После бури. Книга вторая - СЕРГЕЙ ЗАЛЫГИН

Вот так: в Москве, в Сибири проблемой занимались сотни высококвалифицированных специалистов, но все они теперь ждали мнения Крайплана, штат которого всего-то составлял сорок три человека, в том числе два инженера-путейца.

Из Москвы все чаще стали поступать в Крайисполком, в Крайком ВКП(б) депеши: обяжите ваш Крайплан... Поторопите Крайплан... Сообщите, когда ваш Крайплан будет готов... Крайплану установлен срок... Просим проследить...

В последние полгода, несмотря на страшную загрузку, по другим, может быть, даже и не менее важным проблемам, Лазарев переключил на разработку этого вопроса всех своих экономистов, инженеров-промышленников, лесников и агрономов — лесники и агрономы должны были определить объем грузооборота в залесенных и земледельческих районах на ближайшие пятнадцать лет. Многим другим краевым организациям — Совнархозу, Сибпромбюро и отдельным ведомствам — в качестве уже надведомственного и руководящего лица Лазарев тоже задал работу, а сам вот что сделал: сам отправился в Москву и в Ленинград для изучения архивов бывшего Министерства путей сообщения и подробно ознакомился с планом развития железных дорог России до 1946 года включительно, который был начат разработкой незадолго до мировой войны, а закончен уже в военные годы.

Вернувшись в Красносибирск, Лазарев сделал доклад о своих разысканиях. Даже старые, видавшие виды инженеры-путейцы, даже кое-где еще сохранившиеся инженеры и чиновники бывшего Министерства путей сообщения и те об этом плане осведомлены не были, слышали что-то такое — кто-то когда-то занимался, кажется, этой, почти и невообразимой перспективой, но, чтобы сказать толком, что и как, нет, не было таких, не находилось, а вот Лазарев, тот раскопал множество документов, снял кое-какие копии и даже прихватил кое-что из подлинников, и вот, на тебе, делает на эту тему доклад в Красносибирске!

В том царского времени плане Южно-Сибирская магистраль была, оказывается, проработана, хотя и схематически, профили были вычерчены на голубой полотняной кальке и с таким искусством, что пальчики оближешь, решения и выписки из протоколов были напечатаны через три интервала на меловой бумаге особого формата с серебристым двуглавым орлом и с эмблемой МПС на каждом листе; были там и заключения других министерств: военного, торговли и промышленности, земледелия и государственных имуществ.

И не только по южно-сибирскому направлению нашел он материалы, менее подробно, но была, оказывается, разработана и схема дороги от Тайшета к северной оконечности Байкала с перспективой развития на Бодайбо и Якутск, была линия от Семипалатинска на Пишпек, то есть современный Турксиб. Все это выкопал Лазарев, по его же собственному выражению, «из-под осколков старого строя, до конца разрушенного революцией».

Но вот по Сверхмагистрали в архиве этом не нашлось ничего. Предусматривалось, правда, строительство второй колеи, так это и без архива едва ли не каждому сибирскому путейцу давным-давно было известно.

После доклада Лазареву посыпались возражения, замечания:

— Ты, товарищ Лазарев, в уме ли? Партиец с подпольным стажем и вдруг? Нашел на что ссылаться — на архивы царского времени! Да тогда и понятия не было — Сверхмагистраль! Это наше, советское понятие, нами созданное, его и надо воплощать в жизнь!

Однако же нашлись у Лазарева и сторонники:

— Великую-то Транссибирскую не мы строили! Но построили всего за девять лет — небывалый срок для столь грандиозного проекта! Американские инженеры приезжали — глазам не поверили!

Этот доклад, все, все это было с месяц тому назад, а вчера на очередном заседании президиума Крайплана Лазарев недвусмысленно выразил свое «долго складывающееся и наконец окончательно сложившееся мнение»:

— Южно-Сибирская!

Вчера в два часа дня с минутами он так сказал, а сегодня в шесть часов двадцать минут утра умер!

И теперь никто в Крайплан не звонил и не присылал курьеров, никто не напоминал о назначенных на сегодня и завтра заседаниях с участием крайплановцев, о согласованиях, об уточнениях контрольных цифр. Никто ни о чем не напоминал, любая память казалась нынче невероятной.

Как было понять: вчера Лазарев сказал «Южно-Сибирская!», в конце рабочего дня во всех причастных делу организациях только и было разговоров, споров, соображений по поводу этих слов, а сегодня он уже ничего не говорит и ничего не утверждает. Он молчит, Он мертв!

А крайплановцы-то теперь кем будут? Они теперь будут и не крайплановцы, не сослуживцы и даже не личности, если среди них нет Лазарева, если он ими всеми и такими разными одинаково пренебрег, оставил всех навсегда.

Кроме проблемы Южно-Сибирской магистрали были еще Турксиб, кроме Турксиба — Кузбасс, кроме Кузбасса — проблема хлебозаготовок на экспорт, проблема Северного морского пути, плановые цифры коллективизации на 1929 год, но все это теперь, без Лазарева, не проблемы и не цифры, а только арифметика странная и не очень надежная... Лазарев так и не отредактировал — не успел — директиву окружным плановым комиссиям по контрольным цифрам на предстоящее пятилетие, кто ее теперь отредактирует? На сегодня был назначен отчет Аульского окрплана, аульские плановики, наверное, уже здесь, прибыли утренним поездом, но в Крайплан пока не заходят, их нельзя не понять: что им делать в Крайплане, если в нем нет Лазарева? На завтра назначена встреча с председателем РКИ, Рабоче-крестьянской инспекции, и с «Сибтрудом» по вопросу о сокращении штатов в целом ряде краевых организаций, а том числе и а самом Крайплане — что можно говорить о штатах, о сокращениях, если нет Лазарева, если он сам сократился навсегда? Неделю назад председатель Крайисполкома товарищ Гродненский, года его критиковали в Крайкоме ВКП(б), сказал: «Я хоть сейчас готов поменяться должностями с подчиненным мне Лазаревым, нет сомнений, он лучше справится с моей работой, но все дело в том, что я-то не справлюсь с его работой! И никто, кроме него, не справится!»

А кто же теперь-то будет справляться?!

Не раз Лазарева хотела забрать Москва, но товарищ Озолинь, секретарь Крайкома ВКП(б), стоял насмерть: «Не отдам! Замены местными силами мы не сделаем, а пришлете человека из Центра — он два года будет изучать географию края и когда-то еще войдет в курс? Не отдам! Найду среди сибиряков двух, а то и трех председателей Малого Совнаркома, а Лазарева не отдам! »

И это при том, что товарищ Озолинь далеко не всегда ладил с Лазаревым, что на одном из пленумов Крайкома Лазарев назвал Озолиня «мастером тактики, у которого не на все проблемы хватает стратегии». А может быть, надо было Лазарева Москве отдать? Может, он в Москве не умер бы?

Лазарев представлял собою малораспространенный, но вполне законченный человеческий тип — он не был похож ни на кого на свете, исключительно сам на себя, но довольно часто встречались люди, похожие на него. Правда, повторить его, повторить хотя бы приближенно было нельзя, разве что можно обладать одной-двумя чертами его внешности и характера, его манерой говорить, жестикулировать, слушать, удивляться, восторгаться, и, когда это было в ком-то, невольно казалось, будто эти люди состоят с ним в родстве.

Да-да, именно так и было: Лазарев представлял собою некий человеческий тип, Лазарев умер, с ним умер и этот тип.

...Сухая фигура, не очень высокая, но выше среднего, с выдвинутым вперед правым плечом.

Если он шел, казалось, что ему хочется бежать, а если сидел неподвижно, что вот-вот он вскочит. При этом он совершенно не был суетлив, только все время чувствовался его энергетический потенциал.

Заседания президиума, когда их проводил сам Лазарев, непривычного человека прямо-таки угнетали своей напряженностью и тем, что Лазарев то и дело разъяснял не только свои собственные мысли и соображения — о своих он не заботился, полагая, что высказывается ясно и отчетливо,— он то и дело разъяснял слова других: «Иными словами, вы утверждаете, что...», «Значит, вы хотите сказать, что...», «Итак, вас следует понять в том смысле, что... » Без таких комментариев он обходился редко. На это можно было обижаться, но только поначалу. Спустя время в комментариях возникала необходимость.

Время от времени при этом Лазарев, откидываясь на высокую спинку своего кресла, похожего на кресло судьи, обращался к секретарю Ременных: «Как там протокол? Ты пустого ничего не записал? Прочти-ка последние строчки».

Секретарь Ременных, безногий — обе ноги он потерял на германской войне,— вел протоколы безупречно, он вообще был правой рукой Лазарева и, передвигаясь на тележке с колесиками, успевал в течение дня побывать во всех секциях Крайплана, всех поторопить, всем заведующим секциями лично вручить особо важные бумаги; он был бесконечно предан Крайплану, а Лазареву прежде всего, и вот, откашлявшись, он громко, по-офицерски читал простуженным и немного трепетным голосом: «Товарищ Кулешов (Крайземуправление): «Сахаристость свеклы в Сибири ниже, чем на Украине. Это потребует для получения того же объема продукции больших посевных площадей, равно как и увеличения производственных мощностей сахарных заводов».