Смерть в живых образах - Mortemer

друг, который всегда помогал или решить проблему или понять, что это и вовсе не проблема. Драго, был очень мрачный, но в отличии от других таких же чернушек, он не звал мир плохим местом. Не обижался на него, ему просто почти ничего в нем не нравилось. Говоря о нем, Стейси описывала родным его так: «Он из грустных-мрачняшек, которые умеют улыбаться. Почему-то её бабушка с мамой очень волновались, когда она говорила о нем. Наверное, просто, потому что они и не видели его никогда, ведь он всегда входил в окно. «Ведь так интереснее». Да и виделись они не очень часто. Обычно он приходил как раз когда у девочки падали первые слезы с лица или сердца.

Стейси шла домой со школы по узкой улице, по сторонам от неё были тёмные от сырости и древности двух-трёхэтажные дома. Под ногами мокрая, от редких капель начинающегося дождя, серая дорога и такое же темно-серое небо над ней. В какой-то части этих бесконечных стен с разваливающимися окнами и тяжёлыми дверьми был её дом. До которого она, кстати, уже дошла. Девочка почти доросла до острых верхушек черного чугунного забора её скромного неухоженного дворика. Дверь открыла бабушка, которой будущей зимой будет уже семьдесят восемь тяжких лет. Поцеловав её, она сразу поднялась на второй этаж в свою комнату. Сейчас ей просто хотелось лечь в свою кровать. Она устала, очень устала. Через десять – двадцать минут беспокойного полусна, черный ворон сел на пристройку возле окна Стейси, с обратной стороны ее дома. Заглянул в окно с раскрытыми шторами и ударил клювом стекло два раза. Стейси сразу побежала со сна, в свою жизнь, в сторону окна своей комнаты. За ним сидел молодой парень. Драго. Девочка улыбнулась, опрокинула голову на бок, и игриво посмотрела на него. Парень, сдерживаясь, улыбнулся в ответ смотря в глаза. Стейси медленно открыла ему окно и сказала:

– Ну привет… с чем пришёл?

– Вином. Но вино в словах. Не спаивать же тебя по-настоящему, посадят далеко и на долго.

Парень влез в окно, оставил перевёрнутые белые кроссовки на подоконнике и как обычно прошёлся в чистых белоснежных носках по учебному столу рядом, сев в удобный новый кручащийся стул. Девочка села на стол, радость встречи прошла и вернулась старая тоска.

– Поговори со мной .

– О чем?

Откинувшись и закрутившись, затяжно ответил парень.

– Расскажи что-нибудь, о чем ты думал.

– Пока шёл к тебе, чуть не захлебнулся от слез отчаяния с неба.

– Это зовётся дождик, дурашка.

Сказала она с лёгким смешком.

– Тсс, так не интересно. Пусть будет плачь птичек по любой смешной причине. Давай сначала ты расскажи, что у тебя случилось. По голосу слышу, что ты сама как те птички.

Он встал на колени, облокачиваясь на спинку стула.

– Помнишь, я тебе рассказывала про мальчика из школы? У которого ушёл из дома пройтись-погулять, уже лет пять назад папа? А мама теперь постоянно гуляет ночью и ищет папу. Он драться ещё со всеми начал и в школу почти не ходит. Недавно девочку из моего класса обидел, и его наши мальчики сегодня сильно побили.

Драго повернул стул спинкой к Стейси. Сидя теперь уже не подвижно, он внимательно смотрел на отражение девочки в зеркале в другой части комнаты и кивнул, вспоминая про этого беспризорника.

– Ты из-за него переживаешь?

– Жалко. Он же не виноват, что остался один и совсем без помощи. Он же не понимает, а они не видят, они все не видят, что творят…, делают только хуже.

Стейси заплакала. Ее сердце отяжелело.

– Стейс, ты не сделаешь лучше. Не поможешь не им, не ему. Тебя не услышат, может даже против тебя выступят. Не делай себе хуже, такие беды есть у каждого, просто ты их не видишь. Ты даже своих-то бед не замечаешь. У тебя слез не хватит их всех оплакать и сил, чтобы хоть кому-то помочь. У тебя большое сердце, доброе. Ты обитель добра в этом мире. Но, Стейсти, нету добру без зла. Ты так с ума сойдёшь к моим годам.

Выдержав ровно девять секунд молчания, дав оплакать старую тему разговора, он завёл новую. Тщательно подумав перед этим, обращаясь мыслю к своей подруге : «Это будет банальная тема, но я скажу, ведь у тебя все ещё нет ответа на эти вопросы.»

– Ты слушай, этот город давит на меня, что не квартал, то кладбище с живыми мертвецами, где гробы-дома.

– Хва-атит, опять ты о страшном.

– А что страшного? Ты смерти боишься?

Сказал он с лёгкой, доброй насмешкой, узнав в этом детском страхе себя прежнего.

– А ты знала, что можно не умирать?

С напущенной серьёзностью продолжил он.

– Как говорил один мёртвый вечноживой о нашей столице, «этот город страшней, чем оживший мертвец» …

– О, а как это так, "мёртвый вечноживой", так он умер или нет?

– Когда ты умираешь, в этом мире ты живёшь в делах своих. Если у дел была красивая цель, к примеру, делать мир лучше. Добавляя в него красивые песни, страшные, как у достоевского, книжки, умные, как у Менделеева таблицы, то тебя будут помнить. Как давно бы ты не помер. Твой голос будет звучать и успокаивать через динамики того, кому сейчас раздирающе плохо… А тот, кому плохо, когда через время будет вспоминать свои мучения, то с уважением вспомнит о тех, кто отзывался в его чувствах и отражал их. К примеру, в виде музыки, книг, идей. Ну и о том, кто придумал наушники… и о всех китайцах, что их делали.

– А ты будешь жить вечно? Ты же знаешь, как не умирать?

– Смотря в каком смысле. Если не жить, то ты и не умрёшь. Разве похоже, что я действительно живу?

– Но ты тут сидишь.

– Но этого недостаточно. Я многое не могу, остальное не хочу. Я давно перестал жить и начал доживать.

– Значит, ты не умрёшь?

– Когда-нибудь я все же окажусь дома. Правда, домик тот тесноват, но ничё.

– Ну ты зануда. Давай о скучном говорить не будем. Лучше скажи, какие страшилки писал Достоевский?

– Он писал правду о людях. Ты в школе его потом проходить будешь, но я тебе советую его пока не читать. В школе это слишком рано, и ты просто не поймёшь ничего. Или поймёшь не так. Все задания я сделаю за тебя и сам буду рассказывать тебе нужные истории, что бы ты писала свою.

– Ты же говорил когда-то, что каждый пишет историю своей жизни. Значит я