Букет подснежников - Марина Львова

— Какой Атос? Что ты говоришь?

— Мамочка, ну помнишь, в «Трех мушкетерах», он лег на диван и заявил, что экипировка его сама найдет. Мушкетерам тоже были нужны деньги, чтобы купить коня, мушкет…

— Ты что, шутишь?

— Мамуль, если я перестану шутить, то заплачу. Тебе это понравится больше?

— Может быть, стоит позвонить кому-нибудь из знакомых?

— Мам, я бы хотела попробовать сама что-нибудь найти Иначе может случиться так, что за моей спиной опять кто-нибудь что-нибудь скажет. Мне не хочется никому навязываться.

— Дорогая моя, люди, к большому сожалению, часто бывают злы и несправедливы. Всегда найдется кто-то, кому захочется сказать что-нибудь нехорошее за твоей спиной. Нужно быть к этому готовой, но хороших людей на свете все равно больше. Ладно, отдыхай. Завтра будет новый день, не переживай, все уладится.

Я повесила трубку. Во время Атоса телефонов не было, но уж если и ждать новую работу, то только с надеждой глядя на телефон. А вдруг кто-нибудь позвонит? Телефон зазвонил только вечером, это был Олег — бывший знакомый Андрея. Он спросил, как у меня дела, обозвал авантюристкой и предложил работать у него в фирме. Фирма — это, конечно, громко сказано, но все оказалось не так плохо. По крайней мере, на новом месте среди незнакомых людей работать было легче. Обо мне знали только то, что я рассказывала сама. Поэтому вокруг не складывалась атмосфера боязни сказать что-нибудь лишнее, чтобы, не дай Бог, не обидеть. То, что на прежней работе со мной обращались как с тяжелобольной, в конце концов стало очень действовать на нервы, а потом, знавшие меня до аварии невольно поражались произошедшей со мной перемене.

Словом, я совсем не жалела, что ушла со старой работы. Олег платил нам немного, вся его фирма состояла из него и шести женщин. Сам он женат не был, этот факт не раз вызывал шутливые комментарии у наших клиентов. Наша фирма была типичной «купи-продай». Через своих знакомых — где их только у него не было — он добывал небольшие партии одежды и обуви, а мы продавали их в нашем небольшом магазине, расположенном почти в самом центре Москвы. Здание было очень красивое, очень старое и в очень плохом состоянии. Помимо нашей конторы, там окопалось пять или шесть подобных организаций, гордо именующих себя фирмами. Сосуществуем мы довольно мирно, совместными усилиями даже удалось привести и порядок наш пряничный домик, как назвал его мой Тошка, ходивший со мной на работу, когда в саду у него был очередной карантин по ветрянке.

К концу первой зимы старая штукатурка перестала сыпаться нам на головы, на дверные проемы были навешены новые двери, прекратился жуткий сквозняк, в буквальном смысле сдувавший нас со стульев, стены перестали сотрясаться под ударами отбойных молотков, исчезли груды битого кирпича и мусора, обустройство закончилось и наш милый домик дал пристанище трем вполне цивилизованным магазинам и двум конторам — но страхованию и торговым услугам. Российский бизнес робко становился на свои еще не окрепшие ноги.

С самого начала Олег — наш босс — поступил довольно мудро. Установив сравнительно низкую зарплату, он регулярно выделял нам так называемые представительские средства, а с каждой сезонной партии товара мы могли выбрать себе по приличной вещи. Таким образом, по крайней мере у меня отпала необходимость тратиться на одежду, дамы наши были довольны, они зарабатывали себе «на булавки», и поэтому текучестью кадров фирма не отличалась.

После гибели мужа уже не хотелось быть привлекательной и желанной, стремление к новизне исчезло. Но, как говорит моя мама, я становлюсь совершенно больной, если цвет туфель не соответствует цвету сумки. Это, конечно, шутка, но действительно я чувствую себя не в своей тарелке. Замена разрезанной моими сокровищами сумки вынудила меня поменять почти все упакованные вещи, так как они не сочетались по цвету. При этом мне не хотелось брать с собой вещи, которые были приобретены у французской фирмы, с которой мы сотрудничали.

Но я опять, кажется, слишком увлеклась своими воспоминаниями, пока Светлана бурно переживала по поводу испорченной новой сумки.

— Светик, брось переживать, самое смешное не это. Впопыхах я схватила свою коричневую сумку, с которой ходила зимой, не глядя, сунула туда документы и деньги, а на таможне, когда ее досматривали, я вдруг вспомнила, что у меня там баллон с дихлофосом.

— Что?! Зачем он тебе?

— Зимой, когда мы по вечерам возвращались с работы, было очень страшно, да и условия стройплощадки мне действовали на нервы. В свое время, возвращаясь из командировки, муж попытался провезти баллончик с газом, но у него отобрали на таможне.

— Его же можно свободно купить. По-моему, сейчас у нас баллончики даже в киосках «Союзпечати» продаются… Прости, я совсем забыла, что вы живете на одну твою зарплату.

— Ой, Света, да перестань извиняться. Честно говоря, сначала меня останавливала цена, мне проще было на эти деньги купить детям фрукты, а потом просто стала бояться, что до него доберется Тошка. Стандартный баллон с дихлофосом не привлечет его внимания, он видел, как бабушка травила тараканов. А маленький нестандартный баллончик с яркой наклейкой может его заинтересовать, а зная Тошин характер, последствия нетрудно предугадать.

— Он бы вас всех перетравил в качестве эксперимента.

— Вот именно. Знаешь, сегодня я никак не могла решить, считается аэрозоль с дихлофосом химическим оружием или нет? Парнишка, просвечивавший мою сумку, видимо, решил, что это лак для волос.

Но перепугалась я здорово.

— Вот уж никогда бы не подумала, ты выглядела такой спокойной.

— Ай, привычка. Если нервничаешь на таможне, пограничник может решить: ты везешь что-то вроде бомбы. Одну мою знакомую задержали почти на час, перетрясли все вещи и устроили личный досмотр, пока она с испуганным выражением на лице вспоминала, выключила утюг перед отъездом или нет. Пришел старший смены, чтобы увидеть потенциальную контрабандистку, и она со слезами в голосе попросила его позвонить соседке, чтобы та проверила злополучный утюг. Когда я ей потом объяснила, почему ее так долго изучали, она призналась, что все перед ней было как в тумане, а в ушах звенела воображаемая сирена пожарной машины.

— Ты уже не первый раз едешь за границу?

— Да, мы ездили с мужем. Были в основном на Кубе.

Странно, но воспоминания об Андрее не вызвали у меня сильной боли, я смогла спокойно сказать о нем. Время лечит раны. После последней командировки мы купили машину. Приятели Андрея все смеялись над ним, что он не соответствует своему положению: ездит на работу в метро. Но еще до свадьбы мы решили, что будем становиться на ноги основательно: сначала квартира, потом ребенок, потом машина. Саша родился, когда наш кооператив только строился, но обои он разрисовывал фломастерами уже в нашей собственной квартире. Я всю жизнь считала, что мне очень везло во всем: смогла окончить институт, правда, поступала туда два года, встретила человека, которого полюбила без памяти, увидела много интересного за свою жизнь, родила двоих сыновей, в общем, мы довольно хорошо устроили свою жизнь. В памяти стиралось грустное и плохое, а оставалось смешное и радостное. Нам не удалось накопить много, но я научилась экономить и выкручиваться, научилась шить, вязать и вышивать. Андрей смеялся, говоря, что я не могу шить только обувь. После рождения Саши я перешла на «оседлый образ жизни», стала заниматься техническим переводом в издательстве. Андрей работал на более интересной работе, много ездил, а мне не хотелось оставлять детей на бабушку. Но на машину мы скопить все-таки успели. Права у меня были уже давно, изучать вождение пришлось Андрею, и делал он это основательно, как и все, за что брался в своей жизни; водил он прекрасно, внимательно и аккуратно.