ВОЛОГОДСКИЕ КРУЖЕВА - Надежда Саванина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Летняя ночь коротка. Вот уже рассвет. Пора вставать. По сонному городку, ежась от утренней прохлады, Катя идет рядом с отцом в гараж за машиной. Они молчат, но это молчание их не тяготит. Отец так много знает и так все понимает, что молчание с ним как большой разговор. А когда он обнимет за плечи и смотрит на нее такими же, как у нее, коричнево-зелеными глазами, она видит в них и любовь, и одобрение, и понимание, и гордость. Все-таки нет мужчины лучше, чем ее отец! Ах, какая мама молодец, что вышла за него замуж! Как она любит своих родителей и гордится ими!
Ехать было совсем недалеко. Большое село раскинулось на высоком берегу реки. Когда-то она была большая и судоходная. По приказу Петра I двести с лишним лет назад по ее берегам были посажены корабельные сосны, которые и сейчас гордо стояли шеренгами, отражаясь в спокойной воде реки, привлекая к себе любителей грибов и природы. А еще раньше при Иване Грозном здесь в больших количествах собирали раковины с речным жемчугом, которым украшали царские одежды, деревянные обложки рукописных манускриптов.
Машина остановилась у одного из домов в центре села. Отец вышел из машины и огляделся по сторонам, водитель посигналил хозяевам.
–Все готово, Николай Иванович! – высокий ладный мужчина вышел из сарая с большим шевелящимся мешком.
–И у меня готово- отвечала вышедшая на высокое крыльцо хозяйка, вытирая руки о цветастый передник – Караси в сметане уже шкварчат в печи.
–Как готово?! А рыбалка? – в голосе Кати послышались слезы.
–Ребята, давайте нам рыбалку, а карасей из печи потом- попросил смущенно отец.
–Это мы сейчас, это мы мигом. Петяшка -крикнул кого-то хозяин.
С сеновала спрыгнул подросток
– Что, батя, звал?
– Садись в машину к гостям и гоните к большой иве, а мы туда на лодке.
– Хорошо, батя.
Мать вынесла сыну горбушку хлеба, на которой горкой был насыпан сахарный песок, и большую кружку молока. Присев на лежащие кучей бревна и поставив молоко на землю, парнишка осторожно пальцем разравнял песок по куску, быстро облизал палец и споро, но обстоятельно стал есть. Уже сейчас в нем был виден будущий добрый хозяин. Закончив немудреный завтрак, Петяшка сел в машину и коротко, но деловито сказал
–Погнали налево, до первого поворота.
Село уже давно не спало: выгнали коров и другую мелкую живность в стадо, топились печи, в которых готовилась на день еда. Последние сны досматривала детвора, да, может быть, хворые старики.
Доехали быстро, поставили машину под огромную плакучую иву от жгучих солнечных лучей. Вскоре появилась лодка с хозяином и его напарником.
Хозяин спросил отца
–Николай Иванович, рыбалить будете иль понаблюдаете?
– Сегодня я понаблюдаю, а Катя порыбалит – засмеялся отец.
Катя, оторопев, оглянулась на отца: она никогда не слышала его такого озорного и молодого смеха. Он стоял, взъерошив по-мальчишески свои всегда аккуратно причесанные волосы, и вдруг, засунув пальцы в рот, отец залихватски громко с каким-то фирменным улюлюканьем свистнул.
–Ну, Николай Иванович, всех карпов перебудили!– расхохотались рыбаки. Петяшка хотел повторить, но у него получилось сипловато и слабовато.
Началась рыбалка, правда без удочек. Взрослые рыбаки с середины реки, растянув сеть, направились к берегу в сторону Петяшки и Кати. Молодежь будила карпов, которые залегли в тине отлогого берега. Кате дали трещотку, Петящке другое какое-то пронзительно звучащее сооружение, а Николаю Ивановичу, раз он такое мастер, приказано было чаще свистеть. Начался такой шум и гвалт, что, наверное, и мертвые на деревенском кладбище пробудились. И вдруг весь тинистый берег, слегка прикрытый водой реки, зашевелился. Карпы поднимались из тины и бросались в сторону чистой воды в глубину, а там их уже ждала сеть.
–Хватит, хватит-закричал отец, увидев результат всеобщего шума-Достаточно.
Сели в машину и поехали назад в деревню. Петяшке очень хотелось узнать, как это начальник бати так лихо свистит, но он стеснялся спросить. Около дома их ждала веселая хозяйка с чистым полотенцем и ведром холодной колодезной воды. Умывшись, пошли в дом. На столе, заваленном летней огородной снедью, была оставлена чистая середина, куда немедленно водрузили, именно водрузили, метровую в диаметре сковороду, наполненную большими карпами в шкварчащей подернутой коричневой пенкой сметане. Аромат необыкновенный наполнил комнату. Под смех, шутки и прибаутки в роде « Карпа ловить-не на охоту ходить» быстро подчистили всю сковороду.
Мужчины вышли на улицу покурить, а Катя с хозяйкой стали убирать со стола и готовить все к чаю. Женщина была по-доброму говорливой. Мягкая спокойная речь лилась как ручеек весной. Оказалось, что ее муж работает участковым милиционером, а Николай Иванович – его начальник, дай бог ему здоровья, хороший человек. Сначала он заставил мужа закончить вечернюю среднюю школу, а теперь муж заочно учится в школе милиции, чем она несказанно гордится по деревне. И вообще, она всегда считала, что ее мужик самый лучший в их большом селе, и она за ним как за каменной стеной, но всегда готова за него и в огонь, и в воду. Жаль только, что детей им бог больше не дает, а так бы хотелось Петяшке сестричку иди еще братика.
На улице раздался многократный свист. Хозяйка, отворив окно, крикнула
–Что это там за соловьи-разбойники на наши бревна слетелись?
Петяшка, осмелев, попросил батиного начальника такому лихому свисту его научить. Вот на улице и заработала школа свиста: учились и Петяшка, и его батя. К ним со своим свистом присоединился и водитель.
Мимо дома по улице шла соседская бабка Евдокия. Остановилась около усердно свистевших мужчин.
–Что рассвистелись, как оглашенные! Денег не будет!
–А нам деньги не нужны!– лихо ответил Петяшка.
–Какой шустрый постреленок, как я погляжу. Чай не при коммунизме живем. В сельмаге бесплатно только оберточную бумагу отрывают! -пошла дальше бабка Евдокия, бормоча про бестолковых нынешних мужиков.
Умаялись, насвистелись, пришли чай пить. На столе уже пыхтел большой ведерный самовар, стояло немудреное сладкое деревенское угощение: кусковой сахар, варенье, мед, конфеты – розовые подушечки, называемые в селах «Дунькина радость». Хозяйка принесла небольшой чугунок и открыла крышку. Там были маленькие пышечки, испеченные хозяйкой рано утром, а позже залитые в чугунке сметаной и томившиеся в печи до поры до времени. Про такую еду на Руси говорили – ум отъешь!
За столом теперь хозяйка больше молчала, любовалась своими мужиками: большим да малым, и, вся, светясь от солнца, от чая и, наверное, больше
