«Идите и проповедуйте!» - Инга Мицова

– Паси овец Моих.

Теперь было ясно видно, что Иисус внимательно смотрит даже не на него, а сквозь него, и Пётр непроизвольно поворачивался к Нему то одним боком, то другим, давая возможность разглядеть все уголки своей души. Ему нечего было скрывать.

– Истинно, истинно, говорю тебе, – проговорил Иисус, наклонив голову, – когда ты был молод, препоясывался сам и ходил куда хотел, а когда состаришься, то прострёшь руки твои, и другой препоя шет тебя и поведёт куда не хочешь.

Пётр не силился понять, он только знал, что Господь простил его, недостойного, слабого ученика. Чёрные глаза плавали в слезах, как две огромные рыбы в озере.

Иисус встал и, обернувшись к Петру, промолвил:

– Иди за Мной.

Пётр двинулся следом, не спрашивая, куда, зачем… Он шёл, ступая по камням, боясь ненароком отстать от Учителя, шёл, как послушная овца за пастырем… И вдруг, обернувшись, увидел, что Иоанн тоже тихо идёт за ними.

– Господи! – сказал Пётр, обращаясь к Идущему впереди. – А он что?

Иисус шёл какое-то время молча, сливаясь с лучами солнца.

– Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? Ты иди за Мной.

И так они шли дальше. Впереди – Иисус, за Ним – Пётр, а ещё чуть позади – Иоанн.

А на берегу у костра остались Иаков, Нафанаил, Фома и другие и смотрели вслед им.

Часть первая

Глава 1. Первые дни без Учителя

…И, сказав сие, говорит ему: иди за Мною. Пётр же, обратившись, видит идущего за ним ученика… Его увидев, Пётр говорит Иисусу: Господи! а он что? Иисус говорит ему: …что тебе до того? Ты иди за Мною.

Евангелие от Иоанна

– Ну, мои дорогие, здравствуйте, здравствуйте! – говорил Пётр, радостно улыбаясь и потирая возбуждённо лицо.

Волосы курчавились шапкою, выражение глаз было твёрдое и оживлённо-готовое. Казалось, он вернулся из дальнего путешествия, а ведь прошло совсем немного времени, как он оставил друзей на берегу и двинулся следом за Учителем.

Иаков, Андрей, Фома Близнец, Варфоломей, Матфей, Симон Зилот смотрели на него с почтением, даже немного приклонив головы, словно Пётр, их давнишний друг, приобрёл нечто особое – после того, как Учитель позвал следовать за Собой.

– Теперь нам надо идти в Иерусалим, – говорил между тем Пётр, всё так же потирая лицо обеими руками, будто совершая омовение.

– В Иерусалим? – спрашивали они, улыбаясь. Радость Петра передалась им. – В Иерусалим? Он тебе это сказал? Он так велел?

– В Иерусалим, в Иерусалим. Только надо созвать всех, и женщин тоже. Тётку Саломею, – кивнул Пётр Иакову Зеведееву, – Иоан ну, жену Хузы, Марию Клеопову… Конечно, Марию из Магдалы…

– Так Равви велел?

Пётр внезапно замолчал, погрустнел. Робким, незнакомым жестом прижав пальцы ко лбу, он рассеянно двинулся вдоль берега, позабыв про товарищей.

Они торопливо кидали обратно рыбу в лодку, то и дело оглядываясь на не успевший остыть костер. Пахло печёной рыбой, одна рыба всё ещё лежала на камнях, и сок с шипением капал на угли.

Все будто забыли про Иоанна и только молча кивнули, когда тот, возвратившись, приблизился к ним.

В Капернауме в разгар летнего дня улицы были пустынны. Город словно вымер, лишь время от времени раздавались полные муки крики мулов да верблюды звенели своей упряжью на постоялом дворе. Только что прибыл караван из Дамаска, который следовал в Священный город на праздник Пятидесятницы. Не летел, как раньше, по улицам крик: «Бессора, бессора!», оповещая всех жителей, что Учитель пришёл в город.

Семеро мужчин спешили вверх. На каменном заборе, выпирающем полукругом на улицу, сушились сети. Сверкнуло озеро, позади белели стены синагоги, где Он год тому назад сказал впервые, что Его тело – это хлеб, сошедший с небес. Что они тогда поняли? Ничего! И только Пётр на вопрос Равви «Не хотите ли и вы Меня оставить?» нашёлся что ответить. Пётр тогда сказал то, что было на сердце у каждого: «К кому нам идти? Ты имеешь глаголы жизни вечной». Да, у всех это было на сердце, конечно, не считая Иуды из Кариота. Предатель!

И картина казни, рассказанная тогда Иоанном, встала перед каждым, и прежде, чем войти в дом Петра, шестеро остановились и пропустили Иоанна, также приклонив головы перед ним, как незадолго перед этим приклонили головы перед Петром.

Уже вечером за трапезой они с восторгом перебирали подробности дня с самого раннего утра, когда, прорыбачив всю ночь и ничего не поймав, возвращались на берег. Радость переполняла их, они кричали, перебивая друг друга.

– Я первый узнал Равви! Узнал! – кричал Иоанн, обращаясь к Петру. – И ты сразу бросился в море!

– Я Его по голосу узнал! – кричал Андрей. – Он спрашивает: «Дети, есть ли у вас какая-нибудь пища?»

– А потом вышли на берег и не смели взглянуть Ему в лицо. Я всё следил за Его руками. Я их узнал! А ты почему-то считал рыбу, выбрасывая её из лодки! Зачем? – смеялся Иоанн, взглядывая на Петра.

Пётр тоже улыбался, но губы его дрожали.

– Ну да, Он сказал: «Дети, закиньте сеть по правую сторону».

– Ты что?! По левую.

– По правую. И сразу сеть стала тяжелеть. Я ещё крикнул Андрею: «Помогай!» Андрей, помнишь?

– А потом Он спросил: «Любишь ли ты Меня?» Почему? Почему он спрашивал именно тебя? – Иаков Зеведеев старался поймать взгляд Петра.

Пётр молчал.

– Потому что хотел только его позвать следовать за Собой.

– Я тоже шёл следом, – сказал Иоанн.

– Да, шёл, но Он тебя не звал. Ты сам пошёл.

– Вы не слышали, что Учитель сказал про меня Петру. – Лицо Иоанна покрылось красными пятнами. – Он сказал: «Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до этого?» Пётр, скажи, ведь ты спросил Учителя, зачем я иду?

Пётр молчал, словно не слышал.

Они брали куски печёной рыбы, ели, вытирали рты и передавали чашу с вином по кругу, как тогда, в последний день 15 нисана. Тихо трещали два светильника. И было слышно, как во дворе пели цикады свою бесконечную песню.

– Мне кажется, что это тот последний вечер с Учителем, – сказал Варфоломей тихо. – Всё чудится мне, что Он сейчас или войдёт к нам, или даже уже возлежит с нами. Стоит только сделать усилие – и мы увидим Его.

– О! – вдруг вскочил Пётр. Прикрыв глаза, как от сильного света, он побежал к распахнутой двери. – Нет! Нет!

Ужас охватил присутствующих. Они выскочили следом во двор.

В залитом лунным светом дворе, уткнувшись в потухший очаг, как тряпка, брошенная сохнуть на землю, лежал Пётр.

– Откуда во мне такая мерзость? Ведь я же любил Тебя более всего на свете? Нет! Я лгал! Более всего на свете любил я себя самого, потому и отрёкся! Три раза! Три раза!

– Прекрати кричать! Весь Капернаум сейчас соберётся здесь, – требовали Матфей и Симон Зилот.

Варфоломей, подперев голову рукой, жалостливо следил за Петром.

– Ты давал мне возможность три раза исправиться! Трижды! Трижды! Ты спросил меня, люблю ли я Тебя? О! Да! Господи! – кричал Пётр, воздевая руки кверху, и слёзы катились по его лицу. – Я люблю Тебя! Я люблю Тебя, Господи! Надеюсь, что теперь – более, чем себя! Надеюсь, что более себя! Надеюсь, что более себя! – Он опять исступлённо ударил себя в грудь. – «Не пропоёт и три раза петух!» – захлёбывался он, обращаясь к небу. – Ты знал уже всё тогда, на седере, и прощал мне заранее? О, эта служанка-искусительница… Как она сказала? «Ты был с Иисусом Галилеянином?» Господи, мне бы ответить: «Да, был и благодарен Всевышнему за это счастье!» Но что я сказал? Что?

Встав на колени, Пётр переводил взгляд на застывших Андрея, Иоанна, Фому, Варфоломея и на их лицах читал ужас и недоумение.

– «Не знаю, что ты говоришь!» – крикнул Пётр и простёр кверху руки. – «Не знаю, что ты говоришь!»

Огромная тень сквозь протянутые на просушку сети повторяла все его движения.

– Это я сказал, я, будучи Симоном, будучи Кифой, которого Ты призвал вторым! «Не знаю сего Человека!» – кричал Пётр, откидывая с остервенением волосы со лба, будто они мешали ему увидеть Учителя. – Господи! Ты позвал меня сегодня, Ты жалостливо спрашивал: «Любишь ли ты Меня?» Ты же видишь, Господи, что люблю, люблю Тебя более всего на свете! Верь мне, верь! – Пётр опять упал на землю и уткнулся в остывший очаг.

Всех охватила паника.

У калитки толпились любопытные.

– Опомнись, что ты говоришь! – шептал Иоанн, подбегая к Петру и становясь перед ним на колени.

– Я ведь тоже был на дворе Кайафы и ничего не слышал! Тебе привиделось, брат мой! Встань с земли!

Теперь оба, Симон Зилот и Иоанн, пытались поднять Петра.

Пётр всхлипывал и раздирал одежды…

– Опомнись, – шептал Иоанн. – Сейчас весь Капернаум сбежится! Я ведь тоже был во дворе Кайафы. Ничего, ничего из того, что ты говоришь, не слышал. Вставай с земли. – Иоанн пытался поднять Петра.

– Он Меня простил! Сегодня простил! – не слушал Пётр. – Клянусь! – Он даже не подумал, что нарушает заповедь Учителя. – Клянусь! Я отныне не предам Тебя вовеки! И всегда буду с Тобой!