Сыщик-убийца - Ксавье Монтепен

— Давно?… — спросил нотариус.

— Ровно двадцать лет назад. В 1837 году.

— О, это старая история.

— Совершенно верно, поэтому не будем говорить о ней и возвратимся к маленькому дому на улице Берлин. Убежден ли ты, что действительно сокровище существует?

— Сам видел…

— Интересно!… Расскажи, как.

— Три дня назад, вечером, я отправился на Северную железную дорогу, надеясь поживиться от какого-нибудь путешественника, но напрасно: кроме полиции в дверях, в зале было еще несколько переодетых сыщиков. Но тут стал подходить поезд из Кале, и я остался, сам не знаю, почему. Приехало очень немного, и все скоро вышли. Я уже хотел уйти, как вдруг увидел двух дам в дорожных костюмах. По всей вероятности, это мать и дочь, но мать была почти так же хороша, как и дочь… Самое большее сорок четыре — сорок пять лет и отлично сохранившаяся. Волосы черные, с синим отливом, а глаза такие, что могли бы зажечь угли.

Что касается молодой девушки, то ей, должно быть, лет семнадцать. Представьте себе маленькую блондинку, свежую, как роза.

У дамы с черными волосами был в руках маленький саквояж из красного сафьяна с серебряной застежкой, который привлек мое внимание. Я подошел к ним, сняв фуражку.

— Прикажете экипаж?

Дама оглядела меня с ног до головы.

— Вы комиссионер? — спросила она с легким английским акцентом.

— К вашим услугам, миледи!

— В таком случае, приведите два экипажа: для меня и для багажа.

— Бегу, миледи!

После таможенного осмотра дама сказала мне:

— Помогите перенести багаж и сядьте на козлы с кучером, чтобы помочь снять чемодан, когда мы приедем.

Я, конечно, исполнил ее приказание.

Саквояж из красного сафьяна продолжал интересовать меня, тем более что дама не выпускала его из рук: доказательство, что в нем — деньги. Прежде чем сесть на козлы, я подошел к дверцам кареты и спросил, точно лакей из богатого дома:

— Куда прикажете ехать, миледи?

— Улица Берлин, 24.

Фиакр покатился, и мы приехали к маленькому дому в три этажа, внутренние ставни которого были заперты.

Я соскочил с козел, чтобы помочь дамам выйти, но черноволосая вышла сама и, вынув ключ из кармана, открыла маленькую калитку. Случай мне показался благоприятным, и я решился сказать:

— Если позволите, миледи, я подержу саквояж: он вам мешает.

И стоило бы ей выпустить его на минуту, — я убежал бы, как заяц, но, к несчастью, она не согласилась.

— Не надо, — сухо ответила она. — Отворите эту дверь.

Я повиновался. Затем экипаж въехал во двор, где багаж был снят, тогда как дама открывала дверь дома.

— Значит, их никто не встречал? — вскричал бывший нотариус.

— Никто.

— Это очень странно.

— Тут ничего нет странного. Напротив, это совсем просто, — возразил Филь-ан-Катр.

Из разговора, который я подслушал между матерью и дочерью, я понял, что мать неделю назад приезжала в Париж, чтобы снять этот дом. Потом вернулась в Лондон за дочерью.

— Откуда ты знаешь, что она приехала из Англии? — спросил Жан Жеди.

— Знаю, так как на багаже было везде написано — «Лондон».

— Она англичанка?

— Должно быть. По надписям на чемодане я узнал, что ее зовут мистрисс Дик-Торн, но она говорит по-французски, как профессор, только с легким акцентом.

— Дик-Торн, — повторил бывший нотариус. — Это шотландская фамилия.

— Английская или шотландская, — все равно.

— Это правда, кончай.

— Конец так же прост, как и начало. Я помог кучеру внести чемоданы на второй этаж, где открыли ставни и я увидел, что обстановка отличная. Дама заплатила кучерам, которые ушли, совершенно довольные.

— А вы, друг мой, сколько я вам должна? — сказала она.

— Сто су, миледи!

— Сейчас. — Она открыла портмоне, но там ничего не осталось. — Не бойтесь, — сказала она, улыбаясь, — я вам сейчас заплачу.

Уверяю вас, что я был очень спокоен.

Тогда она открыла знаменитый саквояж.

— Что же там было? — поспешно спросил Жан Жеди.

— Ах! Дети мои, я чуть не упал в обморок и до сих пор не могу прийти в себя. Она вынула из саквояжа маленькую шкатулку, полную золотых монет различной величины. Там было на четыре или на пять тысяч франков.

— Черт возьми!

— Но это еще ничего!… В то время как она давала мне золотую монету в пять франков, я успел заглянуть в шкатулку и увидел четыре или пять толстых пачек банковских билетов.

— И ты не бросился на них? — вскричал Жан Жеди.

— А дамы-то, ты забыл про них?

— Их надо было оглушить.

— Я подумал об этом, но — нельзя!

— Почему?

— Кучера были еще на дворе и при малейшем крике вернулись бы и скрутили бы меня в один миг.

— Ты прав! Но все равно, деньги будут наши. Ты говоришь, что у них нет прислуги?

— Да, в тот вечер не было, но сегодня уже есть.

— Мужчины?

— Нет, две женщины.

— Ты в этом уверен?

— Совершенно уверен. Я недаром брожу вокруг дома вот уже два дня и наблюдаю за всеми, кто туда входит и выходит. Мать и дочь помещаются на втором этаже; кухарка и горничная — в мансардах над третьим. С этой стороны бояться нечего, мы можем приняться за дело в будущую ночь. Мы встретим всего четырех женщин или, лучше сказать, двух — мать и дочь; нам троим легко справиться с ними, если они будут иметь глупость проснуться во время нашего ночного визита и иметь неделикатность позвать на помощь. Но что вы скажете про дело?

— Оно начинается отлично, — заметил бывший нотариус.

Жан Жеди ничего не ответил, но задумался и опустил голову.

— Что с тобой? — спросил Филь-ан-Катр. — Разве тебя что-нибудь беспокоит?

— Да.

— Что же?

— Я думаю о том, что ты нам рассказал. Надо побольше узнать о них.

— Я за это отвечаю, — сказал Филь-ан-Катр, — или ты не понял? Мы будем иметь дело с одними женщинами.

— Это-то меня и беспокоит! — вскричал Жан Жеди.

— Почему?

— Я никогда не боялся мужчин, но женщины — другое дело.

— Ты их боишься?

— Да, боюсь.

— Почему?

— Двадцать лет назад одна барыня в Нельи проучила меня.

— Дурак!

— Она обманула меня, заставила убить человека и в конце концов меня же отравила.

— Что ты такое рассказываешь? — с удивлением спросил Филь-ан-Катр.

— Чистейшую правду, — ответил Жан Жеди, вздохнув и побледнев от воспоминаний. — Да, одна женщина поймала меня в тот момент, когда я пробрался в разбитое окно. Она была вооружена револьвером, и я не мог защищаться. Вместо того чтобы выдать меня королевскому прокурору, она сделала меня своим сообщником, или, лучше сказать, орудием, и затем не нашла ничего лучшего, как отравить, по всей вероятности, из страха, что я когда-нибудь найду ее и заставлю дорого заплатить за все…

— Ну! Она плохо знала свое дело, — перебил нотариус с громким смехом.

— Как это?

— Конечно! Она отравила тебя двадцать лет назад, а ты до сих пор здоров, как бык.

— Я три месяца был между жизнью и смертью и прихожу в ярость при одной мысли о перенесенных страданиях. Вот почему я боюсь женщин. Я предпочел бы четырех мужчин вместо одной женщины.

Бывший нотариус задумался.

— Эту женщину, — спросил он вдруг, — видел ты ее когда-нибудь снова?

— Никогда, хотя я и искал ее точно так же, как и ее любовника.

— Ты не знал их имен?

Жан Жеди пожал плечами:

— Ты спрашиваешь у меня глупости, старина. Если бы я знал их имена, я был бы теперь богат.

— Однако она жила же где-нибудь?

— В Нельи, в доме, который они сняли на неделю под фантастическим именем. Когда я вышел из госпиталя, их там уже не было и никто в городе не знал, где они, и не мог сообщить о них ничего.

И тем не менее, хотя с тех пор прошло уже двадцать лет, я все еще надеюсь. Только гора с горой не сходится! Конечно, это маловероятно, но я суеверен и мне кажется, что час мщения должен наступить и что он близок… Я не только хочу получить плату за совершенное преступление, но, главное, хочу отомстить за все, что она заставила меня выстрадать. Потребовав от меня убийства старика и ребенка, она хотела убить и меня, чтобы зажать мне рот.

Бывший нотариус вздрогнул.

— Старика? Ребенка?!

— Да, — глухим голосом ответил Жан Жеди. — Ты, вероятно, слышал о так называемом деле на мосту Нельи? Так его называли в газетах того времени.

— Дело на мосту Нельи! — вскричал, вздрогнув, Рауль Бриссон.

— Да, то самое. Я помню его, помню так, как будто это было вчера. Я никогда его не забуду. Один человек был обвинен в том, что убил своего дядю-доктора в окрестностях Парижа.

— В Брюнуа?

— Да, именно в Брюнуа. Я прочитал подробности этого процесса, выйдя из госпиталя на другой день после того, как Поль Леруа, племянник старого доктора, заплатил головой за преступление другого, так как он был невиновен…