Архангельские рассказы - Виктор Пшеничный

Однажды я с приятелем находился в гостях у одноклассника в деревянном двухэтажном доме, в квартире на втором этаже мы были втроём. Взрослые ушли на работу, и мы наслаждались тёплой печкой, свободой, общаясь, перебирая и разглядывая великолепную коллекцию марок, которая была в этой семье. Вдруг в дверь постучали, в груди у меня началась лёгкая тревожная вибрация, незаметная для окружающих, в затылке заныло.

«Не открывай, не открывай», — зашипел я и схватил приятеля за рукав. Надо сказать, что в то время глазков, цепочек и дверных звонков ещё практически на двери не ставили, да и двери открывали сразу, не спрашивая.

Мы сидели тихо, тревожно прислушиваясь. В дверь ещё несколько раз постучали, и затем было слышно, как кто-то спустился по скрипучей лестнице вниз. Наша компания продолжала любоваться марками. Вдруг минут через пятнадцать сильно хлопнула входная дверь на первом этаже. Затопали, переговариваясь, несколько человек, через минуту в дверь громко, уверенно постучали. «Кто там?» — «Милиция». Возле открытой двери стоял молодой краснощёкий с мороза милиционер в чёрном полушубке, с чёрной овчаркой на длинном поводке. Собака повизгивала и царапала доски пола. «Дома чужие есть?» «Нет», — ответил приятель. За спиной человека с собакой виднелись ещё два милиционера с автоматами, у которых были круглые диски для патронов. Тут мы и рассказали им, что только что кто-то стучал в дверь. «Молодцы, что не открыли, это были бандиты», — сказал милиционер с собакой, и они затопали вниз на выход. Через день стало известно, что беглые бандиты после нас проникли в соседний дом, сильно поранили хозяйку квартиры, которая им открыла дверь, переоделись в цивильную одежду, взяли ценные вещи, еду и через сутки пытались уйти из города, но были задержаны милицейской засадой.

По мере того как я взрослел, чуткость и настрой моих внутренних локаторов, видимо, грубели и сбивались, но, несмотря на это, внутренняя интуиция ещё не раз спасала меня от беды и смертельной опасности.

В тот год осень была затяжная. В конце ноября осенние заморозки сменились оттепелями, и первый лёд на Северной Двине всё никак не мог набрать нужной толщины и прочности, чтобы на машине доехать до рыбных мест Двинского залива Белого моря и порыбачить. Решено было собрать компанию желающих и от поселка Конвейер пешком пересечь Корабельный рукав Двины и по мелким протокам вдоль Никольского острова дойти до мыса Кежемень, что на острове Лайда.

У Кежемени есть рыбацкая изба с печкой, в которой можно заночевать, а утром на рыбалку. К концу дня вся команда, восемь человек, собралась на краю посёлка в бане местного жителя, который был нашим проводником. Предварительно уселись вкруг на своих рыбацких ящиках и дружно выпили за удачу и гладкую дорожку. Когда спустились на чёрный, без снега, лёд, оказалось, что дорога действительно будет гладкой. Голый тёмный лёд обещал скользкую и опасную дорогу. «Давай ты становись первым», — сурово сказал пожилой проводник, указывая на меня. «Ты самый здоровый, вот и топчи тропу», — добавил он, насмешливо блеснув глазом. Я понимал, что по голому льду тропу топтать не надо, а вот испытать прочность льда, который потрескивал под моими ста килограммами, — идея для нашей компании неплохая.

День давно закончился, и в наступившей ночи мы гуськом двигались вперёд. Проводник шёл сзади, подсказывая направление движения. Прояснело, луна вовремя освободилась от облаков, подморозило, и идти стало легче, ноги уже почти не скользили. Шли в полной тишине, лишь иногда под ногой трещал ледок на подмёрзшей луже да брякала плохо уложенная в ящике кружка. Низкие берега проток и островов, заросшие густым ивняком, выглядели неприветливо и уныло.

У острова Камбальего снова сели вкруг, выпили водки с чаем, закусили, отдохнули — и снова вперёд. В тёплой рыбацкой одежде идти было жарко, все распахнули полушубки, многие сняли шапки. Однообразный пейзаж и долгая, выматывающая силы дорога вызывали в моей голове соответствующие обстановке мысли и рассуждения: что куда, мол, нас чёрт несёт, и опасно, и далеко, и никакой надежды, что будет клёв, и как сложится обратная дорога, если вдруг случится оттепель или нагонный ветер затопит протоки морской водой?

Примерно через час подошли к довольно широкой протоке. На противоположной стороне при лунном свете на фоне густых тёмных зарослей ивняка ярким пятном сияла крыша долгожданной избы. Лёд на протоке показался мне особенно тёмным и неприветливым, в затылке завибрировал, отдаваясь мурашками по спине, таинственный нерв. Я резко остановился, и за мной встали все. «Давайте вырубим жерди, раз верёвку не взяли, — предложил я и добавил: — Что-то протока мне не нравится!».

«Кончай базарить, изба рядом, струсил, так отвали назад!» — загудели спутники. Я спорить не стал. Довольно быстро выломал длинную, но корявую жердь из ивы и, пристроившись сзади колонны, волоча за собой жердину, пошёл за всеми в сторону избы. Вдруг в десяти метрах от берега лёд под ведущим коротко треснул, и он оказался по грудь в воде, обеими руками опираясь на кромку льда. Все растерянно остановились. «Ложись на лёд!» — заорал проводник, который шёл вторым и оказался в этот момент метрах в пятнадцати от полыньи. «Лови!» — закричал я и, прицелившись, толкнул жердь в сторону проводника по ровной поверхности льда.

Закончился наш поход без потерь. При помощи моей жердины мокрого неудачника вытащили из воды и отогрели в избе. Утром, при свете дня, на убылой воде разглядели, что на месте злополучной полыньи на дне торчал небольшой, но довольно высокий камень, который на малой воде проткнул тонкий лёд, а на большой воде был не виден.

В награду я получил от всей компании стакан водки и искреннее спасибо!

Знак судьбы

Передо мной морская карта. В правом верхнем углу значок якорь, поверх якоря — пятиконечная звёздочка, в центре которой изображён серп и молот, и всё это в круге из якорной цепи. Еще чуть ниже надпись: «Белое море. Двинской залив от острова Мудьюгский до города Архангельска». В нижнем правом углу напечатано: «Издание Управления Гидрографической службы Военно-морского флота».

На карте — открытые пространства залива, тысячи островов и островков, больших и маленьких проток и судоходных рукавов. Вся эта грандиозная мозаика из воды и суши на площади около тысяча квадратных километров притягивает глаз и вызывает всё новые и новые воспоминания и радостные ощущения, по мере того как перебираешь знакомые и забытые названия: остров Мудьюгский, Сухое Море, Софроновская губа, Мурманский рукав, остров Кумбыш, Подостров, остров Никольский, рукав Маймакса, протока Алексина, протока Конёвка, протока Кузнечиха, остров Кего, район Соломбала. Деревни и посёлки: Конецдворье, Заостровье, Вознесенье, Ластола, Пустошь, Лайский Док, Цигломень, Андрияново, Красное, Чубола, Лапоминка, Патракеевка, Подборка. Пиршество для глаз и души!

Надо заметить, что зимней рыбалкой я занялся раньше, чем летней, не считая мальчишеского баловства с самодельной удочкой на озёрах и речках послевоенной Карелии. Когда я начинал осваивать зимнюю рыбалку в Архангельске, то большинство любителей подлёдного лова обычно ездили до посёлка Конвейер на берегу Корабельного рукава и до деревни Патракеевки в устье реки Мудьюги, впадающей в залив Сухое Море.

От посёлка Конвейер пешком мы шли через Корабельный рукав, по Кривой Стрежи, добирались до острова Камбальего и далее по протокам, если хватало сил, до Двинского залива.

До Патракеевки доехать можно было по старому разбитому зимнику вдоль Сухого Моря на мощных, проходимых грузовиках. Выезжать приходилось с вечера, так как дорога занимала восемь — десять часов. Бензина в баках едва хватало, чтобы вернуться домой. Когда военные основали на острове Кумбыш круглогодичную военную базу, им стало необходимо поддерживать зимнюю дорогу на остров, и этой дорогой, обозначенной на заснеженном льду деревянными вехами, стали ездить рыбаки-любители из Архангельска и население островных деревень, в то время жившее там круглый год, обеспеченное магазинами, школами, медпунктами, налаженным сельхозпроизводством. Теперь эти деревни брошены на вымирание, и в зимнее время в них почти не живут.

Впервые рыбачить в устье Двины летом мне пришлось в конце семидесятых годов. К тому времени я познакомился с Володей — владельцем деревянного катера, переделанного из большой морской шлюпки. Он был шатен, чуть выше среднего роста, в очках, с интеллигентной бородкой, контактный и доброжелательный.

В катере с автомобильным двигателем была просторная кабина, при необходимости отапливаемая дровяной металлической печуркой. Размер катера позволял размещаться на нём трём, а то и четырём рыбакам и комфортно отдыхать на воде от городской суеты несколько суток. Напарником Володи был Игорь — среднего роста инженер-строитель, примерно одного с нами возраста, с внимательным, серьёзным и пристальным взглядом. Он был всегда хорошо выбрит, тщательно одет и рыбацкие снасти содержал в идеальном порядке.