Там, где начинается синева - Кристофер Морлей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 2
Это было после ужина, апрельским вечером, и Гиссинг выскользнул из дома на прогулку. Он боялся оставаться дома, потому что знал, что если он это сделает, Фудзи снова попросит его починить вешалку для посуды на кухне. Фудзи был очень маленького роста и не мог дотянуться до того места, где над раковиной была привинчена стойка. Как и все люди, чьи умы очень активны, Гиссинг ненавидел обращать внимание на такие мелочи. Это была слабость его характера. Фудзи шесть раз просил его починить стойку, но Гиссинг всегда делал вид, что забывает об этом. Чтобы успокоить своего методичного дворецкого, он написал на клочке бумаги ВЕШАЛКА ДЛЯ ПОСУДЫ, и приколол ее к подушечке для булавок на туалетном столике, но не обратил внимания на записку.
Он вышел в зеленые апрельские сумерки. Внизу, у пруда, раздавались эти повторяющиеся высокие свистки: они все еще огорчали его таинственным необъяснимым призывом, но Майк Терьер сказал ему, что секрет респектабельности заключается в том, чтобы игнорировать все, что ты не понимаешь. Тщательное наблюдение за этой сентенцией несколько приглушило крик этой пронзительной странной музыки. Теперь это вызывало лишь слабую боль в его сознании. И все же он пошел в ту сторону, потому что маленький луг у пруда был приятно мягким под ногами. Кроме того, когда он шел рядом с водой, голоса были тихими. Это стоит отметить, сказал он себе. Если вы идете прямо в сердце тайны, она перестает быть тайной и становится только вопросом дренажа. (Мистер Пудель сказал ему, что, если он осушит пруд и болото, лягушачья песня не будет его раздражать). Но сегодня вечером, когда острое щебетание прекратилось, раздался еще один звук, который не прекращался, – слабый, умоляющий крик. Это вызвало покалывание в его лопатках, это сделало его одновременно злым и нежным. Он продрался сквозь кусты. В небольшой ложбинке тихо поскуливали три маленьких щенка. Они замерзли и были заляпаны грязью. Очевидно, кто-то оставил их там, чтобы они погибли. Они тесно прижались друг к другу; их глаза, мутно-неопределенного голубого цвета, были только что открыты.
– Это ужасно, – сказал Гиссинг, притворяясь шокированным. – Боже мой, невинные жертвы греха, осмелюсь сказать. Что ж, остается только одно, -
он осторожно поднял их и понес домой.
– Быстрее, Фудзи! – Сказал он. – Подогрей немного молока и добавь в него немного бренди. Я приготовлю кровать в комнате для гостей.
Он бросился наверх, завернул щенков в одеяло и включил электрический обогреватель, чтобы прогреть комнату для гостей. Маленькие подушечки их лап были ледяными, и он наполнил бутылку горячей водой и осторожно поднес ее к их двенадцати ногам. Их розовые животы пульсировали, и сначала он испугался, что они умирают.
– Они не должны умереть! – Яростно воскликнул он. – Если бы они это сделали, это было бы делом полиции, и неприятностям не было бы конца.
Фудзи подошел с молоком и выглядел очень серьезным, когда увидел грязные следы на чистой простыне.
– А теперь, Фудзи, – сказал Гиссинг, – как ты думаешь, они могут пить или нам придется заливать молоко внутрь?
Несмотря на свои высокомерные манеры, Фудзи был хорошим парнем в критической ситуации. Именно он предложил наполнитель для авторучки. Они вымыли из него чернила и использовали его, чтобы капать горячий бренди с молоком в глотки щенков. Их носы, которые были ледяными, внезапно стали очень горячими и сухими. Гиссинг боялся лихорадки и думал, что им следует измерить температуру.
– Единственный термометр, который у нас есть, – сказал он, – это тот, что на крыльце, с ртутью, разделенной надвое. Я не думаю, что он подойдет. У тебя есть клинический термометр, Фудзи?
Фудзи чувствовал, что его работодатель слишком много суетится по этому поводу.
– Нет, сэр, – твердо сказал он. – С ними все в порядке. Хороший сон оживит их. Утром они будут в наилучшей форме.
Фудзи вышел в сад, чтобы отряхнуть грязь со своей аккуратной белой куртки. Его лицо было непроницаемым. Гиссинг сидел у кровати в комнате для гостей, пока не убедился, что щенки спокойно спят. Он закрыл дверь, чтобы Фудзи не услышал, как он напевает колыбельную. "Три слепые мыши" была единственной детской песенкой, которую он помнил, и он пел ее снова и снова.
Когда он на цыпочках спустился вниз, Фудзи уже лег спать. Гиссинг прошел в свой кабинет, закурил трубку и принялся расхаживать взад и вперед, размышляя. В конце концов, он написал два письма. Одно из них было адресовано книготорговцу в городе с просьбой прислать (немедленно) один экземпляр книги доктора Холта об уходе за детьми и их кормлении и хорошо иллюстрированное издание "Матушки гусыни". Второе письмо было адресовано мистеру Пуделю с просьбой назначить дату крестин трех маленьких племянников мистера Гиссинга, которые переехали жить к нему.
– Хорошо, что все они мальчики, – сказал Гиссинг. – Я ничего не знаю о воспитании девочек.
– Я полагаю, – добавил он через некоторое время, – что мне придется повысить жалованье Фудзи.
Затем он пошел на кухню и починил подставку для кухонных полотенец.
В тот вечер, прежде чем лечь спать, он, как обычно, прогулялся по дому. Небо было усыпано звездами. У него вошло в привычку ближе к полуночи совершать обход своих владений, чтобы убедиться, что все в порядке. Он всегда заглядывал в холодильник и восхищался чистотой, оставленной Фудзи. Бутылки с молоком были плотно закрыты круглыми картонными крышками; сыр никогда не ставили на одну полку с маслом; дверцы холодильника были тщательно заперты. Такие наблюдения и медленное мерцание огня в плите, глубоко под слоем углей, доставляли ему удовольствие. В подвале он заглянул в мусорное ведро, потому что всегда с удовольствием убеждался, что Фудзи не тратит впустую ничего, что можно было бы использовать. С одного из кранов ванны для стирки капало, с мягким размеренным звоном: он сказал себе, что действительно должен позаботиться об этом. Все эти домашние дела казались еще более важными, чем когда-либо, когда он думал о юной невинности, спящей наверху в кровати в комнате для гостей. Он боялся, что до сих пор его жизнь была эгоистичной. Эти щенки были как раз тем, что ему
