Операция «Кронштадт» - Василий Анатольевич Криптонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я как раз успел переобуться. Связывал коньки шнурками, чтобы отнести в хранилище. Встал, повернулся. За спинкой скамейки стоял наставник и доброжелательно улыбался.
— Не видел вас раньше, — сказал я.
— Только что вышел из отпуску-с, — помедлив, поклонился наставник.
Отпуск длиной в полгода? Хм…
— Кто ожидает? — спросил я. — И где?
— Просили не называть имени. В Царском Селе. Я провожу-с.
Я откашлялся, маскируя замешательство. Всё выглядело, как примитивный развод, замануха. Но зачем? И — кто? Белозеров гниёт где-то в недрах тайной канцелярии, Рабиндраната, вероятно, уже прикопали. Понятно, что за Белозеровым кто-то стоит, но вот такая скоропалительная месть — это как-то… глупо, что ли.
Впрочем, предупреждён — значит, вооружён. На открытом пространстве ко мне так просто не подобраться. А увидев опасность издали, я точно успею среагировать подобающим образом.
— Идёмте, — сказал я. Повесил коньки на плечо и обошёл скамейку.
Мы двинулись к Царскому селу. Наставник вышагивал как-то необычайно величаво, заложив руки за спину. На лице его была странная отрешённая улыбка.
— Только вышли из отпуска и уже знаете, как я выгляжу? — спросил я.
— Помилуйте, ваше сиятельство, — ещё откровеннее улыбнулся наставник. — Да кто же вас не знает? Чай, люди мы не совсем тёмные, газеты читаем-с.
Перед тем, как ответить, он снова немного помедлил. Так бывает, когда с тобой разговаривает иностранец, нетвердо знающий язык — он сначала мысленно строит фразу. Однако наставник говорил чисто, без акцента.
Я поморщился, вспомнив фотографию, на которой танцую с великой княжной. Впрочем, были и ещё публикации… Н-да, не планировал я тут карьеру селебрити, однако уже не отвертеться. С преимуществами пока не освоился, зато проблемы видны невооружённым глазом. Когда тебя знает каждая собака, спрашивать, откуда она тебя знает — заведомо бесполезно.
Тем временем мы углубились в занесённый снегом парк. Дорожки здесь чистили. Хоть императорская семья зимовала в Петербурге, Царское Село оставалось значимым объектом. Да и золотая молодёжь — я в том числе — львиную долю досуга проводила здесь.
Признаться, поначалу я воспринимал такое времяпрепровождение, как прогулки по парку, скептически. Памятуя о родном мире, сомневался, что подростки поведутся на такую аферу. Однако за полгода многое изменилось.
Красота и величие Царского Села успокаивали, настраивали на задумчивый лад. Никто из курсантов не рвался устраивать здесь мордобой, пить водку и курить дурь. Внезапно возможность гулять по красивом месту, где природа переплелась с архитектурой, в непосредственной близи от верховной власти, оказала благотворное влияние на всех, на меня — в том числе. Ну, если вынести за скобки ситуацию с кружком заговорщиков, конечно.
Сейчас в Царском Селе было пусто — курсантов приманил каток. Я, как ни старался, не мог ни увидеть, ни почувствовать опасности. От наставника держался на достаточном расстоянии, чтобы меня было невозможно достать холодным оружием. Если же он достанет пистолет, я десять раз успею выбить его цепью.
Остановившись, наставник повернулся ко мне.
— И где же эта скромная персона, не пожелавшая назваться? — спросил я, мгновенно напрягшись.
— Перед вами, Константин Александрович.
По лицу наставника как будто пробежала волна, и оно изменилось. Я вздрогнул.
В следующую секунду рефлексы, вбитые в меня в этом мире, взяли своё. Я поклонился.
— Ваше величество…
— Оставьте, Константин Александрович, — сказал император. — Я тут инкогнито. Мы с вами не во дворце, свидетелей вокруг нет. Можем поговорить, ни на кого не оглядываясь, как обыкновенные люди.
— Чем обязан честью? — спросил я.
— Действительно, — как будто задумался император. — Вы спасли от позора мою дочь, пресекли заговор против меня… И в самом деле, чем же вы заслужили честь стоять на морозе рядом со мной?
Судя по прищуру, император сдерживал смех. Я тоже улыбнулся и развёл руками:
— Ну… это мой долг, как аристократа и гражданина своей страны.
— И я благодарю вас за то, что вы его исполнили, — кивнул император. — Моя благодарность вас не оставит, поверьте. И вот её часть — я хочу, чтобы вы узнали правду. Узнали её лично от меня.
— О чём же?
— О господине Иванове. Вы ведь читали его дневник?
Я молча посмотрел на императора. Тот снова улыбнулся:
— Если некто прикасался к некоей вещи даже неделю назад — я это почувствую. Немногие маги могут скрывать отпечатки ауры… Впрочем, вы, полагаю, скоро обучитесь этому искусству. Теперь, после моих слов.
Как и в разговорах с Платоном, у меня вдруг возникло ощущение, что император знает всё.
Знает, что я, едва успев дочитать дневник Рабиндраната и услышав в коридоре шаги представителя контрразведки, самым пошлым и дурацким образом сиганул в окно — едва успев прикрыть его за собой. Рассчитывал, что осматривать улицу этому человеку в голову не придёт, и не ошибся.
Я не удивился бы, даже если бы узнал, что император знает, кто я, откуда и как сюда попал. Хотя уж это наверняка было иллюзией.
— Если бы я говорил с чёрным магом, я бы начал с вознаграждения, — продолжил император. — Однако я с большим уважением отношусь к цвету вашей жемчужины. Поэтому начну — с правды. Господин Иванов не был моим сыном.
— Я и не думал, что…
Император покачал головой:
— Думали, Константин Александрович, думали. Верили или нет — дело другое, но мыслям не прикажешь. Я сам ненавидел себя, читая этот дневник.
Император повернулся и пошёл дальше по тропинке. Я двинулся за ним, держась рядом. В свете фонарей блестели, кружась, редкие снежинки.
— Моё знакомство с матерью господина Иванова было коротким и мимолётным, — проговорил император. — Уже тогда мне показалось, что она — женщина крайне неуравновешенная. Был в ней какой-то… надрыв. И, боюсь, знакомство со мной не пошло на пользу. Госпожа Иванова была… раздавлена — вот, пожалуй, правильное слово. Вы ведь знаете, какое впечатление производит моя сила. С вашего позволения, не буду прятаться за ложной скромностью.
— Понимаю, — просто сказал я.
— Я очень быстро забыл об этой женщине, — продолжил император. — Она же, по всей видимости — нет. Что-то повредилось в её голове настолько, что единственная мимолетная встреча — уж поверьте на слово, ни о какой любовной связи и речи идти не могло, — приравнялась в её фантазиях к рождённому от меня ребёнку. Несчастного господина Иванова, который впитал эту фантазию с материнским молоком, обвинять, по сути, не в чем. У него было полное право злиться на своего так называемого отца и считать себя обделённым.
— Всё это не может оправдывать участия господина Иванова в заговоре, — заметил я.
— Не может, — кивнул император. — Однако сложно спорить с тем, что в идеале господин Иванов
