В небе только девушки! И…я - Комбат Найтов

– У меня есть встречное предложение: идем ко мне, гостеприимство гарантирую. Что заканчивал?

– Борисоглебск.

– И я. В каком году?

– В восемьдесят девятом.

– Салага! Я в это время уже за речкой сидел. Не прибавляй, раз зевнул! Мертвому не заплатят.

– Добре, «два-два». Расходимся! Я свое задание выполнил: перехватил и оттеснил.

– Только без шуток, и до встречи в Бельбеке.

Пара «МиГов» отвалила в сторону, а мы набрали высоту и через сорок минут «гребешок» коснулся дорожки. Но «не все ладно в Датском королевстве»: еще на глиссаде вижу, что по коротышу разгоняется и подпрыгивает вверх пээсэсная «эМТэха», а следом за ней взлетают два «крокодила».

«По ком звонит колокол?» Парашют не выпускаю, здесь полоса длиннейшая, еще год назад «стратеги» стояли. Зарулили на стоянку, я оторвал мокрую спину от кресла и спустился по трапику вниз, хлопнули ладошками с «Племяшом».

– Замечаний нет.

Тот притащил новенькие черные магазины к «Ксюхе», которая закреплена у меня на парашюте, автомату АКСУ, и полез менять аварийный запас.

– Кто?

– Палыч.

– И?

– Катапультировался.

– Где?

– Не знаю.

Подошел и отрапортовал Котя, пожали друг другу руки. Подъехал «автобус», и нас везут на КП. У «Полкаша» запарка, ему не до нас, спросил только: снимали или нет. Мы оба подтвердили, что аэрофотосъемка велась. Санька, ведомый Палыча, кого-то штурмует, все внимание ему. Поэтому уходим отдыхать и готовиться к новому вылету. Прибежал ВэВэ, отчитал за болтовню в эфире на 16-м, расспросил о «МиГах».

– Старье, где-то 80–83 года выпуска. Двенадцатые. Не модернизированные. Реально – не сильно опасные. Просто сразу не хотелось заводиться. Им, кстати, тоже. Перехватывали по внешней наводке, сами РЛС не включали.

– А оптику?

– Дальномер ни разу не включился. «РИТка» бы заорала. Это не их война, они отработали поставленную задачу, получат свои деньги и уедут сдавать домики отдыхающим. Драться они не будут.

– Твоими устами да мед бы пить! – ответил ВэВэ и забрал дописанные отчеты. Выходя из комнаты, спросил: – У Грузии не было «двадцать девятых», как думаешь, чьи это?

– Один – точно украинский, у ведущего плохо тризуб смыт, а второй – похоже, чешский, на крыле кругляк просматривается.

– Ладно, отдыхайте!

Через некоторое время по «каштану» объявили 30-минутную готовность их паре. Предстоял второй вылет. К этому времени эскадрилья выполнила шесть вылетов парой и один – звеном. Звеном обработали то место, где пускали ракету по мне, и сбили Палыча. Это совсем рядом. Видимо, ДРГ работает. Второй и третий вылет прошли в нормальной рабочей обстановке. Котя, правда, малость провалился низковато над целью и схлопотал пару пробоин в фюзеляже.

Утром приказано вылетать одному, машина Коти еще в ремонте, «МиГи» в течение дня больше не появлялись, плюс теперь у нас постоянное прикрытие: прибыли из Ахтубинска Су-27, и они патрулируют над хребтом. Так что должны успеть. Задание – прежнее: прикрыть выдвижение наших войск, которые движутся по окружной дороге к Цхинвалу. Набрал высоту, прижиматься к хребту уже надобности никакой. Внизу достаточное количество авианаводчиков. Работа идет полным ходом. Колоннам до города остается совсем чуть-чуть. На развороте вижу поднимающийся с земли белый след и длинную приземистую машину. «Оса!» Твою мать! Успел захватить цель и выпустить Х-25МПУ, теперь педаль в пол и крутись, милый, крутись! Первое время я еще слышал «РИТу», затем черная пелена закрыла мне глаза. Автомат отстреливает ловушки, а я, в полубессознательном состоянии, заученно двигаю руками и ногами, совершая противозенитный маневр. «Гребешок» слушается. Уменьшил перегрузку, вернулся слух, и я немного вижу индикатор. Блин, рано, еще раз закладываю такой же вираж со снижением. Тряхнуло, по броне застучали осколки. Упали обороты левого двигателя.

– Атакован, имею повреждения. – В заднем виде вижу черный дым в месте, где находилась установка. «Добавок» нет. Пытаюсь выровняться. Очень тяжело ходит ручка. Машину трясет. Голос «Полкаша»:

– Олежек, ты как?

– Еще в воздухе.

– Двигуны?

– Один сдох, второй тянет.

– Давай домой!

Блин, тут же через горы переваливать надо. А ручку трясет, как в лихорадке. Площадок нет. Надо прыгать. Тут замечаю, что горит красная лампа неисправности катапульты. Приехали! В воздухе решение требуется принимать быстро. Посадка возможна только на юге, там противник, севернее можно только приводниться в Цхинвальском море, а там, как кривая вынесет. Удобнее всего в сторону Ананури, там, где крепость, но это грузинское село, и там противник. Значит, выбора нет, в северо-восточный залив, туда идут наши войска. Над самым Цхинвалом поймал еще одну ракету, ударили тоже слева, пошел на снижение. Внимательно слежу за скоростью, самолет трясет, но управление работает, только очень тяжело двигать ручкой. Высота 50, выравниваюсь и продолжаю сбрасывать скорость. Места маловато! Касание, убираю закрылок и скольжу по поверхности, рули полностью вверх, лишь бы носом не зарыться. Быстро приближается берег. Скорость падает плохо, скольжу на фюзеляже, как на водных лыжах. Выпускаю тормозной. Удар.

Глава 1

8 декабря сорок первого и некоторые особенности женской авиации

Меня кто-то поворачивает со спины на живот и что-то колет мне в задницу. Слегка помассировали ее и перевернули меня в прежнее положение. Сквозь неплотно прикрытые глаза вижу женский силуэт в белом халате. Странно, у нас давно все в салатных ходят по госпиталю. Вторая странность: каблуков нет и бахил. Медсестра повернулась и ушла, а я попытался приподнять голову и открыть глаза. С открыванием глаз получилось не очень: они заплыли. Решил ощупать их и вдруг заметил, что у меня тонкие пальцы и что- то вроде маникюра на достаточно длинных ногтях. Внимательно уставился на руку. Рука – точно не моя! У меня на костяшках отличные мозоли, все- таки тридцать пять лет карате занимаюсь, черный пояс. А тут… Опустил руку на грудь и обнаружил, что, помимо всех прочих удовольствий, у меня еще и где-то второй-третий номер груди. Кажется, приехали! Похоже, что удар об камень не только сломал меня, но и мозги мне хорошенько поправил! Ощупываю себя дальше, обнаружил, что точно – лежу в женском теле, хуже того – в девичьем. От мужского только стрижка короткая осталась, да и то длинновата сверху. В жизни бы так не постригся! Еще что поразило: это армейские семейные трусы и ночнушка, сшитая из плотной хлопчатобумажной ткани. На ночнушке я увидел клеймо и начал подтаскивать его к себе. Шевелиться больно, отдает в шею и голову. Читаю: 3-е хирургическое отделение Главного военного госпиталя и дата 11.12.1940. Вдруг заговорила круглая тарелка под потолком: «Граждане! Воздушная тревога!» Тут мое слабое сознание не выдержало напряжения, и я вновь вырубился. Через какое время я очухался – не знаю, но проснулся от того, что жрать сильно хочется, и еще появилось впечатление, что я в теле не один. Чье-то слабенькое сознание постоянно повторяло одну и ту же фразу: «Миленький, выше, выше!» Что выше- то? И куда? Совсем сбрендил! Зато один глаз приоткрылся больше. Это движение было обнаружено присутствующей в палате медсестрой, которая всплеснула руками и куда-то убежала, вместо того чтобы меня покормить. Через некоторое время вместе с ней в палату зашел худощавый человек со странной головой: очень узкая челюсть, очень широкий лоб и круглые очки с очень толстыми стеклами. За отворотом халата виднелось два ромба, уложенных боком, и чаша со змеей. Вместе с ними вошло еще человек пять. Доктор присел рядом, шикнув на всех, чтобы не шумели, достал из кармана зеркало с дыркой и внимательно осмотрел оба глаза. Второй ему пришлось приоткрывать пальцем.

– Что значит крепкий и молодой организм! – тихо сказал он, но попытку сказать ему, что жрать хочется, он пресек, положил палец мне на губы.

– Ранехонько вам, милочка, разговаривать. – Встал, подошел к спинке кровати у ног, снял какую-то дощечку и что-то там написал.

– Попробуйте ее бульоном покормить. – указал он сестре. Они все вышли, а я попытался приподняться, чтобы посмотреть на табличку, и у меня получилось! Снял табличку и лег. Старший лейтенант Александра Петровна Метлицкая, ВВС, 41-я РАЭ. Сбита в бою под Малоярославцем 17 октября 1941 года. Первая запись – 22 октября. Последняя запись сделана сегодня: 8 декабря 1941 года. Устало положив табличку на живот, я уснул. Именно не потерял сознание, а уснул. «Видимо, все авиаторы встречаются на небесах», – подумалось мне, прежде чем сон сморил меня. Проснулся через несколько часов, на окнах светомаскировка и постоянно горит свет в палате. На тумбочке стояла чашка с давно остывшим куриным бульоном. Голод не тетка, и холодный пойдет. Голова побаливает, но «соседка» больше не причитает. Ее фраза стала мне понятна. Она продолжает уговаривать машину не падать. Интересно, что произойдет, когда она очнется? Осмотрел руки: исколоты до сплошной синевы, видимо, кормили внутривенно, глюкозой. Фамилия у девицы ни о чем не говорящая. Судя по причитаниям, она летчик или штурман, скорее всего, летчик. Мои размышления прерваны появлением медсестры. Опять прокололи задницу, но в качестве награды я получил бульон. И даже горячий. Говорить мне запрещают, это и к лучшему! Голос высокий, противный, как у «РИТы», мне слышать его неприятно. Очень высокий. Кажется, что верещу. Написал на листке карандашом, что желательно было бы поесть. Принесли какую-то кашку. Ну и фиг с ней, уж больно есть хочется. И встать с кровати. Кстати, и по надобности тоже. Встать не разрешили, а уткой удобнее пользоваться мужикам. Но ничего, приспособился. Опять осматривал тот же врач, вот убей, не помню, какое звание носили врачи в тот период. Но то, что это генерал, отчетливо помню. Генералу не нравятся мои глаза. Что он там нашел – одному богу известно. После его ухода я встал и немного походил по палате. Немного мотает, не без этого, но уже хожу. Вот только мышц совсем нет, как она, бедная, с самолетом управлялась? Сел в кровати, начал делать гимнастику. Мышцы отозвались довольно сильной болью, но ничего, терпимо.