Друиды - Морган Лливелин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Основной обязанностью друидов было поддержание гармонии между человеком, землей и потусторонним миром. Все три эти сферы неразрывно связаны между собой и должны пребывать в состоянии равновесия, иначе придет беда. Друиды хранили многовековую мудрость племени, они знали, как поддерживать этот баланс. За границами нашего поселения лежала тьма неведомого, и только мудрость друидов держала ее в страхе и повиновении.
Как я завидовал знаниям, хранящимся под их капюшонами! Мой незрелый ум страстно желал ответов на вопросы, так же как мой живот постоянно жаждал еды. Какая сила выталкивает нежные травинки сквозь твердую землю? Почему мои содранные коленки иногда сочатся кровью, а иногда какой-то прозрачной жидкостью? Кто откусывает куски от лунного диска? Друиды знали. Я тоже хотел знать.
Друиды учили детей воинов, составлявших кельтскую знать, узнавать звезды на небе и определять по ним направление. Мы встречались в рощах и сидели у ног наших учителей в пятнистой тени. Иногда среди нас появлялись девочки. Они тоже хотели учиться. Но настоящих тайн они не удостаивались, это был удел посвященных. Вот поэтому ритуал изменения погоды и стал таким притягательным для меня.
Гадатели объявили пятый рассвет после полной луны самым подходящим временем. Место проведения ритуала, конечно, в самом священном месте Галлии, в великой дубовой Роще на гребне холма к северу от нашего поселения. У подножия холма стоял барак для воинов, таких как мой отец. Они охраняли подступы к Роще, которую никогда не должна была осквернить нога иноземца.
В Галлии немало укрепленных поселков и городов. Это оплоты князей кельтов. Но у нашего селения другая задача. Мы жили при Роще, главном священном месте Галлии, и главный друид карнутов считался среди других самым авторитетным.
В ту ночь, на которую был назначен тайный ритуал, я лежал, изнывая от нетерпения, и ждал, когда бабушка, наконец, заснет. Я всегда жил с Розмертой; она заботилась обо мне, ругала и наставляла меня. Она бы никогда не позволила мне выйти в холодную ночь, чтобы посмотреть на то, на что смотреть нельзя. Само собой, я не собирался спрашивать у нее разрешения. И, как на зло, именно сегодня она, казалось, и не собиралась укладываться. Я даже спросил ее пару раз: «Неужто ты не устала за день?»
Она улыбнулась беззубой улыбкой.
— Да нет, парень. Я не устала. А ты спи, давай. Все хорошие ребята спят уже, — и продолжала ковылять по нашему домику, занимаясь своими женскими делами.
Я ерзал от нетерпения на своем соломенном тюфяке, то и дело поглядывал на Розмерту, и тут же переводил взгляд на выцветшие щиты, развешенные по бревенчатым стенам. Они давно висели без дела, ведь мой отец и братья пали в бою незадолго до моего рождения. Мать родила меня очень поздно и почти сразу же отправилась вслед за мужчинами, чтобы своими глазами увидеть великое Потустороннее. Щиты служили постоянным напоминанием моего предназначения воина, но их тусклая слава совсем меня не волновала. Я хотел, как друиды, творить великую магию.
Ужин камнем лежал в животе. От волнения я не мог его переварить. Розмерта время от времени озабоченно посматривала в мою сторону. Наконец она перестала бродить по дому, придвинула трехногий табурет к огню, села и замерла, глядя на пламя.
Я ждал. Зевнул, пытаясь заразить бабушку зевотой. Она не поддалась. Тогда я закрыл глаза и стал слегка похрапывать. Сквозь неплотно сжатые веки я подсматривал за Розмертой. Ну иди же спать, бабушка!
Мне казалось, что ожидание становится нестерпимым. Но вот она, кряхтя, поднялась на ноги, достала из резного деревянного сундука небольшой каменный сосуд, который я никогда раньше не видел, вынула пробку и выпила содержимое одним длинным глотком. Морщинистый кадык дернулся вверх-вниз. Бабушка еще раз взглянула на меня, сняла со стены свой тяжелый плащ и вышла из дома. Волна холодного воздуха из открытой двери прокатилась по комнате.
Наверное, пошла облегчиться на двор, подумал я. Больше ждать сил не было. Я быстро сгреб одеяла, придав им форму спящего тела, схватил свой плащ и выскочил вон из дома.
Поселок спал. Только возле сарая кошка выслеживала крысу. Луну окутывали неплотные облака, но воздух зимней ночи неярко светился от снега, так что я вполне мог разглядеть дорогу к частоколу за мастерскими. Одинокий воин у главных ворот дремал на посту в сторожевой башне.
Одним прыжком я взлетел на край стены. Этим запретным искусством владели все деревенские мальчишки, и даже некоторые девчонки из тех, что половчее.
Частокол строили с наклоном во внешнюю сторону, так что оставалось только прыгать. Я и прыгнул. Ударился о землю так, что дыхание перехватило. Пришлось посидеть немного на корточках. А потом я отправился в сторону Рощи.
Племя карнутов обитало на широкой равнине. По ней протекала река Лигер с притоками. Берег одного из них, Аутуры, вздымался большим лесистым склоном, выраставшим над всей речной долиной. Здесь и было сердце Галлии, а в самом его центре росли величественные дубы Священной Рощи друидов.
Человек не выбирает и не назначает священные места. Они сами раскрываются ему. Первые поселенцы сразу ощутили силу этого места. Стоило приблизиться к дубам, как человека охватывало благоговение. Это были самые мощные, самые высокие дубы Галлии. Их корни питала верховная богиня, сама Земля. Их толстые воздетые ветви поддерживали небо. Что рядом с ними какой-то человек!
Тишину священного места не должен нарушать суетный шум. Поэтому поселок располагался поодаль от Рощи, ближе к реке, питавшей всю нашу жизнь. Выйдя за околицу, я поспешил к вершине холма. Его темная граница отчетливо вырисовывалась на фоне ночного неба.
Половина пути была уже позади, когда послышался первый волчий вой. Я так хотел попасть в Рощу, что совсем забыл о волках. А между тем слишком долгая зима заставила отощавших зверей охотиться все ближе к жилью. Волки жаждали мяса. А я как раз и был мясом. Вот только кормить собой волков никак в мои планы не входило. Я помчался вперед.
В голове билась мысль: какой же идиот покидает селение посреди ночи без оружия и телохранителя? Но подростки, как правило, способны думать только одну мысль за раз. Требуются годы обучения, прежде чем можно будет думать,
