Легенда о царице. Часть третья. Стерва Египта - Василий Фомин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А по отношению ко мне, мой козлик резвый, я тебе сейчас доходчиво все объясню. Так вот, – если ты, янтарь мой драгоценный, и дальше будешь так напиваться со своим дружком, то это, все еще одно. А вот если, не приведи, конечно же, бог Ра, я узнаю, что ты еще с ним и по шлюхам шлялся, то я, – блондинка добавила ласки во взгляде и совершила невозможное увеличив нежность в голосе закончила нежно-нежно, – так вот, я ему всю харю расцарапаю вот этими ногтями, а этого богатства у меня столько, что и на твою долю достанется изрядно. Я все понятно объяснила, мой милый и невыразимо нежный котик? – девушка очень мило улыбнулась.
– Но, простите, это совсем не объясняет кто вы и кто я по отноше…
Девушка, не переставая ангельски улыбаться, неожиданно залепила звонкую оплеуху.
– А теперь… теперь понял, скотская скотина?
Сладкая идиллия на этом закончилась и блондинка, сверкнув топазовыми глазами, диким леопардом кинулась на скотину-дорогого, уронив где-то по дороге ангельскую улыбку, вцепилась в него и затрясла с такой яростью, будто хотела стряхнуть с него несколько плодов.
– Понял, мерзавец! – заверещала она как разъяренный павиан – я тебе покажу чужих сучек, понос дохлой гиены! (Ничего себе!) Я тебе сейчас яйца поотрываю на хрен!
Эту не шуточную угрозу светловолосая пантера, видимо, тут же решила привести в исполнение, правда, для начала вцепившись в волосы.
Ух, ты! Мать твою! Он, шипя от боли, ухватил ее за руки, и вся эта конструкция из двух тел свалилась на кровать, извиваясь, яростно суча ногами и сбивая постельное белье в живописный рельеф. Блондинка не переставая, верещала.
– Сволочь блудливая! Я еще узнаю кто это такая Нейтикерт! Что это еще за блядь такая! Я ей, суке драной, между ног огурец пупырчатый засуну, с чесноком вместе! Я ей, твари подколодной, покажу как с чужими мужьями блядовать! Кошка, блядь, драная!
Уяснив из последней фразы, что он, оказывается, женатый человек, человек несколько растерялся, но ситуация не позволяла провести достаточный анализ известия, неожиданная супруга трепала его, как обезьяна свиток папируса из будущей александрийской библиотеки. Прокатившись несколько раз по супружескому ложу туда-обратно, чета молодоженов свалилась на пол, и семейная сцена продолжилась там.
– Ты от меня, первой красавицы, блудить еще будешь, жираф безмозглый! – надрывалась первая красавица, а это по-видимому, было недалеко от истины. – Я тебя, голь перекатную, голым оставлю, забыл что все здесь мое – усадьба моя, барка наша, тоже моя и ладья моя и паланкин наш – он тоже мой! И ты со всеми потрохами, пока их Кебехсенуф не вынул, мой! Ты у меня с голой жопой по всей Черной Земле побежишь, как бывало раньше, шакал бесхвостый.
Вслед за известием о скоропостижной женитьбе, на человека вдруг свалилось сказочное богатство, но, однако, тут, же возникла и угроза потери его. Как-то многовато оказалось событий за малый временной промежуток. Прямо калейдоскоп сногсшибательных новостей. Все это несколько мешало ему сосредоточиться на противостоянии визжащей… э-э… жене что ли? Однако, в процессе выяснения отношений, одежда постепенно покидала их, в частности, у молодой платье на груди распахнулось, все вылезло наружу и этого оказалось так много, что он удивился не менее, чем известию о своем семейном положении и возникшем из ничего богатстве.
– Ты эту дрянь трахал там в гробнице? Ну, говори, трахал эту суку! Святотатствовал на саркофаге сучий потрох! Тебе, что вот этих сисек мало? (а их и в самом деле было очень много) Ты, понимаешь, похотливая ты обезьяна, что мне только свиснуть и вся страна ляжет у моих ног? Ты что мне обещал, когда женился? Вспомни кто ты и кто я! У нас в Черной Земле, что принцессы, как навозные лепешки, разбросаны повсюду, что как ногою ступишь раз, так сразу и ступней в говно?
О, боги! Еще и принцесса! Ну, вот только этого как раз не хватало! А он уже примерялся дать ей хорошего леща. Пожалуй, что не стоит, от принцессы уж очень уж много будет визгу, которого и так не мало. Поэтому, в настоящем конфликте он выбрал тактику выжидания, справедливо полагая, что бесконечно это продолжаться не может и супруга (?), в конце концов, когда-нибудь, да устанет.
Произошло это, правда, намного позже, чем он ожидал, блондинка оказалась очень выносливой, видимо по причине хорошей экологии в окружающей среде. И закончилось это несколько иначе, чем он предполагал.
Просто одна форма отношений начала плавно и незаметно перетекать в другую. Светловолосая красотка продолжала трепать и стискивать себя не помнящего, но движения приобрели несколько иной настрой, он даже не смог уловить границу перехода. Девушка вдруг стала плотнее прижиматься телом, дышать не отрывисто, а размеренно и глубоко, пальцы ее в его волосах раскрылись и перестали дергать и рвать, а просто сжимались и разжимались и бедра вдруг начали еле заметно двигаться взад и вперед. Блондинка, в этот момент находившаяся сверху, перестала терзать его, мечтательно запрокинула очаровательную головку вверх, полуоткрыла ротик, подвигала резко и отрывисто попкой, прижалась посильнее низом живота, издала еле слышный «ах», с длинным выдохом, поднесла мизинец с длинным ногтем к глазу и, водя им, вокруг сказала, опять нежным, низким, страстным и протяжным голосом:
– Ну как, мой пупсик, освежилась твоя память?
– Да, понемногу начинает возвращаться, я кое-что уже припоминаю. – не стал отрицать вестник, хотя, честно говоря, ну ни хрена не помнил.
Острый ноготь впился в кожу рядом с глазом.
– Ах, какая жалость, что только кое-что и понемногу, а нельзя ль слегка убыстрить? А то ведь будешь на весь мир теперь смотреть одним лишь глазом, да и то – зачем тебе всё видеть, если не все помнишь. Ну! Вспоминай быстрей! – последняя фраза была произнесена низким грудным голосом.
– Вспомнил, вспомнил, вспомнил! Нет, ну я очень хорошо всё вспомнил! Все прекрасно вспомнил! – еще бы он, б…ь, не вспомнил! А еще бы ты, мать твою, не вспомнил! Да я сам бы все абсолютно вспомнил, хоть не имею к этому ну совершенно никакого отношенья.
– И, кто я такая, по отношению к тебе, сомнений больше нет?
– Ну, ни малейших, и дураку понятно, что жена. Кто же ещё такое учудит? Только ты, моя родная!
– И, мой, маленький, котик-мау, больше не забудет?
– Ну что ты дорогая, век помнить буду.
– Ну, так обними свою прекрасную коровку дорогую, обними свою любимую Исиду, о, мой возрождающийся Осирис.
(В то давнее время, слово «корова» не было оскорблением для женщины, ибо богини Исида и еще более древняя Хатхор (богиня золотой любви) имели своим символом корову и возглас – ну ты, блин, и та еще корова! – соответствовал – нежная, любимая и дорогая!).
Незлопамятная принцесса приникла к любимому мужу, благо и так лежала на нем, небесной синевы глаза оказались очень близко, но тут же в сознании возникли еще одни – полные густой черноты.
– Что ты сказал, мой лопоухий зайчик? – нежно спросила принцесса, тершаяся носом о нос супруга.
(Сие движение равнозначно нашему поцелую, то есть не нашему, а древнегреческому, ибо именно греки открыли для нас поцелуй, и не просто поцелуй, он существовал и ранее, а именно, поцелуй в губы).
– Молчал как рыба дорогая. – ответил он на всякий случай крепко обнимая жену (да, чёрт с ней!) за плечи и стискивая ей руки.
– Вот, вот, так и делай дальше. – посоветовала суженная, не вполне, правда было ясно к чему относился совет, к фразе о молчании или к объятиям и несмотря на занятые руки слегка впустила супругу в спину ногти. – дорогой, пора заняться нам делами, не все же обниматься, давай-ка наведем порядок мы в хозяйстве.
На звук медной погремушки тут же явились три служанки, две занялись одеванием господ, а третья уборкой причудливо раскиданной кровати.
Супруг, которого не одевали уже давно, да пожалуй, с незапамятных времен счастливого детства, кои напрочь отсутствовали в его памяти, чувствовал себя страшно неудобно, поднимал неуклюже руки и все пытался сам что-нибудь завязать, надеть и накрутить. Принцесса искоса, но очень внимательно следила за его движениями и мысль ущипнуть за бочек, или шлепнуть служанку по попке, у него исчезла почти, что и не возникнув. Одевшись, супруги чинно спустились на первый этаж, нежно держа друг друга за руки. Весь люд, там находившийся тут же уткнулся головами в пол, издав лбами барабанную дробь.
Супруги уселись в два кресла и самый первый из лежащих, и самый толстый, приподнялся и полусогнутый осторожно приблизился к хозяевам. Человек с некоторой тревогой размышлял о том, как он будет отдавать распоряжения и еще кое о чем. В частности, его очень беспокоил один насущный вопрос, требующий срочного ответа.
Жену-то его как зовут?
Кто подсказал бы? Ну, че, никто не знает? Граждане? А? Первая проблема отпала сама собой. Выслушав доклад управляющего, хозяйка дома больше не дала никому сказать ни слова, и очень быстро привела дела в порядок следующим образом: не вставая с кресла, отхлестала по щекам морды управляющего из собственных ручек, тот стоял, смирно согнувшись в пояснице, и вытянув вперед, для удобства госпожи, жирную харю и только жмурился, как кот, которого тычут мордой в обгаженные хозяйские тапки. Причем, принцесса хлестала управляющего правой рукой, а левую ладонь держала на руке супруга и, слегка поглаживала, а ласковая, черт возьми, у него женушка-то.