Соль (СИ) - Ксюша Левина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Изучать бизнес не так плохо, просто ты станешь занудой, испортишь зрение и вкус в одежде, а я стану сексуальным доктором и буду трахать медсестёр в подсобках. Каждому по талантам! — жмёт плечами Ксавье, и только чудом успевает затушить сигарету, до того, как подушка приземляется ему прямо на лицо.
— Если ты будешь все время кого-то трахать, тебе самому понадобится доктор!
— Нет, дорогая! Я чист, как столетняя девственница! Во-первых: я ответственный пользователь своего тела, и сдаю анализы раз в три месяца. Во-вторых: я не трахаю абы кого, у меня в конце концов наметан глаз и хороший вкус! В-третьих: я тебя умоляю! Всё лечится!
Ксавье откидывает одеяло (слава богу в трусах, я до последнего сомневалась) и шлёпает босыми ногами по полу, лениво, по-кошачьи медленно идёт в сторону душа. Я отчётливо понимаю, что если сейчас же не встану, то просто усну. Нигде не спится так хорошо, как в кровати этого засранца. Порой, в минуту абсолютной бессонницы, так и хочется прыгнуть в “Кристину” и приехать сюда.
Я встаю и принимаюсь ходить по комнатам, открывая окна, чтобы хоть немного проветрить помещение. Достаю мусорный пакет и скидываю туда бутылки, опустошаю пепельницы и сминаю коробки от пиццы. Этот ритуал «очищения» — верный помощник в прочистке мозгов.
— Мне начать тебе платить за уборку? — Ксавье возвращается, и я спиной чувствую каждое его движение. Он яростно трёт волосы на голове полотенцем, при этом вокруг разлетаются капли воды и распространяется запах шампуня.
— Если хочешь. Я принимаю оплату едой или хорошей выпивкой! — вздыхаю я, доставая из-за кресла початую бутылку виски. — Это, кстати, нехорошая!
— Выделываешься?
— Могу себе позволить! — бросаю бутылку в раковину и тащу мусорный мешок ко входу. Ксавье и пальцем не шевелит. Не из лени, из чистого удовольствия наблюдать меня за работой.
— Как твоя очень важная учеба? — я знаю, что Ксавье совершенно не интересны такие подробности моей жизни, но он всегда задаёт этот вопрос, зарабатывая на всякий случай очки.
— Неплохо. Бизнес-курс будет вести какой-то молодой богач. Такой ажиотаж… — в квартире дышится уже легче и я с наслаждением падаю обратно на кровать, намекая, что уборка окончена. На меня смотрят в недоумении (как и каждый раз), но ничего не говорят.
— Молодой богач? Знакомый?
— Вроде нет, я по крайней мере не слышала чтобы кто-то из папиных друзей занялся чтением лекций, — Ксавье жмёт плечами, кивает и снова прикуривает сигарету.
— Что там твоя подружка? — он очень характерно щурится, и на этот раз я точно знаю, что это не от дыма. Умело прикрываясь такими глупыми жестами, он мог провести кого угодно. Сейчас, например, ему было неловко, но он даже помыслить не может, чтобы кто-то это заметил.
— О тебе не спрашивала, если ты об этом, — я смотрю на него, стараясь придать выражению как можно более невинный вид. — Плохая, все-таки идея сводить лучшего друга…
— С мерзкой шлюх…
— Ну только не надо переходить к низменным проявлениям своей натуры! Ты же не святой!
— Не насмехайся над моими чувствами, дорогая, это я тут пострадавшая сторона! — Ксавье закрывает окна, он не любит сквозняков, и ложится рядом, будто и не было этого почти активного пробуждения. — Будем объективны, она шлюха!
— Она экспериментирует и не зацикливается!
— Ох, как ты красиво всё задрапировала, — Ксавье смеется, будто мы говорим о чём-то отвлеченном, но не личном. Он относился почти ко всему с присущим ему легкомыслием, и если про кого-то и можно сказать «экспериментирует и не зацикливается», то это он.
Глава 2. Апартаменты Майи
Выхожу на улицу и тут же ощущаю всю тяжесть города на своих плечах. Он дымит и ноет перетруженными дорогами, чихает и кашляет, сопливит моросящим дождём и требует лекарств и отдыха. Хочется вернуться в квартиру Ксавье, но там почему-то ещё печальнее. Неугомонная, легкая энергия друга иссякает всегда к утру, и до обеда он громоздкий, как старый шкаф посреди комнаты. Он становится занудным, страшно мерзким и не вдаётся ни в чьи заботы, кроме своих. Сбежать от него хоть до вечера — банальная необходимость.
Я открываю "Кристину" ключом (на эту ржавую банку, даже не поставить сигнализацию!) и сажусь на кожаное, некогда алое, сиденье. Машина не отвратительна по своей сути, но я её ненавижу всей душой. Усаживаясь в красную «Фурию», я всегда жду, что та взбесится и выкинет какой-то финт, но машина благополучно заводится, послушно везет куда нужно, и терпеливо делает остановки на всех светофорах, даже не пытаясь проявить свою истинную натуру. Древний «Плимут» принадлежал ещё старому Томпсону, моему дедушке, который приобрёл «красотку» на первые заработанные деньги. Уже к началу следующего месяца, предприимчивый Терри Томпсон накопил на отличный «Форд», а «Фурия» оказалась погребена под брезентом в гараже, однако через десять лет её снова поставили на ход уже для моего отца. Так «Плимут Фурия» шестидесятого года стала принадлежать девчонке, которая, (вот сучка), не ценит её грациозной старости.
Даже отремонтированная настолько, что внутри почти не осталось «родных» запчастей, машина имеет исключительно свой “ретро-шарм”, упивается эксклюзивностью и гордится перед собратьями, пылящимися в музеях и гаражах коллекционеров, своей независимой вольной жизнью на дороге.
«Фурия» останавливается на парковке общежития, где вот уже третий месяц обитает Майя. В очередной раз потеряв надежду стать «не криворукой» официанткой, она решила, что образование — это то, чем она должна сейчас заниматься в первую очередь, а стипендии вполне хватит, если жить в общежитии, а не на съемной квартире. Так Майя впервые в жизни обзавелась соседками, общим душем и личной полочкой в холодильнике.
— Как там твой дружок? — первым делом интересуется Майя, выуживая из шкафа тёмно-синее платье на бретелях, на которое без слёз и тёплой кофты, не взглянешь. Я усмехаюсь, припоминая, что не далее как пару часов назад вела подобную беседу с “дружком”.
— О тебе не спрашивал, — как заученное заклинание повторяю я, но усмешка с лица не сходит. Выпендрёж про их “взаимную ненависть” порядком надоел и превратился в “семейную шутку”. — Что там за «первоклассная» идея у тебя?
Майя была частью того общества, которое не одобряли мои родители. А также Ксавье, бабушки, дедушки и даже горничная Марта. Если Ксавье был «заигравшимся» мальчишкой, которому простительны и алкоголь, и травка, и бесконечные девушки, охраняющие его постель, то Майя была «неправильной», хоть вела если не более скромный, то уж точно не худший образ жизни. На Майю в моей
