). Собачий ребенок вот как его зовут, временно конечно, потом придумаем имя получше пооригинальней. Шариком назовем, хи-хи! С юмором у тебя Настенька … подойди к комоду, открой верхний ящик, аккуратными стопочками Ирино белье, двадцатилетней давности, она тогда