Мой любимый пират. Повести - Евгений Кремнёв

– Заткнись!

Пиписка замолкает.

– За ремонт тачки заплатить из своей доли. Сдашь ее и уё! Все – свободен! Потеряйся!

Пиписка понуро разворачивается и натыкается на двух подруг, которых откуда-то из толпы только что вытащил пьяный в дымину Паха. – А-а, Пиписка! С приездом! Никого не вылечил? А точила у тебя: полный вперед! И капот открывается? И колеса крутятся?.. 0-хе-реть!..

Одна из дам – на полголовы выше колуна – целует вышибленного в лоб. – Не знаю за что там тебя, но – прощай дорогой дрюг!

– И меня, – подставляет щеку Паха.

– А ты – пошел вон!

Паха не обижается и, покачиваясь вместе с подругами, напевает в спину удаляющегося Пиписки. – …Нас все меньше и меньше!..

– Что-то душно, – говорит Наташа, чувствующая легкую дурноту.

– Погоди, – не слушает Сережа и поднимается, приветственно махнув атлету, усаживающемуся через два стола от них.

Когда он возвращается, у сцены в медленном соло извивается Лариса – красивая блондинка с манерами избалованной принцессы, любительница крутых мальчиков. Она неотрывно смотрит на Сергея, томно закатывает глаза и облизывает якобы пересохшие от неутоленной страсти губы.

Наташа презрительно кривится и испытующе смотрит на друга. Сережа склоняется к Пахе, усевшемуся рядом, и что-то шепчет на ухо. Паха поднимается и вразвалочку подходит к солирующей девушке. Тоже шепчет на ухо. Танцовщица томно улыбается посланнику, поворачивается и продолжает вилять бедрам, но уже спиной к ним. Черная змея ревности мостится под Наташиным сердцем.

…Бегущие огни над сценой погасли. Музыканты сматывают шнуры. Кислый, приняв очередную дозу, решил качнуться на ножках стула и рухнул на спину. Братва обвально гогочет.

– Поехали, – говорит Сережа, допивший свой, традиционно единственный, бокал шампанского.

…Правой рукой он ведет машину, левой – гладит Наташино колено. Девушка кладёт свою ладонь сверху и спрашивает, змеясь улыбкой. – Лариса девочка ничего, да?

– Ты о чем?

– Не притворяйся! Она тебя соблазняла. И так откровенно-вульгарно.

– Это ее проблемы.

Он высвобождает руку для поворота.

– Вы мужики так слабы. Стоит вам подмигнуть и все: вы готовы.

– Я тебе дал повод так думать?

– А что же ей Пажа шептал? Аж эта селедка поплыла!

– Что цирк уехал, а клоуны остались! – огрызнулся Сережа,

– Так я и поверила!

– Слушай, ты не с той ноги встала? У тебя месячные? Я по тебе скучал, а ты мне концерты устраиваешь!..

Наташа смотрит на наплывающие репейники Фонарей и пытается подавить ревность. – Так. Легкая хандра.

– Сейчас приедем и будем лечить твою хандру. Уколы ставить. – Его ладонь опять на её колене. Слепящий взгляд раздевает.

– Смотри на дорогу, доктор!..

…Трехкомнатную квартиру Сережа купил два месяца назад. Вся обстановка – двуспальная румынская кровать, палас на полу, два кресла, японские телевизор и видак на подставке – уместились в просторном зале. Если не считать кухонного стола, газовой плиты, холодильника да штор, в квартире больше ничего нет.

Не включая света, он, прямо в прихожей, прижимает девушку к стене.

– Пусти, любитель танцующих селедок! – пытается отбиваться девушка, слегка запуская коготки в его бока.

– Моя кошка! Моя кошка с когтями!..

– Раскатал губу: твоя!..

Опустившись на колени, он закатывает до самого пупа ее платье и пытается спустить трусики. Наташа отталкивает его и бежит в зал, Сережа настигает ее и валит на кровать – распинает поперек на белых простынях.

– Ой! – вскрикивает Наташа, – Пусти! – он сделал больно ее головастику.

– Что «ой»? – глаза у Серёжи пьяные.

– Носорог! – Наташа давит в себе ярость самки, защищающей своего детёныша. Ее кулаки упираются в мускулистую грудь. – Пусти, я сказала! На Лариску свою будешь так запрыгивать!

На секунду Сережа замирает над ней. Потом чертыхается и садится на край кровати спиной к ней. – Тебя пре-ет сегодня!

– Какие мы обидчивые!

Согнув ногу в колене, она большим пальцем чертит его спину, пытаясь сгладить внезапную вспышку. – Какие мы нежные и тонкие, господа крутые ребята! – она ногами обвивает торс любовника и пытается повалить на бок. Сережа недвижим как скала. – Подумаешь! – Наташа размыкает кольцо, усаживается позади него, обнимает колени и кладёт на них подбородок. – Нечего было шептаться в кабаке! Сказал бы ясно и просто: Лариска, сучка, пошла вон!..

Сережа поворачивается. – Тебя заклинило на этой Лариске! Ты сегодня – настоящая стерва! Только не пойму: почему?

– Да? – Наташа отрывает подбородок от коленей, наклоняет голову и надменно прищуривается. – Ну, если я стерва, так какого фига, спрашивается, ты таскаешь меня сюда? Какого фига трахаешь и повизгиваешь от удовольствия? Нашел бы не стерву!.. Вон они в кабаке… милые и нежные… спектакли тебе бесплатные устраивают!..

Она соскальзывает с кровати. Сережа ловит ее за талию, пытается усадить на колени.

– Пошел ты! – отбивается Наташа. – Мудак!

– Успокойся, кошка бешеная!

Он, все-таки, усаживает ее на колени,

– Пусти! Мне больно! – тщетно пытается она вырываться.

– И не подумаю!

– Пусти! – Наташа начинает всхлипывать от бессилия.

– Наташа!

– Иди вон! – это уже сквозь слезы.

– Наташа, ну хорош! – он укладывает плачущую подругу на постель, сам лежится рядом и сжимает вздрагивающие плечи. – Все! Ну, все! Что за придурь из тебя сегодня прет не понимаю?

– Сам дурак! – сквозь слезы огрызается девушка. – Просто я… Просто у нас…

– Что «у нас»?

– Ничего.

– Говори.

– Потом.

Выплакавшись, она судорожно вздыхает, уголком простыни промокает глаза.

– Так что?

Наташа поворачивается к Сереже, утыкается в его грудь.

– Ну?

– Ничего.

– Ты хотела что-то сказать?

– Отстань! – она неожиданно сильно вжимается в него всем телом, – Потом.

Сереже становится не до вопросов.

…Когда он вошел в нее, ей показалось, что головастик недовольно шевельнулся. – Давай на боку…

Потом Сережа пил пиво из банки. Она, отказалась.

– Я в тебя кончил. Ты ничего не сказала, я подумал: можно.

Молчок. Сережа поставил банку рядом с кроватью, нащупал пульт

дистанционки.

– Теперь можно, – сказала она, – Теперь до-олго можно!

Сережа замер с нацеленной рукой. – То есть? Что за намеки?

– Я беременна, Сережа!

Радости на его лице не обнаружилось.

– Но ты же предохранялась?

– Предохранялась.

– Так что?

– Как ты испугался!

– Брось! – он отвернулся к окну. – Все это неожиданно. Не к месту и не ко времени.

– А с кем «к месту» и «ко времени»? Может с Лариской?

– Опять про это!

– Да, я про это!.. Предохранялась!.. Может, ты с презервативом не умеешь обращаться! Может в нем дыра была! Может я в сроках ошиблась, когда без резинки была! И мало ли что еще! Я – женщина, а не автомат! В общем, все: я – беременна, брюхата, с пузом!..

– Но срок же небольшой…

– Шесть недель. И что?

– Тогда все поправимо.

– Что поправимо?

– Что – аборт!

– Нет.

– Почему?

– Ни за что!

– Да, почему?

– Потому что это первая беременность!

– Ну, и что?

– Да, пошел ты!.. – Она отвернулась, потом села. – Потому что это первая беременность! А я хочу иметь детей! А не таскаться всю жизнь по курортам, да сохранениям, как мамина сестра!..

– Ты же хочешь стать певицей! Настоящей фирменной! А тут – ребенок! Хана всем планам!..

– Ох, как ты заговорил! А как высмеял меня, не помнишь уже? Когда я имела глупость поделиться с тобой своими планами. «Тараканы кабацкой певички!»…

Наташа сидела на краю кровати в позе андерсоновской русалочки.

– Вспомнил!.. Мои планы ее изменились. Просто я перестала говорить о них с тобой. Ребенок все усложнит – не отрицаю, но он – не помеха…

Сережа встал с кровати, положил пульт на телевизор и из пачки, лежавшей там же, извлек сигарету – традиционно единственную за день. Он курил и глядел в просвет полураздвинутых штор. Стройная фигура, которой не грозили никакие беременности, четким абрисом темнела на фоне окна, в небе, прямо над его головой, мерцала одинокая звезда.

– Все равно не ко времени! – сказал он упрямо.

– А любишь ли ты меня, Серёженька? – сказала Наташа и затаилась,

загадав на эту звезду.

– Любишь – не любишь! Это все слова! Я с тобой никогда не говорил об этом, но у меня есть вполне определенные материальные цели. И я хочу их достигнуть… И достигну! А сейчас я – нищий. Я не готов к семейной жизни. Я ее не хочу.

Звезда над его головой погасла.

– Вот видишь как все ясно. А я не готова делать аборты из-за твоей неготовности к семейной жизни и из-за твоей, так называемой нищеты. – Она почувствовала влекущую пустота краха и стала рубить канаты. – Ты сегодня слово одно умное говорил – резюме. Так каково оно – твое резюме?