Галльская война Цезаря - Оливия Кулидж

– Да это Вар! – произнес я.

Он посмотрел на меня, склонив голову набок, как делал раньше, но не узнал.

– Я служил у Цезаря в Испании, Африке и Греции, – заговорил он, – был с Авлом Гиртием, когда его убили возле Мутины. А их, – он протянул вперед руку без двух пальцев, – потерял, сражаясь вместе с Октавианом против молодого Секста Помпея. После этого уже не мог держать меч как надо, вот и начал свое дело – у меня постоялый двор и почтовые лошади. Здесь много проезжает тех, кого я знаю. Нельзя ли хоть немного подсказать…

– Это было гораздо раньше всего того, о чем ты вспоминал, – сказал я. – В Галлии.

– Давно оно было. – Он снова бросил на меня косой взгляд снизу вверх, отчаянно стараясь припомнить, кто я такой. – Чудесным временем были эти дни в Галлии, самые прекрасные. Давно это было.

Я знал, что ужасно изменился, и то, что я не называю себя, нечестно.

– Помнишь Октавия? – спросил я. – Молодого военного трибуна, который собирался описать наши походы в книге?

Он вспомнил сразу же и, заливаясь смехом, потрепал по холке ближайшую из моих лошадей. Вар никогда не верил мне, когда я говорил о книге, думал, что я шутил, и, похоже, не смущался того, что считал это забавным.

– Я так и не написал ее, – сказал я. – Все было так запутано. Мы не видели всю войну целиком.

К моему удивлению, он ответил серьезно.

– Сам-то я не умею читать, – сказал он. – Никогда не учился. Но мой сын умеет и читает мне то, что написал Цезарь. Теперь мне ясно, что мы все тогда делали.

С наивностью невежды он хотел дать мне совет прочитать книгу Цезаря, явно думая, что я мог ничего не слышать о ней. Но от его слов в моем уме внезапно ожило старое честолюбивое желание написать книгу нового рода, опираясь на ту идеальную ясность, с которой Цезарь описал ход войны. Я когда-то пытался написать о том, что Цезарь был вынужден оставить за пределами своих записок. Но я должен был включить в свою работу и то, о чем он написал. В результате могло получиться пусть не такое сочинение, которое я желал написать тогда, но в нем были бы описаны лучшие годы моей жизни.

– Я не написал эту книгу, но теперь напишу, – сказал я Вару.

Алезия – Алезия

Амьен – Самаробрива

Безансон – Везонтио

Бибракт – Бибракс

Булонь – Ициум

Бурж – Аварикум

река Гаронна – Гарумна

Женева – Генава

Герговия – Герговия

Лангр – Земля лингонов

река Луара – Лигер

Марсель – Массилия

река Мёза – Моса

Нарбонна – Нарбо

Невер – Невиодунум

Орлеан – Генабум

Париж – Лютеция

Пуатье – Лемонум

река Рейн – Ренус

река Рона – Роданус

река Самбра – Сабис

река Сона – Арар

река Сена – Секвана

Санс – Агединкум

Укселлодинум – Укселлодинум

Вьенна – Виенна

Часть первая. Освободитель

58 год до н. э.

Триумвират. 58–57 годы до н. э.

Я начну свою книгу с триумвирата, потому что нашу Галльскую войну породил именно этот союз между тремя правителями – Помпеем, Цезарем и Крассом. Желание добиться власти в Риме побудило честолюбивого Цезаря ухватиться за случай, который представился ему в Галлии. Его блестящая победа там нарушила хрупкое равновесие, которое три правителя поддерживали между своими партиями. Так война в Галлии привела к другим войнам. Она вызвала катастрофу, погубившую Красса, когда тот попытался, соперничая с Цезарем, укрепить свою власть на Востоке. Из троих остались двое, и единственным выходом стала гражданская война. Помпей и Цезарь не могли делить друг с другом свой мир. А если бы они и пожелали это сделать, на раздел ни за что бы не согласились их сторонники. Может быть, будет честно сказать, что оба не хотели этого, поскольку понимали лучше кого-либо другого, что такое война.

Но ход событий был таким мощным, что оказался сильнее и нежелания правителей, и уз, которыми они соединили себя, чтобы держаться вместе. Галльская война – одно из этих событий, порожденное отношениями внутри триумвирата и повлиявшее на них. Иначе говоря, она является частью истории Рима настолько же, насколько – частью истории Галлии. Я начну свое описание событий с Рима, с года консульства Цезаря, когда мне самому исполнилось двадцать лет. Мой отец в первый раз взял меня с собой в Рим, и я увидел триумвиров.

Первым правителем был Помпей. В свои сорок четыре года он был по-прежнему красив и имел великолепные пышные волосы, которые рано поседели. На его лице было мало морщин, но оно постепенно приобретало какую-то грузность – как и все его тело. Помпей привык к тому, что его называют Великим. По его манерам, хотя они часто были достаточно приятными, было видно: он принимает почтение к себе как нечто само собой разумеющееся. В возрасте чуть старше двадцати лет он уже был выдающимся военачальником. Ему еще не было сорока, когда Сенат и римский народ доверили ему приведение в порядок своих дел на Востоке. Он командовал могучей армией, выигрывал сражения, возводил и сбрасывал с трона восточных царей, изменял границы их стран, торжественно появляясь перед половиной известного нам мира как абсолютный владыка. Когда Помпей выполнил поручение Сената, ничто не могло понизить его в положении до рядового гражданина. Он ведет себя слишком высокомерно? Что ж, стоит ему только появиться на Востоке, и там его будут приветствовать почти как бога. Римские солдаты, которых он воспитал и обучил, считали его своим вождем. Их можно было расформировать, передать под командование другого человека, и все же они оставались солдатами Помпея. Неудивительно, что он держался с преувеличенным достоинством, медленно говорил, медленно двигался и всегда оставлял за собой последнее слово. Шутники, которые смеялись над его манерами, не осмеливались делать это открыто. Видные члены Сената были с ним очень вежливы. Они завидовали Помпею, но боялись вызвать его гнев. Если бы Помпей дал себе труд провозгласить себя диктатором, ни у кого не было бы сил помешать ему.

Но вот что странно – Помпей не ухватился за уже принадлежащую ему власть. Его друзья говорили, что он слишком благороден для этого, враги – что он ленив. Помпей хотел быть первым гражданином Рима, его величайшим полководцем, тем, кому доверены все важнейшие практические дела. Но не хотел брать все это – он желал, чтобы это ему дали. К несчастью, вожди Сената, хотя и были благодарны Помпею за его терпение, занимались в основном тем, что подрезали ему крылья. Совершенно против воли Помпея они втянули его в союз с Крассом и Цезарем.

Красс был вторым правителем. Он был старше Помпея и Цезаря – Крассу было около пятидесяти пяти лет, когда я его видел. Это был коренастый, склонный к полноте человек с суровым лицом, волевым подбородком, ртом, похожим на капкан, и пронзительными маленькими черными глазами. Обладатель многомиллионного состояния, Красс контролировал деятельность всех крупных откупщиков Рима и участвовал в огромном количестве разных торговых дел. Его подход к политике был откровенно финансовым. В то неспокойное время, на которое пришлась моя юность, каждый политик набирал себе в народе столько голосов, сколько мог, путем какого-то вида подкупа или предлагая радикальный закон, устраивая для народа представления за свой счет или, как Помпей, выступая в роли покровителя, особенно для бывших солдат. Красс выбрал самый грубый вид коррупции: он покупал голоса и давал взятки тем сенаторам, которые играли в Сенате видную роль. Так Красс приобрел не только огромную власть, но и вызвал огромную ненависть к себе. Нашим сенаторам запрещено заниматься торговлей, поэтому финансовые дела Красс формально отдал на откуп своим подчиненным, хотя фактически вел сам. Однако его интересы привели к прямому столкновению с консерваторами, которые жили за счет того, что производилось в их больших поместьях, и тех доходов, которые получали политическим путем в провинциях, где были наместниками. Однако Красс с его миллионами вряд ли был представителем настоящего торгового сословия и не имел популярности даже у той нищей толпы, которая брала его деньги. Поэтому Красс, который никогда не страдал от нехватки хитрости, стал оглядываться вокруг себя в поисках умелого политика, который бы нуждался в деньгах и был легко управляемым. Найдя такого, Красс мог бы направлять его действия, а сам оставаться в тени. К тому времени, о котором я рассказываю, Красс уже много лет думал, что нашел такого политика в лице Юлия Цезаря.

Третий правитель – Цезарь. Он был всего на два года моложе Помпея и не сделал ничего особо выдающегося. Он был хорошо известен как ловкий политик, и предполагали, что это он стоял за всеми радикальными движениями своего времени. Но его официальный послужной список далеко не блестящ. Цезарь прошел обычный ряд низших государственных должностей, что было неизбежно для человека его происхождения. Он управлял одной из областей Испании и успешно подавил сопротивление нескольких повстанческих отрядов, которые мешали Риму. Как каждый честолюбивый человек, мечтавший о успехах в политике, он потратил свое собственное состояние, которое было невелико, борясь за победу на различных выборах. Как все, он уехал в свою провинцию бедным, а вернулся богатым. Других людей, сыгравших в такую игру, потом преследовали проклятия тех, кем они управляли, и обвинения в коррупции, время от времени приводившие к громким судебным процессам. Но когда Цезарь вернулся из Испании со своими незаконными доходами, о нем действительно тосковали в бывшей провинции, он оставался там популярным. Его собратья по Сенату, изумленные этим, говорили друг другу, что Цезарь слишком умен и потому ему нельзя доверять. Они и без этого ненавидели его, потому что Цезарь, единственный из ближайшего окружения, был против них. В семью Цезаря уже давно проникли радикальные взгляды.