Возвращение домой. Когда рождается вера - Андрей Ткачев

Прошла та эпоха, когда только люди очень дерзкие и смелые могли высказать подобную «претензию»: я не просил меня творить, не просил спасать, да я и жить вовсе не хочу и жизненный билетик покорно возвращаю, по выражению Ивана Карамазова. Сегодня это умонастроение стало повсеместным и произнести такие слова может каждый.

Хорошо, давайте посмотрим на мир: трехмерное пространство и четвертое измерение – время – это то, в чем живет человек. Воюй не воюй – но этого не изменить. Есть также некая необратимость временного процесса: прошлое всегда позади, а будущее впереди. Воюй не воюй, а это именно так. Если сунуть пальцы в розетку, то обязательно ударит током, огонь всегда будет жечь, а вода увлажнять – с этими данностями трудно спорить.

Примерно такими же являются аксиомы, смиряющие человека – то, что он сотворен и у него есть Творец; то, что за спиной у всего человечества существует темная страница – катастрофа, произошедшая в райском саду, – и что сегодня человек не такой, которым был сотворен или каким должен быть.

Абсолютен факт, что человек – динамическое, изменяющееся существо, он постоянно должен меняться, становиться другим. Он мучается осознанно, когда знает, что должен, но не может чего-то сделать; и не осознанно мучается, когда не знает, чего от него хотят, в чем задача его бытия. Это парадоксальное и мучительное бытие есть человеческий крест, от которого, конечно, можно отказаться. Например – самоубийством. Это самый радикальный способ решения всех проблем – просто прервать жизнь, что для христианина является ошибкой, потому что жизнь не заканчивается, а продолжается. Продолжается и умножается.

Что для неверующего – бегство, для христианина – умножение страданий. Самый решительный христианский ответ на страдания – монашество. Это настоящий бунт против привычности, своего рода самоубийство, но с другим знаком.

Жизнь смиряет человека постоянно: хочу взлететь, а крыльев нет. Можно летать с помощью дельтаплана, самолета, но это не то, это все механические приспособления, а чтобы летать как во сне – такого нет в жизни. И сколько подобных хотений: знать все языки мира; плавать как рыба под водой, – а всего этого нет. Есть дряхлое тело, которое постоянно хочет есть, болеет и должно умереть.

Таким образом, состояние человека – смиренное. А когда человек смирен снаружи, но не смирен внутри, имеет внутренний бунт, – это состояние современного человека. Мы вынуждены общаться с бунтующим человеком, но не в социальном значении, как у Альбера Камю, а в экзистенциальном, – когда человек не хочет жить так, как должен жить. Вот здесь и возникает потребность в христианстве.

Идти к Богу таким, какой ты есть

Бывает так, что человека, готового прийти в Церковь, открыть себя Богу, предстать перед Ним, сдерживает ряд внешних обстоятельств, оставшихся от прежней греховной жизни. Человек думает: я еще недостоин, нужно все бросать, менять свою жизнь, окружение, общение, привычки перед тем, как идти в храм…

Конечно, легче всего играть с Богом в «кошки-мышки» – чувствовать необходимость обращения, но оттягивать ее. Как говорил блаженный Августин до своего обращения: дай мне, Боже, целомудрие, но не сейчас. Но правильный выход все-таки – идти таким, какой ты есть сейчас. Нужно совершить смелый шаг за грань своего существования. Вместо гибельного шага, который делает самоубийца с моста в воду, – спасительный шаг из привычного состояния в непривычное: я иду к Тебе. Какой бы я ни был, я иду к Тебе. Ведь все блудницы и прокаженные, которые приходили ко Христу, чтобы прикоснуться к Нему, – приходили, будучи блудницами и прокаженными. Они не говорили: мол, сначала я брошу свое ремесло, а потом пойду и прикоснусь к Нему, поплачу у Его ног. Или: сначала я выздоровею, а потом пойду и скажу Ему спасибо. Они приходили именно как блудницы, мытари, разбойники, слепые, – и все они кричали, вопили, плакали, но шли к Нему. Очевидно, это означает, что нужно идти к Богу таким, какой ты есть, – не пытаться сначала измениться самому, а доверить Ему изменить себя.

Даже если люди живут в незаконном супружеском союзе, не оформленном ни государством, ни Церковью, нужно звать их на молитву. И пусть они перемаливают и перемалывают свое внешнее состояние, пусть растут вместе, пусть движутся вместе к Богу. Если девушка понесет во чреве от такого союза, то нужно сделать, чтобы ребенок родился. Окрестить его, даже если родители не женаты.

Легче всего играть с Богом в «кошки-мышки» – чувствовать необходимость обращения, но оттягивать ее. Как говорил блаженный Августин до своего обращения: дай мне, Боже, целомудрие, но не сейчас. Но правильный выход – идти таким, какой ты есть сейчас.

Если мы будем требовать подготовки, то это будет неправильно. Современный человек не способен отвечать требованиям Церкви. Суть требований такова, что их становится все больше. Нужно их минимизировать, а они склонны разрастаться. А современный человек лишен, как правило, религиозного воспитания, лишен пребывания в традиции; он спесив, как и спесива наша эпоха. Мы не даем себе отчета в том, что современный, даже крещеный человек – это дикарь, Пятница Робинзона Крузо, и фактом крещения и ношения крестика на шее отнюдь не сразу переходит в разряд просвещенных людей. Поэтому нужно его беречь.

Сокровище Церкви – это люди. Мы не можем требовать от человека того, чего он не знает. «Ты постился три дня?» А он в жизни не постился. «Почему с девушкой живешь, а не расписан?» А он воспитан в таком понимании, что раз им хорошо, то и жить можно вместе. Это не значит, что он может жить как хочет, нет. Но нужно его поберечь, не отпугнуть его.

Я доверяю Главе Церкви – Господу Иисусу Христу Который очищает нас Сам, и не нужно мешать Ему. Он живо действует в мире. Кого-то мажет мазью, а кого-то берет за шиворот, кого-то гладит по голове, а кого-то бьет по шее, кого-то лечит, кого-то очищает.

Искусство пастырства здесь заключается в том, чтобы не огорошить его массой требований, а начать заниматься с ним постепенно: как с Маугли.

Так что приходить нужно в Церковь «как есть», «со всеми блохами», и постепенно их «вычесывать». Будешь падать, подниматься, выскакивать «пробкой» из храма, потому что многое и тяжело, и непонятно. Потом снова возвращаться. Церковь будет тебе матерью – не боятся же люди возвращаться в отчий дом, если там правильные и хорошие понятия.

Я доверяю Главе Церкви – Господу Иисусу Христу, Который очищает нас Сам, и не нужно мешать Ему. Он живо действует в мире. Кого-то мажет мазью, а кого-то берет за шиворот, кого-то гладит по голове, а кого-то бьет по шее, кого-то лечит, кого-то очищает. Он совершает тысячи действий ежесекундно в мире, и не нужно Ему препятствовать. Пастырь сам имеет и совесть, и душу, и грехи, и опыт падения и восстания. Он должен понимать, как трудно вылечивается человек, и то, что даже он, одетый благодатью священства, ничем не лучше вот этого, пришедшего впервые.

Есть еще другой страх – открыться священнику. Конечно, можно сначала понаблюдать за пастырем. Но и нужно быть готовым к ошибкам, к чреде обидных обманов. Хорошо, если сразу попали в руки к хорошему «духовному хирургу». Нужно слушать, что говорит священник, смотреть в его глаза, доверять своему сердцу. Приоткрывать покровы своих тайн нужно постепенно. Сразу просить: «Примите меня в духовные чада» будет, скорее всего, опрометчиво.

У нас есть и другие ориентиры – это святые и их творения. Первое, что приходит на ум, – «Путь ко спасению» святителя Феофана Затворника. Творения святителя Тихона Задонского чрезвычайно просты, если преодолеть барьер между нашим языком и речью XVIII века, когда жил этот святой. Если человек более монашеского устроения, то можно прочесть творения святителя Игнатия (Брянчанинова). Мне по сердцу все, что пишет святой Николай Сербский, его поэтическая проповедь. Из современных авторов – Паисий Святогорец, недавно канонизированный. Он так и пишет: «С болью и любовью о современном человеке».[1] Можно почитать сочинения митрополита Антония Сурожского.

Самобытность личности в Церкви

Не нужно бояться совмещать свою жизнь с Православием, даже если вы представитель творческой профессии. Здесь может и не быть опасности. Я считаю, что не все художники должны быть иконописцами. И по нынешним временам, по развитости и разнообразию культурной деятельности, которую может вести человек, будет поспешным сворачивание творческой деятельности в связи с приходом к вере.

Если смотреть на культуру глазами Н. В. Гоголя, который считал, что театр – это кафедра для проповеди о добре и зле, то она делает очень важное дело. Человек должен быть подготовлен к приходу в веру. Семя евангельское должно быть брошено в перепаханную землю. А кто эти пахари, кто пашет землю сердец человеческих? Кинорежиссеры, композиторы, поэты, философы, актеры. Например, Иннокентий Смоктуновский, я считаю, «перепахал» множество людских сердец, и они стали более чуткими к страданию, к чужой боли и радости, а может быть, эти люди и Евангелие взяли в руки. Если смотреть на это так – то надо быть культуртрегером, носителем и распространителем культуры. Нужно говорить, что в современном мире культура, которая не оторвалась от своих христианских корней, – это плуг пахаря, готовящий землю для сеятеля веры.