Кукушка - Дмитрий Скирюк

— Это про рыбу...

...наперстянка, idem digitalis[1] или «рукавички лисьи», при всей своей ядовитости полезна, может быть необычайно при больном сердце. Неоднократно наблюдалось мной, когда сушёных листьев наперстянки небольшая доза, правильно напаренная, большое облегчение сердцем хворому приносит. Мне известны наперстянки ржавые и пурпуровые, но, говорят, на Востоке есть ещё несколько разновидов...

Страницы шелестели за страницами. Налетавший ветерок, уже вполне по-весеннему тёплый и сырой, загибал им уголки и приносил с поляны запахи дымка, сырой травы и жареного мяса. Наконец донёс и крик.

— Господин Золтан! Ну господин же Золтан! — надрывались на поляне. — Где вы там?

Кусты орешника затрясли голыми ветками и расступились, выпуская на поляну кругленького румяного толстяка в дорожном сером платье.

— А, вот вы где! — с облегчением сказал он. — Что вы там выпятились на эту вашу книгу, ровно сыч на мышь в июньский полдень? Идёмте, я уже вас битых полчаса зову.

Золтан отмахнулся:

— Не сейчас, Иоганн. Подожди чуть-чуть.

— Да будет вам, идемте же, ну что вы! Мясо пережарится.

— Сними с огня, я скоро подойду. — Золтан рассеянно запрятал выхваченный нож в обрат за голенище и снова принялся за чтение.

— Да бросьте, господин Золтан, бросьте. — Толстяк подошёл ближе. — Ни одна книга не стоит того, чтобы пожертвовать ради неё добрым завтраком. Однако экая книжень! Чего это у вас? Святое Писание?

Хагг наконец не выдержал и захлопнул тетрадь.

— Эх, Иоганн, Иоганн... Вечно у тебя язык бежит вперёд мысли. Через то и погоришь, попомни моё слово!

Толстяк, которого назвали Иоганном, в ответ на это лишь беспечно усмехнулся.

— Ай, бросьте, господин Золтан, бросьте. Что меня пугать? Я пуганый. И вешали меня, и стреляли, а я всё живой.

— Ладно, чёрт с тобой, уговорил. Пошли.

Костерок на лесной полянке еле тлел. Над огнём румянил спинку выпотрошенный и насаженный на вертел поросёнок, среди распакованных вьюков темнели хлеб, бутылка в ивовой оплётке и разнообразные горшочки и пакетики. Чуть в стороне, засунув морды в дорожные торбы с овсом, мотали хвостами ослик и стреноженная лошадь; мотали скорее по привычке, чем всерьёз: мух и комаров ещё не было. Царила успокаивающая птичья тишина. Тёмная горбушка неба, видная в просвете меж деревьев, перилась косыми облачками, белыми и мягкими, как фламандское масло. Весенняя земля дышала влажной женской теплотой.

— Хороший день, — отметил Хагг, усаживаясь на сброшенное наземь седло. Поворошил золу прутиком, откромсал себе кусочек жаркого. — Неплохо бы сегодня доехать до корчмы.

— Отчего же сразу не до города? — резонно возразил толстяк. — Бог даст, доедем, да. А правда ваша, господин Золтан, — благодать! И облака опять же.

— А чего облака? — насторожился его собеседник.

— Так всё лучше, чем трястись весь день по такой жаротени с потным задом, как вчера! Ой, горчицу забыл... Вот, держите. Да... Погодка — фарт, будто не весна, а уже лето. Был бы я помоложе, непременно парочку-другую ходок через горы уже сделал.

— Сиди уж... Тоже мне ходок. И чего шайтан меня дёрнул тебя с собой взять? Сам себя не понимаю.

— А считайте, что это не вы меня взяли, а я сам за вами увязался. Ведь я чего? Давно уж надоело попусту сидеть, всё думал — подгадаю времечко да и съезжу в местное аббатство, поставлю за своё здоровье свечечку-другую. А всё не получалось. То заботы, то дожди, а то попутчика хорошего не подворачивалось... А тут — ну, здрассьте, нате сразу всё! Ага. Как вы заехали ко мне, на той неделе, я и думаю: эге (это, значит, я так подумал тогда: «Эге»), а не пора ли тебе, Иво, прогуляться с господином Золтаном? Подумал и решил: пора. Да... Как вам поросёнок?

— Умгу, — только и смог ответить Хагг с набитым ртом. А Шольц был прав, весна была — чуднее некуда. Настала поздно, началась отменною жарою, после вдруг ударили морозы, две недели разбавляли паводок дожди, да так, что снег почти везде сошёл, а половину польдеров едва не затопило, а к середине апреля распогодилось совсем по-летнему — с водой, травой и жаворонком в небе. Деревья и кусты опасливо казали запасные почки — мало ли чего, ведь первые, обманутые ранней теплотой, поубивало напрочь. Подсохшая земля под тополями вдоль дорог была усыпана молоденькими клейкими чешуйками: до полной зелени осталось три-четыре дня. В самый раз для странников и пилигримов: и заночевать где хочешь можно, и разбойникам пока прятаться негде.

Золтан рассеянно жевал горячее, от души приправленное перцем мясо и размышлял.

Минул почты месяц с той поры, как он обнаружил в лесу разгромленную хижину травника, и на неделю меньше месяца, как выслушал историю сего разгрома от парнишки в кабаке. За это время многое произошло. Он полностью свернул все дела в Маргене и в Лиссбурге, продал долю в городской торговле, рассчитался с кредиторами, повыколачивал долги из должников и в один прекрасный день исчез из города, уехав в никуда. Напоминанием о Золтане осталась только вывеска в трактире «Пляшущий Лис», да и ту в скором времени грозились заменить — уж очень много подозрительного люда она привлекала в последнее время.

Исчезнув с глаз долой из сердца вон от всех друзей и недругов, Хагг для начала навестил с полдюжины банкиров и ростовщиков, которым доверял, с умом распорядился денежными средствами, потом опять заехал к Иоганну и два дня там просидел, не выходя из комнаты, обдумывая планы.

А планов-то как раз никаких особых и не было. С полным переходом Нидерландов под испанское владычество, со смутой и раздором в государстве любое предприятие становилось делом безнадёжным, если только не затрагивало интересы испанцев или церковников. Война, однако, тоже набирала силу и заканчиваться в скором времени не собиралась. Бывшему начальнику тайного ведомства равно опасно было опираться как на оккупантов, так и на повстанцев. Золтану было без двух месяцев пятьдесят лет — возраст, когда уже поздно тратить время на мальчишеские авантюры. В таких условиях разумнее всего залечь на дно или убраться из страны. Хагг выбрал первое. Жена была спроважена в надёжное убежище, с делами завязано, с обязательствами и долгами покончено. Со всеми, кроме одного, — последнюю просьбу травника он так и не выполнил, хотя вспоминал о ней по пять раз на дню, благо, пожелал тот кратко: «Если сможешь, позаботься о моих учениках» Легко сказать: «позаботься»! А как? Пропавший без вести мальчишка и захваченная инквизиторами девка это вам не недоросль, отданный на воспитание. Даже для опытного авантюриста задача была хоть куда, Хагг мог и отказаться — что он, в конце концов, мог один, без денег, без напарников? Впрочем, тут он сам себе лукавил деньги у него были — и свои, и травниковы. Невеликий капитал, но всё лучше, чем ничего. С напарниками тоже не было проблем. Другой вопрос, нужны ли в таком деле напарники: когда секрет знают двое, это уже не секрет. К тому же все эти смутные намёки и пророчества... Он долго раздумывал, взвешивал все «за» и «против», раз по пять на дню перечитывал пергамент Лиса с завещанием, силясь понять, о какой угрозе говорил Жуга. Не понял ничего, а посоветоваться было не с кем. Наконец, решив, что надо делать дело, а додумать можно и потом, он заплатил за постой, снарядился, прихватил с собой тетрадь, кошель, клинок и самострел, оседлал коня и двинулся в дорогу. В последний момент за ним увязался Шольц, которому на старости лет попало шило в задницу — объяснить его поступок другими причинами Золтан не мог. Никаких выгод старому контрабандисту это путешествие не сулило. Но и прогонять его Золтан не стал: «Глюкауф Иоганн» чуял прибыль, словно рак тухлятину — за милю против течения, а мысль о том, что кабатчик мог быть подкуплен инквизицией или другим врагом, Хагг отбросил сразу, — слишком хорошо он знал своего напарника. Пока апрель разменивал на звонкую капель холодные флорины мартовских сосулек, Золтан не терял времени и подкупом, обманом и через доверенных людей навёл большие справки. И сразу оказался в затруднении. О парне не было ни слуху ни духу, он как сквозь землю провалился. С девчонкой дело тоже обстояло не ахти: юную пленницу как ведьму отвезли в какой-то монастырь — богатый, верный церкви и солидно укреплённый, где и содержали до поры до времени. Сжигать её пока не собирались, но дознание вели. Хагг взвесил шансы на успех в обоих случаях и задумался. Вести поиски в двух направлениях сразу он не мог. С мальчишкой было проще: только и делов — нанять две дюжины людей и прочесать втихую пару городов, десяток деревень, окрестные дороги — наверняка бы где-нибудь, да объявился, уж больно приметный был малый. Но, с другой стороны, и опасность парню вряд ли угрожала: если он не дурак и смог так лихо ускользнуть из рук испанцев, следовало ожидать, что он успешно будет прятаться и дальше; парнишка явно родился под счастливой звездой. Спасение же девушки выглядело предприятием рискованным, но отнюдь не безнадёжным.