Ивритская классика прошлого века - Коллектив авторов

«Все телеги полны зерном…»

Все телеги полны зерном,и в лугах пасутся стада.К небесам, охваченным сном,распахнула осень врата.

Будто кто-то прочел наизустьстих Есенина налитой,и была разлита в нем грусть,словно солнца сок золотой.

Ветви полны птичьей возни,в них разыграна шумная пьеса,а тропинка мечтала в дождливые дни,как по ней пройдет поэтесса.

Она

Она тиха, как луч, скользящий по воде,она легка, как свет весны, что реку дразнит.Она поет, благословляя каждый день,а мой мотив звучит лишь раз в году на праздник.

И будет праздник сердцу моему:он для меня зажжет, возможно, свечи, —но к ней вернется, позабыв мою тюрьму,и будет горечь изливать ей целый вечер.

Я утешать умею, как она,прощать умею и не ждать ответа.И все ж ее покой и тишинамне показали, что за ней – победа.

Белые дни

Эти белые дни так длинны – будто солнца лучи.Велико одиночество, будто большой водоем.В небо смотрит окно, и широкое небо молчит.И мосты перекинутымежду вчерашним и завтрашним днем.

Мое сердце привыкло ко мне и умерило пыл,примирилось и стало удары спокойно считать,как младенец, что песню поет себе, глазки закрыл,потому что уснула и петь перестала усталая мать.

Как легко мне идти, мои белые дни,на неслышный ваш зов!Научились смеяться глаза, не прося ни о чем,и давно перестали подталкивать стрелки часов.Велики и прекрасны мостымеж вчерашним и завтрашним днем.

«Этот запах весеннего ливня, встающий…»

Этот запах весеннего ливня, встающийс камней тротуара,утонувшая в ярком сверканье стакана звезда,эта песнь фонарей, эта сказка под звуки гитары —я запомнила их навсегда.

Но не знаю совсем, был ли твой это взгляд,в самом деле,что зажег эти искры в крови,и не знаю, действительно шла я – с тобой ли, к тебе липереулком, немым от любви?

Это было весной,в каждой почке был смех сокровенный,кровь смешалась с вином золотым,и о каждом прохожем,что взор поднимал вожделенный,я считала, что он – это ты.

«Еловые ветви заснежены – кажется, будто летит…»

Еловые ветви заснежены – кажется, будто летитбольшая белая птица на фоне пустых небес.Как сказочный бледный цветок,в синем небе месяц висит —поскольку его погасить забыли – ему не по себе.

Моя огромная грусть покинула вдруг тюрьмуи повисла на фоне гор, как желтоватый дым.Смешок осторожный в сердце.И странно лишь – почемумужчина, идущий рядом, вовсе мной не любим?

«Армада солнц скользит по льду реки —…»

Армада солнц скользит по льду реки —разбившийся об лед корабль-пламя.Вверх на горе береза тянет две руки,как мальчик, что погнался за орлами.Плененный молниями облачный навесскользнул вдали и не задел небес.

И если сердце – в солнечных цепях,уединенье его в бездну не заманит.Дым поднимается к вершинам второпях,и синева тоски уходит с ним в тумане.И память, белая, как снег и этот лед,алмазы прошлого погасит и зажжет.

«Не встанешь у дверей, страдая и желая…»

Не встанешь у дверей, страдая и желая,колеблясь и стремясь вперед.В такой ненастный день душа моя нагаячудес уже не ждет.

Все ясно: встреча на углу, смятенье дома,и не унять у губ зажженной спички дрожь,рука дрожит, рука к руке влекома,никто не спросит: «ну, так что ж?»

Есть путь один, ведущий к краю бездны,к стенам, за коими – грядущая тоска.Из тех краев назад дороги неизвестны,забыты на века…

Из сборника «Зеленоглазый колосок»

Ночь

Тот, кто в дар получает большую луну, —ту, что помнит младенчество многих людей,колыбельных несчетное помнит число, —

тот, кто в дар получает большую луну,что колдует, вздымая волну на воде,чтобы с шелестом волн к нам легенды несло, —

кто ее получает – на том благодать.

Как ребячлива ночь и мудра!Что ей стоит все крыши в ладони собрать —будто ракушек это гора.

Зеркало

Эта комната – остров в сиянье луны.В складках штор привиденья роятся,ну, а в зеркале сказки отображены —там конек-горбунок, в глубине же видныбрат с сестрой, что домой воротиться должны,и охотников волки боятся.

Семь козлят заждались – что же мать не идет?Засыпает принцесса до срока,и ликуют семь гномов всю ночь напролет,и на зеркале-озере остров встает,остроносая лодка куда-то плывет,ну, а Золушка не одинока —

по спокойной воде – да на белой ладье —уплывает далеко-далеко…

Городской дождь

Дождь несет свою злобу по крышам домов городских,и разносит по улицам ругань, и хлещет по лицам.Младший брат, самый старшийиз всех младших братьев моих,я не знаю, куда мне укрыться!

Вот вагоны стоят – но куда им по ржавчине рельс?По грязи и по слякоти – как же, больной, мне угнаться?Младший брат мой, ты видишь, что дети стоят у дверей?Ты вели им домой возвращаться!

Как же детям понять, что ветра наточили ножи,что разверзнется бездна и рухнут мосты,разбушуются грозы?Дождь залил этот город – но как он, скажи,сможет выплакать все наши слезы?

Радуга над полем

Повисла под радугой капля лазурии, как колокольчик, звенит.Впрягли небеса в набежавшую бурюпорыв потревоженных нив.

Они к горизонту стремительно скачут,где полог висит дождевой,и красные серьги с собою захватят,вернувшись назавтра с зарей.

Гусь

В этот пригород, в этот дождливый сад,навевающий грусть,к этой вишне, к ветрам,что пейзаж овевают ненастный, —как сюда он попал, удивительный белый гусь,одинокий, нездешний, прекрасный?

Есть зеленые братья у каждого стебля травы,есть отец у древа, в глубоких садах запрятан,лишь у белого гуся, как у синей дали, увы, —ни родни, ни отца, ни брата.

Маленький ветер

Кто раскрасить сумел в темноте небеса,превратил их в сад и расцветил?Как один в темноте доберется в садэтот тихий маленький ветер?

Засиявшее облачко ветер задел,звезды бледные замирают.Тихий ветер белый передник надел,одуванчики собирает.

Негрустная песня

Расстелена бедность ковром обнищалым,разбит наш стакан. Что на хлеб нам сменять?Мы все потеряли, и ночь обещала,что станет она нищету охранять.

Но маленький ветер негрустную песнютихонько напел и сказал:ваш дом – у чужих, путь к нему неизвестен,но можно вернуться назад!

Прошедшая осень

Этот город промок – льют дожди целый день,он в глаза мне глядит виновато,вспоминая колодцы, сады деревень,все иное, что было когда-то:

как красу листопада мне осень несла,как гостей на крыльце ожидала,как овца пожелала удачи, прошла —и на шерсти роса засверкала.

Ну, а я, подчинившись златому ярму,потихоньку брела вдоль забора,чтобы в красном саду и зеленом домувстретить дождь, что начнется так скоро.

«Освещенные окна твои затерялись в ночи…»

Освещенные окна твои затерялись в ночи,но открыты они для молитвы моей и мечты.Все тропинки, что к дому ведут твоему, омывают ручьи,и тропинки эти чисты.

Ты прошел одиночество, песня сгорела в огне,твоя песня сгорела и мудрое сердце забрала с собой.Потому я прошу: разреши же и мнеодинокий покой.

Есть такие

Есть такие, что любят друг друга, и по вечерамот любви сгоревшего Бога в закате видят.Есть такие, что любят внимать вещающим небесам:жил да был на свете добрый Бог,что не мог никого обидеть.

Жил на свете Бог, что создал Землю и синь морей,и все травинки, и все пути, деревья и реки,и всех на свете людей, и лесных зверей,и сам Он это все полюбил навеки.

И поскольку сутью Его была любовь и кротость,Он велел всем стать такими же, как Он Сам,и пошел к краю света, вдаль, за городские ворота,чтоб добавить сини тускнеющим небесам…

Есть такие, что знают все это наверняка,и они молчаливы и благость повсюду видят,и глаза их читают во всех закатах, во всех веках:жил да был на свете добрый Бог,что не мог никого обидеть.

Из сборника «Из моего старого дома»