Простории - Елена Трускова

– Землетрясение, – сказал он. – В прошлом году.

Как и наш народ, филиппинцы до прихода чужой религии были язычниками. А потом приплыл Фернан Магеллан. Испанские конкистадоры тут быстро обосновались, назвали страну в честь своего короля Филиппа второго, насадили католическую веру и стали жить-поживать. Примерно лет триста подряд.

Уже потом Филиппины вместе с Кубой и Пуэрто-Рико отошли Америке и стали относительно свободными. На память остались католицизм, английский вторым государственным языком и куча заимствований из испанского в филиппинских диалектах.

После Индии, где я освоила ломаный хинглиш, и после Таиланда, где никто не понимает вообще никого, хотя все стараются говорить на английском, на Филиппинах я почувствовала, что английский местных жителей куда лучше заржавевшего моего. Представьте, что вы из Франции уехали в Англию, и все поймете.

После разрушенной церкви мы снова колесили по плохим филиппинским дорогам, и дождь почти успел закончиться, когда мы подъехали к заповеднику долгопятов.

Мы читали, что работники заповедника находят по утрам, где спрятались маленькие долгопяты, и ведут туда экскурсию. Все оказалось проще: в джунглях вырублена рекомендованная дорога, рядом с ней устроены кормушки с навесом. В каждой сидит по долгопяту, в жару скрываясь в темном углу навеса от солнца, а в дождь – от влаги.

А рядом с каждой кормушкой стоит мальчик и показывает на долгопята, чтобы мы его случайно не пропустили, заплатив целых 40 рублей за вход в парк и доехав в такую даль.

– Фотографируйте без вспышки, пожалуйста, – говорит нам мальчик, но фотографировать не выходит в принципе, потому что долгопят, подтянув свои пальцы, брезгливо залезает в самый угол и мигает оттуда печальными гигантскими глазами, сливаясь цветом с крышей.

Вообще долгопяты похожи на смесь тушканчика и коалы. С вытянутыми пальцами и гигантскими глазами. Но поскольку погода выдалась так себе, настроение у них тоже было не очень, и они скорее напоминали Горлума. Большинство спали, некоторые недобро смотрели, а один чесался, подмигивал, а потом вообще ускакал в лес.

– Долгопят смылся? – спросил нас мальчик-работник.

– Ага, – сказали мы, удивленные неприличным поведением долгопята.

– Почему? – расстроенно спросил мальчик, не надеясь на ответ, и пошел в заросли искать нового.

Под навесом мы отложили детские зонтики, которые нам выдали в начале пути (потому что огромный черный зонт кинозвезд не протащить сквозь джунгли), и девочки-работники пристали к нам с вопросами про наши бритые головы.

– Фэшн? – спрашивали они снова и снова, силясь понять, зачем эти странные женщины по собственной воле отрезали свои волосы. Потом смирились и стали с нами фотографироваться.

– Подойдите ближе, еще ближе, и еще! – практически обнимала нас низенькая филиппинка и заливалась смехом. Мы чувствовали себя долгопятами. Хотелось чесаться, подмигивать и ускакивать в лес.

Освободившись от работы долгопятом, мы снова погрузились в машину. Еще полчаса, и мы, миновав коврововидные рисовые поля, поднялись вместе с экскурсионным пикапом на один из шоколадных холмов, с которого при ясной погоде (читай – при большом везении) можно увидеть двести с лишним остальных.

Вот только ясной погоды не было. Все шоколадные холмы накрыли облака. Мы поднимались на вершину в молочном тумане, смеясь над собственной невезучестью вместе с остальными туристами, преимущественно филиппинцами. – Бэд лак, – говорила я паре туристов, спускавшимся по лестнице навстречу нам. – Ит симз соу, – вежливо улыбались они.

Конец ознакомительного фрагмента.