Пригоршня тьмы - Алексей Атеев

Через день пострадавший пришел в себя. Но попытки добиться от него каких-либо подробностей ни к чему не привели. Первое время врачи думали, что это результат перенесенного шока. Однако шли дни, а этот странный человек оставался в том же состоянии, в каком был и в первый день. На все попытки заговорить с ним он сонно прищуривал глаза, вяло моргал ресницами и изредка открывал рот, словно пытаясь что-то произнести. Но вместо фразы или хотя бы слова у него вырывалось лишь слабое мычание.

Прошла неделя. Неизвестный как будто вполне оправился от перенесенного удара. Но никто не знал, что же с ним делать. Ясно было, что в обычной больнице ему не место. Пригласили психиатра. Тот провел детальное обследование, проверил рефлексы, которые оказались заторможены, долго исследовал его череп, пытался заговорить и в конце концов авторитетно заявил, что налицо типичная травматическая амнезия – то есть потеря памяти. На вопрос: что же с ним делать? – сказал, что лучше всего отправить его к родственникам, но, поскольку установить таких не представляется возможным, нужно определить его в психиатрическую больницу или в интернат для умственно отсталых.

К слову сказать, милиция сделала все возможное, чтобы отыскать хоть какую-нибудь ниточку в этом запутанном деле. Несколько раз в местных газетах публиковали снимок неизвестного с просьбой откликнуться тех, кто хоть что-то знает о нем, но ничего конкретного никто не сообщил. Взяли и отпечатки пальцев, однако в дактилоскопической картотеке личность эта не фигурировала.

Следователь, который вел дело, несколько раз приходил в больницу, подолгу сидел у кровати неизвестного, пытаясь вытянуть из него хоть какой-то звук. Иногда ему казалось, что в тусклых глазах неизвестного мелькает искорка мысли, но, увы, только казалось. Интересно, что в быту этот человек вел себя вполне нормально, ел ложкой, умел пользоваться туалетом, одевался без посторонней помощи. В остальном же он мало походил на разумную личность. Часами лежал, тупо уставившись в потолок, или ходил по коридору как заведенный, пугая своим видом больных.

В конце концов его отправили в психиатричку.

В майский день 1983 года медицинский «уазик» остановился перед дверями приемного покоя психиатрической больницы. Дверца распахнулась, и, поддерживаемый под локоть санитаром, из нее вышел неизвестный. Возле приемного покоя буйно цвела сирень. Ее запах перебивал все прочие ароматы: тяжелый дух нагретого солнцем асфальта, бензиновый чад, вонь соседней помойки.

Санитар и его подопечный в ожидании дежурного врача присели на скамейку перед входом в приемный покой.

Санитар глубоко втянул в себя воздух и улыбнулся.

– Как в раю, – громко сказал он, – пахнет-то, а… – Он толкнул психа в бок. – Чуешь, дурень?

На лице неизвестного появилось подобие слабой улыбки. Он закатил глаза и кивнул головой.

– Смотри-ка, понимает, – удивился санитар, – а говорили, совсем ничего не соображает. – Он внимательно посмотрел на больного. – Что, нравится сирень-то?..

Но лицо того снова приняло обычное тупое выражение. Санитар недоуменно пожал плечами, но как раз в это время пришел врач, и санитар оставил свои догадки при себе.

Врач некоторое время пытался, как и его предшественники, разговорить новичка, но скоро оставил свои попытки и углубился в историю болезни. Потом несколько раз ударил его молоточком по колену, поводил пальцем перед глазами, задумчиво покачал головой, написал что-то в истории болезни и велел препроводить больного в отделение. Перед этим пожилая нянечка подстригла несчастного, отчего на его голове показалась шишка, ранее скрытая волосами. Она же заставила его снять всю одежду и выдала взамен застиранную пижаму, бязевую рубашку и кальсоны. Больной покорно оделся и стоял в предбаннике, тупо таращась в старое, покрытое сетью черной паутины зеркало.

– Ну что, Проша, пойдем, – сказала нянечка и взяла его за руку.

Почему она повеличала его Прошей, так и осталось неведомо. Но с тех пор никто в больнице иначе его не называл. Проша да Проша – и все тут.

Проша был тихим, безобидным больным. Он не буйствовал, не вскакивал по ночам с диким криком, как некоторые его однопалатники. Он не пытался в столовой вырвать у соседа тарелку с кашей. Даже в страшные летние грозы, когда молнии сверкали перед самыми окнами и от раскатов грома тряслось ветхое здание отделения – в такие ночи никто в палате не спал, и большинство больных, придя в страшное возбуждение, толпились у окон, – Проша спокойно лежал на своей кровати.

Это был своего рода образцовый больной. Он понимал почти все, что ему говорили. Охотно исполнял мелкие поручения санитаров и сестер. Главным его недостатком было отсутствие речи. На остальных больных Проша, казалось, не обращал внимания. В психиатрических заведениях народ в основном необщительный, настолько самоуглубленный, что практически не обращает внимания на окружающих. Однако какое-никакое общение все же происходит. С Прошей же не общался никто. Более того, санитары замечали, что его явно побаиваются. Какое-то странное поле окружало этого человека. В отделении обратили внимание, что те, кто спал рядом с ним, становились раздражительными, а иной раз начинали буйствовать. В чем причина этого странного явления, оставалось загадкой.

Заведующего отделением очень занимала личность Проши. Недавний выпускник мединститута, он был полон различных идей и теорий. Внимательно прочитав историю болезни Проши, он пришел к выводу, что первоначальный диагноз, признававший амнезию, неверен. По мнению завотделением, налицо была врожденная патология, а отнюдь не результат травмы. Кстати, шишка на голове Проши так и не прошла. Она заметно выступала из черепа, особенно после стрижки, напоминая маленький рог. С целью разобраться, что же все-таки представляет собой его больной, завотделением решил воздействовать на Прошу гипнозом. Еще в институте он овладел азами гипноза и частенько практиковался на знакомых. Но все попытки загипнотизировать Прошу успеха не принесли. Молодой врач решил, что его способностей явно не хватает, и призвал на помощь профессионала. Тот тоже долго не мог справиться с неподатливым пациентом, но в конце концов все же загипнотизировал больного. Но и в состоянии гипноза тот не стал разговорчивей. Он выполнял простые команды, стоял на одной ноге, ложился на пол, но не произносил ни слова. Только один раз на вопрос: будет ли он говорить, выдавил из себя нечто нечленораздельное. Эти звуки при некоторой фантазии можно было принять за слово «нет».

Пробившись с Прошей битый час, профессионал отпустил его, так ничего и не добившись.

– По-моему, – сообщил он заведующему отделением, – сознание этого парня заблокировано. Но заблокировано искусственным путем. Доказательств нет, но опыт показывает, что именно так оно и есть. Подобный случай был у меня несколько лет назад…