Истории про еду. С рисунками и рецептами автора - Андрей Бильжо

То, что блины типично русское блюдо, – заблуждение. Блины делают в разных странах мира. Например, во Франции, в Бретани, их пекут из ржаной муки. Они очень тонкие, «дырчатые», и в них тоже заворачивают всё что угодно. Запивают только не водкой, а сидром.

Но все-таки блинчики, которые на картинке, с творогом или с мясом, – это, по-моему, чисто советское изобретение. В столовых и детских садах блинчики разогревают, и на них появляется хрустящая корочка. А ещё «блин» вошёл стремительно в русский язык как заменитель одного слова – сами знаете какого.

Анекдот. Грузин рассказывает русскому историю: «Еду я, хачапури, в трамвае, хачапури, подходят двое, говорят: “Слушай, хачапури, твоя девушка нам понравилась, хачапури!”». Русский его перебивает и говорит: «А что ты через каждое слово говоришь “хачапури”?»

А грузин ему отвечает: «Вы же говорите через каждое слово “блин”».

Шашлык

Шашлык – это страсть нашего народа. У меня есть версия, почему именно он стал главной едой на природе и почему советских граждан так гнало в лес с водкой и шашлыками, а потом на маленькие дачи, а потом и на большие.

Когда большинство жило в коммуналках, а на ресторан не было денег, единственной возможностью погулять с друзьями были походы и маёвки. Конечно, с шашлыками.

Шашлык в самодеятельных условиях приготовить проще всего. А дальше советская традиция – костёр, гитара, песни. Так из поколения в поколение. Когда я юношей с геологической партией (где числился рабочим, да им и был) приехал в Среднюю Азию и шёл по городу Алма-Ата, там через каждые сто метров продавали шашлык из нежнейшей баранины. «Палочка» стоила 25 копеек, я брал на рубль. А в Джамбуле «палочка» шашлыка стоила 20 копеек, и я тоже брал на рубль. Хлеб, соль, лук, уксус стояли на столе, и их можно было брать бесплатно. С тех пор ничего подобного я не ел, да и не хочу. Я не очень люблю шашлык, а вот мой друг доктор Андрей Малюков любит не только есть шашлык, но даже больше, по-моему, любит его готовить. Так и вижу его в шашлычном угаре либо у себя на даче, либо у друзей.

Сардельки с горчицей

Сардельки, кажется, простая еда: на ходу, быстро. Но не всё так просто, как может показаться на первый взгляд. Во-первых, сардельки – это уже не сосиски; но, правда, ещё и не колбаса. Зато их можно не только варить и жарить, но и печь на костре на природе. Я не люблю шашлыки и практически их не ем. Но вот жаренные на шампуре сардельки с хрустящей корочкой на старой даче в Покровке, когда собирается вся семья, я так люблю, что часто не могу остановиться. Потом приходится долго сгонять вес и сидеть на кефире.

В Вене я понял, что такое сардельки. Они продавались там только на трамвайных остановках и на рынке. Десяток видов, размеров, пропорций. Причём в очереди за ними стояли и простой рабочий, и вполне респектабельный джентльмен, и банкир, и творческий работник, и, конечно, туристы. Всех их объединяла любовь к сарделькам. Венцы, как я заметил, не ели сардельки в булке с кетчупом, по типу хот-дога. Так ели только американцы и другие испорченные туристы. Когда подошла моя очередь за сардельками, продавец, поняв, что я иностранец, автоматически разрезал булку и взялся за банку с кетчупом. Тогда я попросил его заменить булку толстым куском серого с грубой коркой венского хлеба, похожего на наш советский за 20 копеек, а кетчуп – горчицей. Продавец сарделек с лицом цвета сардельки расплылся в улыбке удовлетворения: я был для него свой, правильный.

Жареные рыбки

Просто жареных рыбок – каких-нибудь бычков, барабулек, корюшку – мне мало довелось есть.

В Архангельске, когда я ездил туда в командировку, в столовых кормили только «спинкой минтая». Поговаривали тогда, что в минтае живёт солитёр, и это у них симбиоз такой, иначе говоря – совместная жизнь и любовь. В продажу поступала только спинка, всё остальное просто отрубалось и выбрасывалось. Куда сейчас делась эта рыбка, точнее её спинка, – для всех секрет. В народе её, кстати, называли «спинка мента».

В Севастополе, куда мы приехали с анимационным фестивалем, я мечтал с поэтом Иртеньевым выпить портвейна и съесть где-нибудь жареной ставриды или кефали. Видимо, это у меня воспоминания детства. Мои родители покупали свежую рыбу у рыбаков прямо с лодки, когда мы отдыхали на Чёрном море. А может быть, это Марк Бернес навеял: «Шаланды, полные кефали…». Вместо этого я увидел «Макдоналдс», что меня сильно расстроило. Правда, потом портвейн мы всё-таки выпили, а за соседним столом местные любители этого напитка затянули странную, пропитанную тоской песню. Там были такие слова: «Берёзы, морские берёзы… бе-рё-о-о-зы». Кто теперь скажет, что Севастополь – не русский город?

Картофельные оладьи

Картофельные оладьи, они же «драники», они же «драчены», они же «деруны».

Их замечательно делала моя бабушка Зельда Израилевна, которая долго жила в Белоруссии. Правда, потом она долго сидела в АЛЖИРе (Акмолинский лагерь жён изменников Родины), потом жила в Тюмени, но рецепта драников не забыла. Оторваться от них было невозможно. Делала она их сразу много.

Цвет драников очень сложный, какой-то золотисто-сине-коричневый. Картошку натирал я, когда бабушке было трудно. Помню, что картошка стремительно меняла свой цвет. В детстве было очень интересно наблюдать, как он менялся: от желтого через розовый к сине-серому, если сырое картофельное пюре долго стояло. Мой знакомый, белорусский мультипликатор Игорь Волчек, рассказал мне, что у себя на даче всю территорию он засадил специальным сортом картошки для драников и теперь драники делает без муки и яиц. Обещал угостить, жду до сих пор.

По-другому картофельные оладьи делали в Литве. Когда я отдыхал в Паланге с моим шестилетним сыном Антоном, в столовой мы брали всегда две порции драников. Они были крупные, и подавали иx с таким жидким, зернистым творогом. Мой сын выбирал их сам, но никогда не мог осилить и доедал уже один. Соседи за его столом менялись, вели с ним светскую беседу, а драник всё это время лежал у него за щекой. Я ждал сына на улице. Это был неэффективный метод воспитания: «пока не съешь, не выйдешь из-за стола». Глупость.

Я был неправ, прости меня, сын.

Яйцо под майонезом

Яйцо под майонезом – по-моему, изобретение советского общепита. Отдельно яйцо подать – как-то слишком просто и не на чем срубить денег. А на майонезе можно. Проверить количество майонеза невозможно. За него и брали основные деньги. В приготовлении это блюдо элементарно. Любовь нашего народа к майонезу известна. Это всепоглощающая страсть. Еда вредна и нелепа, но оборот «яйцо под майонезом» стал вполне устойчивым.

Не к этому блюду, но про яйцо.

Сергей Мостовщиков, известный журналист, рассказал мне, что как-то в Мончегорске он, будучи молодым корреспондентом, замёрзший, зашёл в столовую и был счастлив, увидев в меню «суп-бульон с яйцом». Когда он подошёл на раздаточную, ему дали бульонный кубик, варёное в скорлупе яйцо и показали, где взять кипяток. Здорово, не правда ли?

Селёдка

Селёдку надо подавать, конечно, с репчатым луком, а нарисовать захотелось с зелёным.

Селёдка – это отдельная большая тема. Прежде всего – это закуска под водку. Если на столе селёдка, приходится пить водку. Но не всегда.

В психиатрической больнице № 1, в прошлом имени П. П. Кащенко, селёдку давали больным на завтрак. Почему – неизвестно. Вообще в советских больницах селёдку любили давать на завтрак. В Кащенко она была потрясающе вкусная, жирная и большая.

Эрих Яковлевич Штенберг, ученик Юнга и Ясперса, легендарный немецкий профессор, бежавший из фашистской Германии в Советский Союз и тут же угодивший на десять лет в лагеря, ненавидел селёдку. После освобождения он вновь защитил кандидатскую и докторскую диссертации и стал работать в отделении позднего возраста больницы имени П. П. Кащенко. Как только до него доходил запах селёдки, он покидал рабочее место.

Когда я был маленьким, я ходил в детский сад. Там тоже давали селёдку, из которой торчали кости, как седые волосы, а вокруг, словно море, лежало голубое пюре. Есть ЭТО я не мог, и меня водили с тарелкой к директрисе – толстой, в не сходящемся халате тётке, которая должна была меня от селёдки освободить. Она нависала надо мной и кричала: «Если не будешь это есть, введём тебе пищу через зонд». Я думал, что кормить меня будут через зонтик, и не мог понять, как это возможно. Слово «зонд» я узнал позже, став студентом медицинского института.

Когда я плавал (ходил) в Тихом океане на плавбазе «Наталья Ковшова», меня научили разделывать селёдку. Нужно её выпотрошить, потом сильно провести большим пальцем по спинке (хребту). После этого она разделится на две половинки. Дальше нужно аккуратно снимать каждую половинку с хребта, причём кости остаются на позвоночнике рыбы. Кожа снимается, как чулок. Когда-то у меня это лихо получалось. Сейчас – не знаю.