Шарль Мельхиор Боншамп. Герои Вандеи - Виталий Шурыгин

После свадьбы молодожены поехали жить в замок де Бароньер, к Энн Артю де Боншампу. По всей стране проходили выборы в депутаты Генеральных Штатов, впервые с 1614 года! Ассамблея, проходившая в Анжу 18 марта 1789 года, направила туда депутатом дядю Шарля Мельхиора, Мария-Джозефа де Боншампа.

Спустя два месяца после свадьбы Шарль Мельхиор должен был вернуться на место службы в Лонгви, его жена осталась в Анжу. Полгода спустя, он вернется к своей жене в замок Ла Бароньер, выйдя в отставку. Началась революция.

Вот как описывает французский поэт Ламартин положение в армии в то время.

– Накануне угрожающей внешней войны, офицеры флота, преследуемые инсургентами на бортах кораблей и убийцами в гаванях, столько же должны были страшиться своего экипажа, сколько и неприятеля.

Такие же раздоры были посеяны во всех гарнизонах между солдатами и офицерами. Инсурбординация солдат, в глазах клубов, была добродетелью армии. Народ повсюду становился на сторону недисциплинированного войска. Офицерам беспрестанно угрожали заговоры в полках. Военные города были постоянной ареной воинских мятежей, которые кончались безнаказанностью солдат и заточением или насильственной эмиграцией офицеров.

Та же картина наблюдалась в гарнизоне в Лонгви, где открылась куча революционных клубов, членами которых были солдаты и низшие офицеры. Никакой дисциплины и субординации, приказы старших офицеров не выполняются. Армейская казна расхищена и полковые знамена попраны ногами, как знаки «кровавого режима».

Кому интересно, тот может прочесть доклад де Ля Тур де Пена о положении в Армии предоставленный 4 июля 1790 года Национальной Ассамблее.

Верные Королю офицеры вынуждены были покидать службу и выходить в отставку, хотя бы в целях собственной безопасности. Тем более, после неудавшегося бегства Короля в Варенн, Национальной Ассамблеей была введена новая форма присяги, 22 июня 1791 года. И если раньше, солдаты присягали нации, закону и Королю, то новая форма присяги звучала так.

– Я клянусь использовать оружие в моих руках только на защиту Родины, и сражаться против внутренних и внешних врагов конституции провозглашенной Национальной Ассамблеей. И скорее умереть, чем страдать от нашествия на французскую территорию. И не исполнять никаких приказов и постановлений, что не будут исходить из Национальной Ассамблеи или противоречить оным.

Король не был больше сюзереном, и его имя не упоминалось в присяге. Для настоящего офицера служение Королю было служением Франции. Король-Помазанник Божий, он принадлежит к Божественной Силе, вот поэтому он имеет власть отправлять правосудие и исцелять недуги. В юношеских записях молодого Луи-Августа, будущего Людовика XVI, можно прочесть следующие строки: «Истинный король – этот тот король, который делает счастливым свой народ. Счастье подданных – счастье государя. Истинный король есть изображение Бога на земле. Король подражает Христу, потому что подобно Христу, король приносит себя в жертву. Король несет свой Крест, и этот Крест – тяжел».

Офицеры давали клятву, фактически объявляя войну республике.

– Мы клянемся своей честью умереть ради освобождения нашего Короля; воспитать наших детей в этих принципах, да продолжат они наше дело. В этом сущность нашего бытия, сражаться с командирами мятежников, что покусились бы на персону Его Величества. И мы рассматриваем как подлеца, всякого военного, что изменит этой присяге.

Роялисты топтали ногами трехцветные кокарды и одевали белые. К границе двигались целые отряды офицеров. Эмиграция пополнилась самой большой партией профессиональных военных, в то время как во Франции войска стояли фактически без старших офицеров.

Часть роялистов пробирается в Париж и вступает в Конституционную Гвардию, которая по декрету Ассамблеи, от 3 сентября 1791 года, должна была защищать Короля и его семью. Конституционная гвардия состояла из 6 пехотных рот по 200 человек, и трех эскадронов кавалерии по 200 человек.

конституционный гвардеец, кавалерист

Прожив почти год в своем замке, Шарль Мельхиор одним из первых откликнулся на зов чести и покидает Ла Бароньер что бы служить Королю. В столицу он едет вместе с супругой. В Париже они поселяются в отеле на улице Гарлей (Harlay),где собралась целая компания роялистов, вместе со своим родственником д’Отишампом и, еще тогда неизвестным юношей из Пуату, Анри де Лярошжакленом.

В ночь с 28 на 29 мая 1792 года, Конституционная Гвардия, по декрету Ассамблеи, была распущена. Король, в надежде на восстановление гвардии, отдает тайный приказ гвардейцам, оставаться в Париже и продолжать служить ему в гражданском платье, дабы в случае опасности он мог бы призвать их для своей защиты.

Cупруги Боншампы, остаются в столице продолжая жить в том же отеле, там они узнают все новости из Тюльри и накануне 10 августа, Шарль Мельхиор с оружием в руках, запасом пищи и пороха, оказывается среди защитников дворца. Несмотря на ужасную резню, ему удалось спастись, его костюм ничем не отличался от костюма обычного парижанина и гонялись в основном за швейцарцами, из за их ярких мундиров, и пробраться к себе в номер отеля.

10 августа 1792

Республиканский патруль встретил с бокалом вина в своем номере холеный барин, его жена подтвердила, что муж никуда не удалялся из отеля и ничего не знает о событиях в столице. Ружье и порох были спрятаны в саду, так что патруль не нашел причин для ареста.

Впоследствии, 2 сентября, был произведен тщательный обыск, искали порох, который Боншамп действительно зарыл в саду, но по счастью, ничего не обнаружили.

Коммуна, в надежде выловить всех роялистов, что спрятались в городе, усилила посты на дорогах, ведущих из Парижа. Проверялся каждый выезжающий, кто, куда, почему, документы. Но деньги могут делать всё, и если неподкупна стража, то можно купить нужные бумаги и паспорта, и супруги покидают столицу. Они ехали день и ночь.

По пути, в каждой провинции, в каждом городе, стояли посты из национальных гвардейцев, допрашивающих путешественников, кто, куда, зачем. В Ля Флеш супруги были остановлены, батальон гвардейцев из Нанта, стоящих позади города не выпускал из города никого. Тогда Боншамп, чтобы избавиться от подозрений, остановился на постоялом дворе и сняв там комнату, ночью бесшумно обходит часовых и возвращается уже с другого конца с повозкой, куда быстро грузит вещи и вместе с женой продолжает путь оставляя позади спящий лагерь.

национальные гвардейцы (карикатура)

К моменту приезда в Ла Бароньер, весь Може был потрясен кровавой расправой в соседнем департаменте Дё-Севре. 12 августа, в Монкутане, 8 или 10 тысяч крестьян, вооруженные палками и косами и кое-где охотничьими ружьями, поднялись, и пошли на Бессюир. Под Белым знаменем с цветами лилии и криками «Да здравствует Король!», восставшие дошли до Шатильона. 21 августа, восставшие предъявили петицию меру Бессюира Делоше со своими требованиями. На другой день, восстание было буквально потоплено в крови жандармами и национальными гвардейцами под командованием лейтенанта жандармерии Буасарда и последовавших за ним репрессиях.

арестованные повстанцы

Арестовывали, а затем отправляли на гильотину всех, реквизировали зерно и домашний скот, оставляя семьи повстанцев умирать голодной смертью.

Как пишет в своих воспоминаниях мадам Боншамп.

– После нашего возвращения в Анжу стало невозможным, чтобы мой муж не противостоял тем беспринципным людям, для которых его добродетели были постоянным укором. Его обвинили в подстрекательстве к мятежу, и он должен был предстать перед трибуналом департамента Мейна и Луары. С величайшими сложностями он смог выпутаться из этого опасного положения; чтобы оказаться преступником, достаточно было быть богатым и принадлежать к благородному сословию. Невозможно выразить словами то, что я пережила, пока месье Боншамп защищал себя перед трибуналом, и во время его отсутствия храбрость окончательно меня покинула.

Те первые эксцессы революции помрачили мое сознание; Я с ужасом уяснила для себя опасности, грозящие человеку, верному королю и религии, окруженному врагами, стремящимися выследить и осудить его.

Сторонники революции не удовольствовались первым нападением на моего мужа. Некоторые из работников, трудящихся в его поместье, надели «шапку свободы» на дерево и кричали после этого: «Долой! Долой!». Этот инцидент наделал много шума и едва не вызвал арест и заключение месье Боншампа; но его мудрость и благоразумие вновь восторжествовали над этой уловкой, ибо было ясно, что работников тайно подкупили, чтобы они разыграли эту сцену.