В памяти нашей гремит война. Книга 1 - Аскольд Засыпкин

(Из альбома «Бессмертный подвиг». Издательство «Прогресс» 1975 г.) Июнь 1941 г. Немецкие стервятники летят бомбить наши мирные города.

(Альбом «Бессмертный подвиг» Изд. «Прогресс» 1975 г.) Злодейство стервятников.

День начала войны запомнился мне неофициальным объявлением по радио, его у нас не было. Необычно взволнованные, озабоченные лица взрослых, напряжённый деловой разговор, какая-то суета. И что совсем необычно, они не обращали внимания на нас – детей, торопливо работали.

Отец был директором школы (семилетняя), мама – учитель начальных классов. В летние каникулы для учеников при школе проводились оздоровительные лагеря. Началась война. Лагерь в срочном порядке закрыли. Все продукты нужно было собрать и сдать. На расстеленные белые простыни, женщины ссыпали сухофрукты. Их количество поражало наше детское воображение. Вызывало обиду, гнев оттого, что взрослые не позволяли нам не только полакомиться, но даже приблизиться к изобилию. Этим и запомнился день начала войны.

Сентябрь. С ним начало школьных занятий. Адька, так мы дети называли брата Артура, пошёл в первый класс. Ему повезло. Первым его учителем стала мама. Гремит звонок, ученики с шумом устремились по своим классам. Входит учитель и с удивлением видит – за первой партой восседают её два неразлучных чада. Попытка выдворить самовольного «ученика», т. е. меня, не удалась. Да и коллеги убеждали: пусть ходит, будет под присмотром.

В школу ходил прилежно, даже выклянчил одежду как у старшего брата, и переодевался в повседневную после занятий. Но надлежащего контроля со стороны мамы за моей учёбой не было, считала такую нагрузку преждевременной. Домашние задания делал, а заучивать наизусть не любил. Внимательно слушал на уроке рассказы учителя, рассказы стихотворений учениками. Быстро запоминал и тут же беспардонно, громко делал подсказки, за что получал замечания или выдворялся из класса. Отчёт о полученных знаниях на уроке демонстрировал после всех, а если учитель забывал обо мне, надо полагать, намеренно, вопил на весь класс, поднимал руку.

Несмотря на некоторые детские шалости, учился не хуже других, но в следующий класс переведён не был. Это решение мамы, вероятно, ошибочное, на что указывали и её коллеги. Заставить меня повторно сесть за парту в первый класс, оказалось непросто, тем более учиться прилежно. Программа знакомая, я филонил. К этому привык настолько, что и в следующих классах особого усердия к учёбе не проявлял. Всё давалось легко, но был середняк – способный.

Артур, в отличие от меня, учился очень прилежно, всегда считался лучшим в школе.

Нашими учителями в школе были одни женщины, мужчины ушли на фронт. Мама, как все преподаватели, работала в две смены. Когда уходили на занятия, с малыми детьми (Анатолий – 4 года, Люба – 2 года, Пётр – 1 год) оставалась девочка-подросток, дочь маминой подруги. Она была и помощницей по дому. С первых дней войны мама приобщала старших братьев, т. е. меня и Артура к работе. Была, когда нужно, строга, требовательна, заботлива и очень нежна. Учила не раскисать перед трудностями, не хныкать при неудачах, быть честными. Готовила нас к предстоящей трудной жизни. Милая Мама, как же ты была мудра и упорна. Спасибо тебе за науку! Всё пригодилось. Мы дети войны не по времени быстро взрослели, физически крепли, становились основными помощниками родителям во всех делах.

Первый год войны был самым трудным. У нас ничего не было: ни огорода, никакой живности, никакой собственности, ни кола, ни двора. Словом, сельская интеллигенция. Родители не обременяли себя ведением личного подворья, нужды в том не было. Отец очень любил лошадей, был прекрасным верховым наездником. И это неудивительно. Потомственный казак, с детства в седле (об отце расскажу позже). При школьном хозяйстве находились две лошади. Ухаживал за ними конюх дед Матвей. Дед Матвей не только позволял мне и Артуру прокатиться верхом на конягах, но и учил некоторым несложным мудростям обращения и ухода за ними. Все сельские дети той поры с самого раннего возраста приобщались родителями к труду. Это помогло нам выжить и стать опорой нашим матерям в военные годы.

Мизерная зарплата, которую получала мама, позволяла нашей семье только медленно умереть с голоду. Но ни из тех была мама. Волевая умная женщина не растерялась. Представительница лучшей части российского крестьянства, она могла и умела всё. Мы стали её надеждой, помощниками, несмотря на детский возраст.

Чтобы как-то кормить детей, мама продавала, меняла одежду отца, свою, которую считала теперь ненужной, на продукты. Прокормиться, не умереть с голоду стало главной её заботой. Чтобы приготовить к столу даже самое немудреное блюдо, типа «щи из топора», нужно было постоянно мудрить, колдовать, изобретать. Лес в летнюю пору становился заметным дополнительным источником пропитания. Мы дети быстро научились хорошо ориентироваться в нём, никогда не заблуждались. Богатая лесная флора подкармливала нас и оздоровляла. Ранней весной добывали берёзовый сок, ели всякую «съедобную» траву, названий которой уже не помню. Очень много собирали разной ягоды и грибов. Клубника – ягода особого свойства. Её жарили на сковороде, запекали на большом противне в русской печи, сушили на зиму и просто ели свежую с молоком вместо хлеба. Живот раздувало, а чувство голода не исчезало. Оно присутствовало постоянно. Хлеб, если и появлялся на столе, мама выдавала каждому по кусочку. Поесть вдоволь оставалось мечтой ещё на долгие годы.

Отца призвали на войну в первые дни её начала. От него приходили письма-треугольники, в них просил иногда выслать свиное сало. Находился он под городом Барабинск, Новосибирская область. Там проходили подготовку, формировали сибирские полки и после этого отправлялись эшелонами на фронт. Отцу присвоили звание младшего лейтенанта. Определили во фронтовую разведку, где он провоевал всю войну.

(Альбом «Бессмертный подвиг», Изд. Прогресс 1975 г.) Этот плакат всю войну висел над кроватью нашей вместо ковра. Может быть, поэтому мы с братом пытались бежать на фронт.

Война шла, расползалась по территории нашей страны. Все её тяготы безмерной тяжестью легли на плечи женщины. Она и дома, в школе, в поле и на заводе у станка…

В село начали прибывать переселенцы: немцы, поляки, евреи, целыми семьями. Мы дети быстро находили общий язык, вместе играли и, как водится, иногда ссорились, но никогда не враждовали.

К нам в дом поселили одну немецкую семью из трёх человек: молодая женщина – учитель немецкого языка, её мать и пятилетняя дочь – Люся. Мать – пожилая женщина лет шестидесяти. Они приехали из Поволжья. В левом фасаде нашего дома была большая кухня с русской печью и отдельным выходом на улицу. В ней и поселилась семья. Дверь по коридору с выходом в правую часть, в которой жили мы, заколотили. Люся постоянно пропадала у нас. В большой семье детям одного возраста веселей. Запомнился один случай. Сидим за столом, Люся с нами, уплетаем картошку. У каждого своя кучка, иначе поссоримся по понятной причине. Брат Толька пристально наблюдает, как ест Люся. Как только девочка управилась со своей порцией, Толька, глядя сердито, спросил:

– Люська, ты куда ещь?

– В пузу, – ни чуть не смутясь, ответила Люся.

Недалеко от нашего дома жила многодетная семья Соломениковых с мальчишками нашего возраста. Их отец тоже был на фронте. Подальше жили братья Стрельниковы, Тамара Кудренко, Саша Власов. Мы все учились вместе, дружили, играли в разные игры, иногда ссорились по пустякам и даже дрались. Драки детей было делом обычным, как у молодых петухов. Схватка возникала тогда, когда израсходованы все аргументы убеждения, а противная сторона их упорно отвергает. Уступить означало признать свою неправоту, слабость. Как мог такое себе позволить мальчишка того времени, когда каждый из нас тайно вынашивал план при удобном случае улизнуть на фронт и непременно в ту воинскую часть, где воюет отец? Драки носили исключительно кулачный характер по негласно существующим правилам, которые никогда не нарушались и не имели последствий. Заканчивались внезапно, как и начинались, без каких-либо последствий. Воюющие стороны расходились, приводили себя в порядок и через несколько минут, переведя дух, могли продолжить игру, будто ничего и не было, не тая обиды. Существовала и уличная солидарность. Когда, объединившись, парни-подростки одной улицы выступали единой группой против группы подростков другой улицы, защищая свои интересы. Но это было очень редко и в исключительных случаях. Например, когда ухаживали два парня, живущие на разных улицах, за одной девушкой. А вот гармониста в селе всегда уважали. Гармонист – фигура знатная, почитаемая. Девки «сохли» по гармонистам со всяких улиц, но парни их не трогали, так было заведено, уговор соблюдали.