Автостопом по восьмидесятым. Яшины рассказы 05 - Сергей Саканский

Я сказал:

– Если мы будем осваивать в день по литру спирта об двух, что есть по три батла водки на каждого, то нам понадобится тридцать литров спирта.

Серёга сказал:

– По пятнадцать килограммов на каждого. Плюс еще килограммов по пять всякой мелочи. Итого: по двадцать килограммов тяжести за спиной. Как же тогда мы будем идти по кромке воды, босиком, вяло пиная выброшенные морем бессмысленности, мирно беседуя, как древние греки?

Я сказал:

– Может быть, тогда взять с собой какую-нибудь тележку и выступить, впрягшись в нее, как бурлаки? Правда, это уже не будет полностью соответствовать мечте.

Серега сказал:

– Эврика. Еда должна передвигаться сама. Я предлагаю в качестве еды взять какое-нибудь животное. Это животное, может также тащить на себе наш бух. Взять, например, какую-нибудь козу. Например, угнать в Геническе козу: она будет тащить наш бух, давать нам с похмелья молоко, а когда мы проголодаемся, то мы ее съедим.

Я сказал:

– Я не буду резать козу.

Серега сказал:

– Хорошо. Тогда мы ее убьем как-нибудь иначе. Например, утопим в Азовском море. Или в Сиваше. А когда она всплывет, мы ее съедим. А если тебе жалко козу, то мы можем взять того же свиняка: он, хоть и не будет давать нам с похмелья молоко, но его не так жалко, как козу.

Я сказал:

– Серега. Это тупик. Давай не будем брать ни козы, ни свиняка. Давай лучше возьмем ченчину. Пусть она идет сзади и несет наш бух. И нашу еду. А когда она всплывет, мы ее не съедим, а зафачим.

Серега сказал:

– Одной ченчины будет мало. Во-первых, вдвоем фачить ченчину я не согласен – это безнравственно. Во-вторых, одна ченчина, даже крупная, не унесет на себе столько буха. Кроме того, ченчина сама должна бухать. И это – замкнутый круг. Нет, пройти Арабатскую стрелку невозможно теоретически.

Я сказал:

– А что, если взять не ченчин, а чуваков. Взять каких-нибудь двух-трех небухов, которые шли бы за нами на расстоянии километра два-три, чтобы их не было видно, но время от времени догоняли нас и давали нам бух.

Серега сказал:

– Это идея. Но идти они должны не позади, а впереди. Пусть эти небухи идут впереди нас, километрах в пяти, чтобы их совсем уж не было видно, и они скрывались бы за горизонтом. И время от времени они будут готовить нам место для ночлега, оставлять нам горячую еду, бух, а сами будут снова скрываться за горизонтом.

Я сказал:

– А для верности надо будет взять небухов не двух-трех, а четырех, на тот случай, если мы с тобой совсем уже не сможем идти. Вот тогда-то к нам эти небухи будут подходить, а мы будем их за плечи обнимать, и Чишей по Арабатской стрелке идти.

Серега сказал:

– Точно. А когда мы снова будем сами идти, небухи будут оставлять нас в покое и как можно быстрее скрываться за горизонтом.

Сказав так, Серега умер, и как бы сам скрылся за горизонтом. А я остался и еще долго думал про Арабатскую стрелку. Брать с собой небухов – это конечно, не самая лучшая идея. Ведь с небухами надо о чем-то говорить, а с ними говорить еще более скучно, чем с ченчинами. Вот если этих небухов разбухать, как мы и с ченчинами делаем, чтобы было с ними, о чем говорить, то тогда можно бы и небухов с собой взять.

Но тогда возникает другой вопрос. Разбухавшись, небухи превратятся в нормальных людей, и тогда проблема Арабатской стрелки также встанет перед ними в полном своем объеме. Нет, приходится признать, что проблема Арабатской стрелки на данном этапе неразрешима, и нам еще долго не суждено ее пройти, а суждено, как обычно, врываться в Крым стопом, стюпом, бухом и бупом.

Как мы в первый раз стюпом ехали

В первый раз стюпом мы ехали в тот же самый год, когда в первый раз бухом и бупом ехали. Это был год московской Олимпиады-80: где-то в это же время умер Высоцкий, чью песню нам исполнил пляшущий мент, потом Джо Дассен, который пел шансон про абпруа, а в финале этого года застрелили Леннона, идейного вдохновителя автостопа и всего с этим связанного – марихуаны, Люси Инзескай, которую он кричал в микрофон, как Нину, астральных путешествий факом и так далее.

Гнусный, в общем и целом, был год, хоть и называем мы эти времена Золотым, как сама наша Осень, веком: ведь именно летом того года мы с Серегой впервые и выступили.

Всю зиму и весну мы побухивали в разных московских автоматах, применяя различные формулы, к тому времени уже окончательно выстраданные. Тогда еще не было ни одного Яшиного рассказа, и я с трудом могу вспомнить, о чем же мы с Серегой говорили, если Яшиных рассказов не было.

Скорее всего, мы обсуждали предстоящий выступ, раздумывая, что нам с собой брать. В конечном итоге, после долгих обсуждений, мы пришли к выводу, что ничего брать не надо. Кроме паспортов, конечно. Суть выступа как раз и заключалась в том, что мы выступали руки в карманах, как Ленин в Горках, насвистывая и мирно беседуя в пути.

Где-то в середине июля мы начали разбухиваться более интенсивно, понимая, что можем сорваться уже в любой текущий момент. И, наконец, этот момент настал.

Стукнув кружками об стойку в автомате на Курской, мы ворвались в Курский вокзал. Через несколько минут отправлялся поезд на юг – то ли в Симферополь, то ли в Ростов, нам было все равно, потому что своей скромной целью мы объявили Тулу.

Это был первый классический стюп, но мы тогда еще об этом не знали. Серега подошел к проводнице и попросил довезти нас до Тулы. Проводница смерила нас брезгливым взглядом и предложила пройти в вагон.

Когда поезд тронулся, мы стояли в тамбуре и курили свой Беломор.

Серега сказал:

– Яша, мы в Туле.

Это было сказано, несмотря на то, мимо нас все еще двигалась платформа Курского вокзала. Просто, было уже ясно, что если поезд уже отошел и первая его остановка Тула, то это значило – что бы там ни случилось – мы уже все равно были в Туле.

Это и есть объемная, зримая метафора всей нашей жизни: ты только что родился, гукаешь в коляске, розовой или голубой, потом делаешь песочные куличи, бегаешь в школу с чубчиком или с косичками, сидишь, как дурак или дура, трезвый на своей собственной свадьбе, нянчишь внука… А на самом деле, твой поезд давно уже отошел, и все это время ты просто лежишь, сложив лапки, в гробу, голубом или розовом, ибо всё, что ты делаешь в течение своей бессмысленной жизни – это стюпом в Тулу едешь.

Я сказал:

– А ведь эта проводница, наверное, нас не просто так взяла, а хочет с нас деньги потребовать.

Серега сказал:

– Какие деньги? Ты же сам слышал, о чем мы с ней говорили. Я попросил ее довези нас до Тулы, а она согласилась. Ни о каких деньгах речи не было.

То же самое Серега сказал проводнице на подходе к Туле, когда проводница твердым голосом предложила:

– Ну, а теперь, мальчики, давайте рассчитаемся.