Их кто-то дергает за веревочки - Владимир Соболевский

Романюк даже напевал их, когда исчерпывался запас песен. А с буквами было сложнее. Там количество слогов варьировалось от одного до пяти. С пятью была одна буква - Э: э-ле-роооо-ни-ки (. . - . .). А другие... Ну, например, как отличить Щ от З на большой скорости :

- щаааа-ваааам-не-щаааа (- - . -) и - заааа-каааа-ти-ки (- - . .).

Но у Романюка был хороший музыкальный слух. А это для радиста немаловажно. Без слуха пойдешь в планшетисты, раз уж попал в ПВО, будешь ползать по планшету со стеклографом.... И вот он первый раз шел в наряд часовым. Наряд вообще состоял в части из 7 человек - дежурный по роте из числа ефрейторов и сержантов, один на кухню, двое дневальных - один на тумбочку, второй на улицу, и трое часовых. Новый наряд заступал в 18:00. Первый часовой - с 18:00 до 22:00, второй с 22:00 до 2:00, третий с 2:00 до 6:00 и дальше аналогично. Романюку тогда "выпала" третья смена. Самая сонная. Хоть наступила зима, было относительно тепло. А если под афганку одеть свитер - жить можно. Правда шея оставалась открытой - шарфов не было. Да и перчатки - большая редкость. А поверх сапог - валенки. Романюк шел на смену с одним желанием - найти укромное, недоступное ветру местечко и баиньки, а утром будь-что будет.

Он так и сделал. Правда, местечко искал с полчаса, если не больше. Снега еще не было. Но земля - мерзлая и покрыта высохшей желто-бурой травой. Между складами летом росли высокие бурьяны. Их так и не скосили. Сейчас они засохли - замечательная постель, если нарвать их и выстелить землю. Голова и туловище - на одном склоне, ноги - на другом вверх, а задница посредине. Чудненько. Но немного неудобно. И можно простудить почки. Зато ветер не задувает.

Небо было чистым, и в небе сияла полная Луна. Романюк лежал и смотрел на полет спутника. Тот уже приближался к горизонту, и солдат скорее угадывал, чем видел, движущуюся в небе точку.

Ремень автомата он перекинул через одно плечо, и автомат лежал на груди. Приятно было ощущать его тяжесть. Одной рукой он держал АКМ за ствол, другой - за приклад. Включилась "Гроза-1" и начала набирать обороты, убаюкивающе гудя. Где-то залаяла, а потом и завыла на Луну дикая собака. Романюк тихо передразнил ее и стал погружаться в сладкую дрему под нежный гул РЛК. Сейчас он не помнил, что ему тогда снилось...

От чего он проснулся, до сих пор Романюк сказать не мог. То ли от того, что выключился РЛК (значит проспал он часа два), то ли подсознательно почувствовал опасность. Просто внезапно сон как рукой сняло, он открыл глаза и увидел прямо над собой оскалившуюся собачью пасть. Инстинктивно Романюк двинул ее автоматом и откатился в сторону. Удар получился не сильный - он укоротил до предела ремень, - но достаточный, чтобы отогнать пса. Пес зарычал, но отошел. Романюка напугали глаза собаки - сверкающие голодной злостью в свете Луны.

Солдат вскочил, и пес, поскуливая, удрал. Когда выбранная им жертва лежала спящей, псу было легче с ней справиться. Он вцепился бы в горло, ничем незащищенное, и уже не выпустил бы ни за что. А сейчас жертва стояла на двух ногах с тяжеленной палкой в руках - Романюк снял ремень с шеи и держал АКМ наперевес, готовый к атаке животного. Стрелять бы он не стал. Просто отбивался бы автоматом, как дубиной. Но пес удрал.

Только сейчас Романюк понял, как он был близко к смерти. Даже ощущал ее смрадное дыхание из пасти собаки...

*** Со временем воспоминания об этом стерлись, забылись. Романюк очень редко уже вспоминал этот случай так ярко и полно, как сейчас. Ведь прошло 9 месяцев. В армии это срок немалый, да что там, большой. Но сегодня воспоминание было самое яркое за все это время. Ярче даже тех снов с окровавленными собачьими мордами, что снились ему несколько недель после происшествия.

Солдат дошел уже до комплекса. Развернулся и пошел обратно, но потом решил заглянуть на гесеэм, - просто так, - и повернул направо.

И вдруг он почувствовал, что все вокруг как-то изменилось. Это было такое же чувство, как в ту ночь. То же ощущение, - он только сейчас разобрался в нем, - близкой опасности. Но теперь оно было намного сильней. Романюк огляделся, если можно так сказать о напрасном вглядывании в темноту. Вроде все как раньше. Светят звезды. В 150 метрах впереди бьет на высотомер луч прожектора. Возле ГСМ горит одинокая лампочка. Тихо.

Да, тишина! Изменилась тишина. Она стала, если можно так сказать, плотней и глуше. Минутой раньше были слышны шорохи, крики редких здесь ночных птиц и дружное кваканье лягушек - буквально в 100 метрах за частью был пруд, постепенно превращающийся в болотце. А сейчас звуки как бы отдалились. Или скорее изменились так, как меняются они, когда заходишь с улицы в помещение. И у тишины появился какой-то еле уловимый тон. Он, скорее всего, и вызывал это ощущение давления на перепонки, а через них на мозги.

И тут Романюк почувствовал спиной, что сзади кто-то есть, и этот кто-то смотрит на него. Солдат снял автомат с предохранителя и стал поворачиваться. Во время поворота он заметил боковым зрением движение между деревьями. Он ощутил, как все внутри сжимается, и сердце - бум-бум-бум - быстро-быстро.

- Сто... - с первого раза не получилось. - Стой, кто идет!

Ни звука. Но чувство опасности уже переросло в страх. В ужас, пронизывающий все его естество.

- Стой, стрелять буду!

В ветвях что-то зашелестело. Романюк инстинктивно дернул автомат вверх, и палец сам нажал на курок. И тут началось...

*** Когда прапорщик вернулся в казарму, то не смог заснуть. Что-то его начало беспокоить. Это, как вышел из дома, и всю дорогу вспоминаешь, выключил ли утюг (газ, свет) в квартире. Кардан проверил дневального на тумбочке, оружейную комнату. Вышел на улицу и обошел вокруг казармы, разбудив спящего под деревом второго дневального. Пошел к свинарнику. Вот и свиньи тоже вели себя беспокойно. Повизгивали, но не радостно, и энергично топтались. Но вроде бы все вокруг было тихо. Кардан вернулся в казарму. Попытался опять заснуть, но сон не шел. Он глянул на часы - 2:39. Тогда прапорщик пошел в комнату отдыха, включил видик и достал первую попавшуюся кассету с полки. Это оказалось "Смертельное оружие". И увлекся фильмом, хотя смотрел его много раз.

Вошел Чумак.

- Товарищ прапорщик, разрешите я тоже посмотрю, чтой-то не спится?

- Смотри, смотри, - отмахнулся тот, не отрываясь от экрана. Потом глянул на часы - 3:35.

И тут ему показалось, что на улице стреляют. Правда, на экране тоже палили, взрывались машины. Но этот звук был посторонним. И более живым. Вот опять. Он оглянулся на сержанта. Тот крутил головой, стараясь лучше расслышать.

Вдруг в коридоре раздался грохот солдатских сапог по дереву. В комнуту вломился дневальный с улицы.

- Товаиш папошик, на теиторрии стрельба, ошшередями, ах-ххы-ыы, - он запыхался и пытался говорить и отдышаться одновременно.